богатыря Оггара взял, а где Оггар его добыл - то ныне неведомо. И спро-
сить Арбра нельзя, потому как умер Арбр много лет назад.
Дедушка Рагнарис тут уронил тяжко:
- Еще как умер.
Я так и обмер: неужто про того самого Арбра речь ведут?
Но больше об Арбре речи не было, а снова вернулись к мечу. Одвульф
старейшинам того села рассказал всю историю. Старейшины слушали его вни-
мательно. Бракила только переспросил, чей сын этот Агигульф, который чу-
жака убил, а после того, как Одвульф ответил: Рагнариса, невзлюбил сразу
и Агигульфа, и Одвульфа.
Ничего, правда, не сказал, но по всему видно было, что не люб ему
посланник.
Тут Одвульф потупился и сказал Хродомеру и Рагнарису, что потом
только понял, за что так невзлюбил его Бракила.
Хродомер с Рагнарисом долго молчали. А после Рагнарис как заревет:
- Ты что, мол, сучья кость, эту историю и старейшинам так же расска-
зывал, как Сигизвульту?
Одвульф подтвердил: да, слово в слово.
Хродомер только рукой махнул. Сказал Одвульфу:
- Опозорил ты нас перед Валией и Бракилой.
Одвульф удивился и сказал Хродомеру:
- Сигизвульт мне то же самое говорил.
Дедушка Рагнарис по столу хлопнул и велел кратко говорить: какой от-
вет тамошние старейшины дали.
Одвульф отвечал, что старейшины того села так велели передать старей-
шинам нашего села: никогда, мол, толку не было ни от Хродомера, ни от
Рагнариса; так чего ждать от села, где их старейшинами посадили? Если уж
Хродомер с Рагнарисом там за лучших и мудрейших почитаются, то что гово-
рить об остальных? Рагнарис в кости проиграл младшую сестру, в последний
только момент узнали и еле спасли от позора.
Хродомер же только и горазд был, что отцовских служанок портить, уб-
людков им делать. И каких сынов они воспитать могли, коли их самих отцы
из дома за недостойное поведение выгнали?
Валия же добавил: таких вот и воспитали: один, славный воин, в камы-
шах людей безвинных истребляет и грабит; другой же, славнейший, за долги
в рабстве мыкается...
Мы с Гизульфом поняли: ежели сейчас дедушка Рагнарис вспомнит, что мы
все это слушаем, - непременно изгонит. И тогда уж не выведать нам, как
там дальше у Одвульфа сложилось. Потому сделались как бы невидимыми,
точно две мыши. Я даже старался пореже дышать.
Но, по счастью, дедушке Рагнарису с Хродомером не до нас было, ибо
набросился вдруг дедушка Рагнарис на Одвульфа. Я подивился: сколько силы
в дедушке! Так стремительно кинулся, что и не успели заметить, как Од-
вульф уже посинел и глаза у него выкатываются из орбит.
Хродомер и брат мой Гизульф с трудом дедушку от Одвульфа оторвали, не
то убил бы. Одвульф на полу скорчился, за горло обеими руками держится,
хрипит и слезы роняет. Больно ему.
Дедушка Рагнарис заревел на весь дом, чтобы Ильдихо пришла и молока
принесла с собой - гостя напоить. Ильдихо кринку принесла, по сторонам
поглядела.
- Где гостюшка-то? - спросила.
Дедушка на Одвульфа показал (Одвульф у его ног корячился): вот.
Ильдихо молоко на пол возле лица одвульфова поставила и ушла, в мужс-
кую ссору не вмешиваясь.
Одвульф молоко выпил, долго плевался, кашлял, хрипел, горло тер. Пос-
ле сел и рассказ свой продолжил. Сказал, что недаром имя его означает
"Бешеный Волк". Не успокоился он на том, что старейшины те, Валия с Бра-
килой, высмеяли его и к вести не прислушались. Стал по всему селу правды
искать.
Ни одного двора не пропустил. Везде историю свою рассказывал. Дети за
ним по всему селу бегали, бабы кормили. В этом селе к блаженным привык-
ли, потому что у них Гупта есть, а теперь, когда Гупта к гепидам ушел,
скучали. В том селе даже дума шла, будто Гупта Одвульфа нарочно прислал,
чтобы не очень по нему, Гупте, скучали.
Но и так не сыскать ему было правды. Слушать-то его слушали, меч
рассматривали, но рассказу не верили, больше потешались.
Тогда Одвульф на хитрость решился. Вызнав у змеев ядовитых, сигиз-
вультовых зятьев да сынов, все о нраве воина Хиндасвинта, к нему напра-
вился. Могуч воин Хиндасвинт, волосом буйно зарос. Меж бородой и косма-
ми, из-под низкого лба, злобно маленькие глазки сверкают, будто кровью
налитые. Взыскует воин Хиндасвинт благодати Бога Единого и Его Доброго
Сына.
В том селе Гупта лишь одного Хиндасвинта в правоте своей убедил. Ник-
то больше Сына Доброго не любит. Один только Хиндасвинт Его любит и в
каждом слове, к себе обращенном, обиду увидеть норовит - себе и Доброму
Сыну.
Тяжела рука у воина Хиндасвинта. В селе его побаиваются, но чтут.
Крепко рукой этой хозяйство свое держит.
Крут нравом Хиндасвинт, но отходчив. Свиреп Хиндасвинт, но сердцем
жалостлив и часто слезами умиления бороду увлажняет, на иную малую тварь
заглядевшись.
Добр Хиндасвинт.
К нему-то и воззвал Одвульф. Сулил, что похлопочет у Доброго Сына за
Хиндасвинта. Мол, ведомы ему, Одвульфу, подходы к Доброму Сыну. И с охо-
той замолвит слово Одвульф Хиндасвинту перед Добрым Сыном, если Хиндас-
винт сейчас замолвит слово за Одвульфа перед старейшинами.
И рассказывал, Хиндасвинта распаляя, как поношениях, которые претер-
пел от звероподобной родни учтивого Сигизвульта.
И слушал его Хиндасвинт, яростью наливаясь.
Так добился Одвульф своего. Началась в том селе распря между могучим
Хиндасвинтом и старейшинами, которые в Бога Единого не веровали. И может
быть, собрали бы в том селе тинг, как Одвульф требовал, если бы не Си-
гизвульт.
Считал Сигизвульт, что родич позорит его. И старейшины, Валия с Бра-
килой, его подзуживали: позорит, мол, родич тебя, позорит. Учтивый Си-
гизвульт не своими руками с ним расправился, он псов своих бешеных,
зятьев, с цепи спустил.
Шел Одвульф с одного двора, где учил (он, кроме рассказа о чужаке,
еще Слову Божьему учить взялся), и, задумавшись, за околицу вышел.
Тут-то и подстерегли его зятья сигизвультовы: накостыляли и прочь от се-
ла погнали. Ибо нет гостеприимства за околицей. Гнали, как гончие зайца.
Всего оборвали. Но "Одвульф" недаром "Бешеный Волк" означает; он без боя
не ушел. И уходя пригрозил, что отомстят за него родичи.
Тут Хродомер насчет одежды, волнуясь, говорить начал. Как же так, Од-
вульф? Когда одежу справную тебе давали, уговор был, при всех скреплен-
ный: вернешь в целости и сохранности, ибо не в дар тебе дана, а для то-
го, чтоб наше село в том селе уважали.
Ты же всю одежу об зятьев сигизвультовых изорвал и тем бесстыдно пох-
валяешься.
И все больше распалялся Хродомер. Одежа-то была с Оптилы, лучшая. Не
хотел Оптила давать, как в воду глядел, да настоял он, Хродомер, ибо
честь села блюл. Как же теперь он, Хродомер, в глаза сыну своему, Опти-
ле, посмотрит? Оптила эту одежу потом и кровью добывал, жизнью своей
рискуя.
И стенал Хродомер: нагим оставил ты, Одвульф, сына моего, Оптилу! Как
в поход пойдет мой сын, мой воин? А что будет с ним, когда надвинутся
холода? Как нагой встретит зиму? Не дотянет до весны. Ужель не жаль тебе
Оптилу, сына моего?
Оптила тут же стоял и кивал согласно словам отца своего.
И плакал Одвульф, и жаль ему было Оптилу. И каялся Одвульф. В рабство
готов был к Оптиле идти за порванную одежу. Отработать долг свой.
Тут Хродомер быстро смягчился сердцем и споро определил, что именно
должен сделать Одвульф у него, Хродомера, на подворье, дабы обездоленно-
го Оптилу от лютой смерти избавить.
Тут дедушка Рагнарис, вспомнив, про меч кривой спросил с подозрением.
Агигульф, сын его младший, скоро вернется, нужно меч ему возвратить.
Агигульф непременно про меч спросит, не забывает такие вещи Агигульф.
Неужто и рагнарисова сына обездолил бесстыжий Одвульф?..
Брат мой Гизульф напрягся: он тоже на этот меч зарился.
Одвульф же сказал, что меч утратил в бою. Зятья сигизовультовы, звери
в облике человеческом, с сердцами, обросшими шерстью, меч отобрали,
пользуясь его беспомощным положением. Ибо не к кому было воззвать в селе
том, злом и враждебном.
Тут дедушка Рагнарис сперва запричитал складно, горькую долю Аги-
гульфову оплакивая, ибо жизнь свою оборонить Агигульфу отныне нечем. А
потом вдруг страшно рявкнул, чтобы Одвульф вон убирался и хотя бы седми-
цу ему, дедушке Рагнарису, на глаза не показывался.
А что до кривого меча, то пусть он, Одвульф, сам Агигульфу все это
рассказывает.
Заплакал тогда Одвульф и прочь побрел, голову свесив. К годье.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ГИЗАРНЫ ИЗ КАПИЩА
После того, как Одвульф воротился, три дня минуло - никто не ехал.
Дедушка Рагнарис очень ждал дядю Агигульфа, но того все не было. Дед ни-
чего не говорил, только кричал на всех больше прежнего, сына своего Аги-
гульфа заглазно руганью осыпал и меня побил ни за что.
К полудню четвертого дня Гизарна приехал. Грязью был забрызган и конь
под ним чужой, в мыле весь. Не приехал даже - будто алан, ворвался. Мимо
дома своего проскакал, как мимо чужого, и - прямо к Хродомеру на под-
ворье. Ему вслед кричали: что, мол, стряслось? А он как не слышит.
Только куры из-под копыт разлетаются.
Уже на подворье хродомеровом коня под уздцы схватили. Гизарна как
слепой смотрит. Хродомер вышел.
Гизарна сказал, что беда случилась. Хродомер на то отвечал спокойно,
что и без того видит, что беда случилась. Велел Гизарне молока поднести,
а пока отдыхает Гизарна, послать за Рагнарисом и другими.
Дедушка Рагнарис как услышал, что Гизарна весь грязный примчался и
худые вести привез, так и закричал с торжеством: так, мол, и знал, что
беда по округе ходит! И отцу нашему Тарасмунду сказал: со мной пойдешь.
Тарасмунд же отвечал, что ему безразлично, что жрецы языческие гово-
рят. Ежели идолище деревянное что и наболтало жрецам своим, то ему, Та-
расмунду, до этого дела нет, ибо он Богу Единому поклоняется.
На это дедушка Рагнарис сказал, что когда жена его Мидьо Тарасмунда в
чреве своем носила, ее Хродомер сильно напугал. И не хотел - а напугал.
Медовухи упившись и в веселое расположение придя, зашел на двор к другу
своему Рагнарису и заорал непотребным голосом. Видать то происшествие не
прошло без последствий. Как послушает рассуждений сына своего старшего,
так нет-нет, да вспомнит ту историю.
Отец наш Тарасмунд, обычно всегда спокойный, в тот день с утра не в
духе был. Как услышал те слова дедушки Рагнариса, так внезапно озлился.
- Коли я тебе так нехорош, - сказал он голосом опасным и тихим, - ко-
ли я последыш того испуга матери моей, так что же столь ее, несчастную,
обаяло, когда она Агигульфа, любимчика твоего, носила? Птицы, что ли,
небесные, что не сеют не жнут, а всякий день сыты бывают?
На то дедушка Рагнарис отрезал:
- Хотя бы и так!
И вышел из дома, палкой стуча. Со двора гизульфов визг донесся - де-
душка, видать, попутно огрел.
Отец наш только плечами пожал, но ничего не сказал.
Прошло время, и тут Скадус-раб от Хродомера прибежал, отца нашего зо-
вет. Кличут, мол, тебя старейшины, Тарасмунд.
Отец наш говорит:
- Не пойду. Не о чем мне с идолищами толковать.
Ушел Скадус. Отец наш насупился, мы к нему даже подступаться опаса-
лись. Редко он таким бывает.
Одвульф к нам заявился. Сказал:
- У Хродомера на подворье сейчас крик большой стоит, ибо вести Гизар-
на привез нехорошие. Тебя прийти просят. Не об идолищах толкуют, а о
вражеском нападении.
Тарасмунд еще больше брови хмурит.
- О каком еще нападении? Архангел Михаил, что ли, капище сокрушил?
На то Одвульф сказал:
- Рать ли небесная, враги ли наши, только от капища уголья одни оста-
лись.
Тарасмунд спросил Одвульфа, пристало ли о капище языческом столь ра-
деть?
У нас в селе Одвульфу не вдруг поверят. Много сочиняет Бешеный Волк,
в святые рвется. Вот и отец наш Тарасмунд верить ему не спешил.
Одвульф тогда передал, что у Хродомера говорили. Мол, ты, Тарасмунд,
