Агигульфу с Валамиром о Гизарне и не подумалось. Не способен Гизарна на
злодейства такие. Да и о козлах речи не велось.
Тут дедушка Рагнарис сказал ядовитейше, что доброе, видать, воинство
взрастили в селе нашем, коли только по козлам друг друга и различают.
Который с козлами - тот Гизарна, а кто сам козел - тот Агигульф.
И добавил сокрушенно, что при Аларихе, мол, все иначе было. Все с
умом да с толком делалось. Потому и не рыскали чужаки по округе, что по
селам настоящие воины жили, а не шуты гороховые. А как сопляк Теодобад в
бурге сел, так и кончилось благолепие. При Аларихе небось на сев глядючи
в походы не хаживали.
Тут дядя Агигульф омрачился - не любил он про ту посевную вспоминать.
Сказал: как бы то ни было, а гепидов весть обеспокоила. Не всякий
день капище разоряют и жрецов убивают. Да и без того чувствовали гепиды,
что беда идет.
Собрали тинг. Гепиды народ основательный: уж если взялись что-то де-
лать, так делать будут с толком. И решили гепиды на том тинге, что самое
лучшее будет - всю округу прочесать. Особенно же охотничьи заимки, где
чужаки укрываться могут.
Но для такого дела очень много воинов нужно. Гепиды между собой суди-
ли и рядили и решение приняли с наибольшей быстротой, на какую только
гепиды способны, то есть, на второй день, когда все уже охрипли от сте-
пенных речей: собрать всех воинов, и из этого гепидского села, от других
сел ближних гепидов, и от дальних гепидов, где сейчас сильный вождь си-
дит по имени Оган.
А ежели не даст воинов Оган-Солевар - а Оган наверняка не даст, Огану
воины нужны с Лиутаром-вандалом воевать - тогда обидеться, отпасть и под
Теодобада-гота идти: пусть Теодобад людей дает. Благо посланцы готские
от Теодобада - вот они и не надо время тратить и посылать к готам своих
вестников.
Тут дядя Агигульф добавил с завистью, что гепидам-то проще, ибо нет у
них вражды между селами, как у нас. Дедушка же Рагнарис поглядел на него
презрительно, как на вошь, какую доводится в сединах отловить. Спросил,
хватило ли ума у них с Валамиром смолчать и не рассказывать гепидам про
вражду нашу? Дядя Агигульф сказал, что гепиды и так про эту вражду зна-
ют.
Такой наказ посланцам теодобадовым дали гепиды: передать как есть
все, что на тинге решено было. И еще сказали гепиды: с Оганом ли Солева-
ром мы останемся, под Теодобада ли пойдем - того пока не знаем. Пусть
Теодобад не взыщет. А от приглашения в золотой бург мы не отказываемся.
Вот урожай соберем и по первым холодам в золотой бург двинемся. С волами
пойдем.
После тинга они с Валамиром сразу из села гепидского уехали; всего же
прожили у гепидов одну седмицу.
Тут отец наш Тарасмунд спросил дядю Агигульфа, не слыхал ли он там, у
гепидов, что-нибудь о Гупте-святом. Ибо весть пришла, что к ближним ге-
пидам Гупта отправился, весть о Добром Сыне понес.
Дядя Агигульф, смутившись заметно, сказал, что да, слыхал о таком.
Будто к тем гепидам отправился Гупта, где вождем Оган-Солевар сидит, то
есть, к дальним гепидам в бург. Оган тот богам отцовским поклоняется, а
Бога Единого к себе в бург не пускает. И потому предал Гупту лютой смер-
ти Оган. Так у ближних гепидов говорили.
Еще сказывали, что так вышло между Оганом-Солеваром и Гуптой. Когда
Гупта в бург пришел, весть о Добром Сыне принес, у Огана как раз жена
умерла. Умерла, не оставив детей. Была она из крепкого рода и принесла
Огану немалое богатство. Теперь же, поскольку детей она по себе не оста-
вила, все эти богатства от Огана должны к братьям жены отойти, ибо таков
закон.
Очень Огану-Солевару не хотелось богатства эти терять. Жаден Оган ху-
же Афары. Вот и просил он Гупту, чтобы воскресил тот жену его. И обещал
Гупте принять веру его, если тот такое чудо совершит.
Но не смог Гупта воскресить жену оганову. Два дня бился, от трупа уже
смердеть начало. И отступился тогда Гупта.
А братья жены огановой злорадствовали и обидное Огану говорили.
И предал тогда Оган Гупту смерти.
Так в селе гепидском говорили, где дядя Агигульф с Валамиром гостева-
ли. И он, дядя Агигульф, с Оганом в поступке его согласен.
А еще он, дядя Агигульф, иную думку имеет. Гупта даром что блаженный,
а готом был. И очень Огану не понравилось, что гот по его солеварням
бродит. За соглядатая он Гупту принял. Боялся Оган, что сперва от готов
блаженный да кроткий придет, а дорожку проторит вовсе не блаженным -
свирепым да ухватистым. Небось, теодобадов человек этот Гупта - так
Оган, небось, рассуждал сам с собою.
Таков был рассказ дяди Агигульфа.
Мой брат Гизульф хвастает, что на следующий год дядя Агигульф возьмет
его к Теодобаду в бург. А потом его посвятят в воины. Но я говорю Ги-
зульфу, что ему все равно придется рано жениться, как нашему отцу Тарас-
мунду. Гизульф - старший: ему придется продолжать наш род, а мне - хо-
дить в походы. Как дяде Агигульфу. Гизульф злится, когда я ему это
объясняю.
Гизульф говорит, что все равно он уже мужчина и может ходить в похо-
ды. И что его, а не меня дядя Агигульф возьмет осенью в бург; и они пой-
дут с дядей Агигульфом и с Теодобадом в поход.
У Гизульфа нет своего меча. Меч очень дорог. Гизульф надеется полу-
чить чужаков кривой меч.
Я спрашивал моего брата Гизульфа, кто научит его обращаться с кривым
мечом. Может быть, Ульф бы и научил, но Ульф у вандалов. У отца моего
Тарасмунда меч прямой и у дяди Агигульфа меч прямой. Гизульф говорит,
если не дядя Агигульф, так у Теодобада в дружине кто-нибудь научит. На-
шего дядю Ульфа научил ведь кто-то. Нет такого оружия, которым не владел
бы дядя Ульф.
Когда Одвульф утратил тот кривой меч, больше всех мой брат Гизульф
опечалился. Он с нетерпением ждал дядю Агигульфа. Надеялся, что дядя
Агигульф-то добудет назад тот кривой меч. И почти наверняка ему, Ги-
зульфу, подарит.
Дядя Агигульф и вправду, как наутро проснулся, так сразу про меч
вспомнил и спросил: где, мол, тот кривой меч, что с чужака взяли? Дедуш-
ка Рагнарис даже и говорить ничего не стал. Велел прямо к Одвульфу дур-
коватому идти и с Одвульфом про меч тот разговаривать. Мол устал, он,
Рагнарис, от глупости нашей. Не в его годы такое претерпевать. Сами,
мол, между собой и разбирайтесь. Негоже старому кобелю вмешиваться, ког-
да молодые кобелята лаются.
Когда дядя Агигульф широким шагом со двора вышел и к Одвульфу напра-
вился, мы с братом с ним пошли. Брат мой Гизульф с важностью заметил,
что, может быть, придется Одвульфа от рук дяди нашего спасать. Ибо стра-
шен в гневе дядя Агигульф. И после, ежели убережем дядю от смертоу-
бийства, оба они - и Одвульф, и сам дядя Агигульф - будут нам благодар-
ны.
Вошел дядя Агигульф к Одвульфу и без лишнего слова потребовал: отда-
вай, мол, меч - добычу мою законную, с риском для жизни взятую.
Одвульф тотчас же беситься начал, будто оса его укусила. Горшок, из
которого хлебал, оземь швырнул, штаны себе похлебкой забрызгал. И про
псов бешеных, зятьев сигизвультовых, закричал. Дядя Агигульф за грудки
его схватил:
- Не знаю, - говорит, - никакого Сигизвульта. С кем это ты снюхался в
старом селе? Кому мой меч отдал? На ночь с рабыней, небось, сменял?
Одвульф на то возразил, что поскольку в святые готовиться, то бабы и
вовсе ему ни к чему.
Дядя Агигульф как про Бога Единого услышал, так и вовсе озверел. Зак-
ричал еще громче прежнего, что сейчас из дурака-Одвульфа Одвульфа-муче-
ника делать станет. Пускай, мол, Одвульф ему собственный меч отдает, ко-
ли его, Агигульфа, кривой меч утратил столь позорно, в драке с какой-то
собачьей сворой.
Дядя Агигульф все больше распалялся. Никаких сигизвультовых зятьев он
не знает, да и Сигизвульта этого. Небось, Одвульф их с перепугу выдумал,
дабы позор скрыть. Меч-то кривой в том старом селе, поди, мальцы отняли.
И еще кричал дядя Агигульф, что мало ему за свой кривой меч одвульфо-
ва прямого меча. Пусть еще что-нибудь даст в придачу Одвульф, ибо кривой
меч дороже прямого стоит, по причине редкости своей в краях здешних. И
молчал Одвульф, пока дядя Агигульф его тряс, потому что закон был на
стороне дяди Агигульфа.
Гизульф, эти крики слушая, радовался. Прямой меч ему еще больше хоте-
лось получить, чем кривой. С кривым мечом был бы он, Гизульф, как белая
ворона, а с прямым - другое дело.
Но тут оправился, наконец, Одвульф и заорал дяде Агигульфу, слюной
брызгая: дескать, Агигульф сам с врагами снюхался, с гепидами в заговор
вошел. Кто Гупту извел, а после в село гепидское спешно отправился?
Дядя Агигульф от неожиданности Одвульфа выпустил. Спрашивает:
- Что значит - кто? Оган убил.
- Ты, ты убил! - закричал тут Одвульф, торжествуя. - Ты Гупту и убил.
И в старом селе так говорят. Гупта-то рыжий был и таскался где ни попа-
дя, мог и в кустах сидеть, мог и в камыше таиться... Права Хильдефрида
хродомерова, ох права. Черное дело ваш род задумал. Нарочно Хильдегунду
Рагнарис под вандала подложил. Через родство и вандалов под себя подмять
хотите. А теперь и за Теодобада взялись, охмурили, с ближними гепидами
его брачуете...
Дядя Агигульф рявкнул:
- Когда у гепидов был, говорили они, будто Гупта в бург к Огану-Соле-
вару пошел, там и смерть принял.
- То-то и оно! - завопил еще пуще Бешеный Волк Одвульф. - То-то и
оно! Мог он из своего села к дальним гепидам уйти, а мог и к нам по-
даться. И через озеро идти мог. Там-то ты его и подстерег, там-то ты
Божьего блаженного человека и извел, идолопоклонник!
- Не я его убил, Оган его убил! - повторил дядя Агигульф.
- Оно и видно, что ближние гепиды тебя охмурили! - заявил Одвульф. -
Глаза тебе, олуху, отвели. Гепиды Гупту не видели никогда, потому и не
признали мертвую голову. И что им, язычникам, до Гупты? Они сейчас, не-
бось, за животы держатся: вот, мол, дурак гот, как мы его ловко! Сороди-
ча своего блаженного убил, а про то и не ведает!
И дыхание переведя, с новой силой на дядю Агигульфа обрушился:
- И село-то свое опозорил, и беду на нас, на всех навлек от чужаков.
Ведь кто, как не Гупта, мог бы всех нас от напасти оборонить? А теперь
кто будет нас оборонять? Ты, что ли, идолопоклонник, с мальцами сопливы-
ми?
Тут брат мой Гизульф, речи эти слушая, заметно опечалился и пробормо-
тал, что не видать теперь меча - ни кривого, ни прямого.
Остервенясь, заорал дядя Агигульф, что коли не может Одвульф отдать
того, что по праву отдать должен, и ежели нечем заменить чужую собствен-
ность, по его, одвульфовой, вине утерянную, то в рабство его, Одвульфа,
обратят. И тинг такое решение примет, если Агигульф к старейшинам обра-
тится. Ибо негоже доброму воину Агигульфу обиды чинить.
Тут-то Одвульф про родство наше вспомнил. Совсем, видать, озверели
идолопоклонники - кровную родню в рабство средь бела дня обращают.
Дядя Агигульф аж затрясся. Поняли тут мы с братом, что сейчас дядя
Агигульф будет Одвульфа рвать, как того кабана и двух свиноматок порвал.
И повисли на дяде. Вспыльчив дядя Агигульф, но отходчив. Походил он с
нами, на нем висящими, по двору одвульфову, как кабан с собаками охот-
ничьими, а после успокоился. Снова ворвался в дом к Одвульфу, вцепился в
него и прорычал, что от слова своего не отступится. Не помнит он такого
закона, чтобы дальнего родича никчемного, седьмую воду на киселе, в
рабство нельзя было обратить, ежели взял тот родич у тебя дорогую вещь
на время и загубил ее. Не Одвульфу - тингу это решать, как за меч расп-
лачиваться будет. Напоследок толкнул Одвульфа сильно, так что тот в очаг
потухший сел, и вышел из хижины одвульфовой.
ВОЗВРАЩЕНИЕ УЛЬФА
С той поры, как мой отец Тарасмунд виделся с Ульфом в бурге у Теодо-
бада и Ульф отказался с Тарасмундом домой возвращаться, а потом еще Ве-
лемуд-вандал весть привез, что у него Ульф с семейством осел, - с тех
пор у нас об Ульфе и не говорили. Отец мой, видать, крепко на Ульфа оби-
