буду немедленно судить тебя как предателя и, если добьюсь
своей цели, отвечу за все.
Аббат с минуту подумал, как бы измеряя мысленно ярость
стоящего перед ним рыцаря. Затем сказал:
-- Идите как пришли, с миром, о раб ярости и зла, но знайте,
что проклятие церкви последует за вами. Я говорю вам, что вы
стоите на краю гибели.
Сэр Джон посмотрел на него. Злоба исчезла с его лица, на нем
появилось какое-то странное выражение -- пророческое или
вдохновенное, можно назвать это как угодно.
-- Во имя неба и всех святых! Я думаю, что вы правы, Клемент
Мелдон,-- Под этой черной рясой вы такой же человек, как и
мы все,-- не правда ли? У вас есть сердце, есть руки и ноги,
есть мозг, чтобы думать. Для бога вы всего лишь скрипка, на
которой он играет, и как бы сильно ваш религиозный фанатизм
ни искажал ее звуков, струны порой говорят правду. Ну, а я
-- другая, может быть, более честная скрипка, хоть я и не
поднимаю двух пальцев правой руки и не говорю:
<<Благословляю, сын мой >> или :<<Отпускаю вам грехи ваши>>,
и вот сейчас наш единый бог играет во мне свою мелодию, и я
скажу вам, что он говорит. Я стою у порога смерти, но и вы
стоите не далеко от виселицы. Я умру как честный человек; вы
умрете, как пес, предавший все, и после этого пусть ваши
молитвы, ваши обедни и ваши святые помогут вам, если им это
удастся. Мы поговорим об этом еще раз, когда снова
встретимся где-нибудь в другом месте. А теперь, милорд
аббат, ведите меня к воротам, помня, что я с мечом следую за
вами. Джефри, поставь перед собой этих мерзких воронов и
следи за ними как следует. Милорд аббат, я ваш слуга. Вперед!
Глава II
Убийство у заводи
Некоторое время сэр Джон и его слуга ехали молча. Потом сэр
Джон громко рассмеялся.
-- Джефри,-- позвал он,-- это было опасным испытанием. Сэр
священник намеревался воткнуть нам между ребер испанскую
зубочистку, а потом для успокоения совести дать предсмертное
отпущение грехов.
-- Да, хозяин, но он благоразумно вспомнил, что у английских
мечей лезвие длиннее и что его головорезы провожают старый
новый год в харчевне у брода, и отказался от своего замысла.
Я всегда говорил вам,хозяин , что ваше старое октябрьское
вино слишком крепко для употребления днем. Его следовало бы
приберечь, чтобы пить перед сном.
-- Что ты хочешь сказать парень?
-- Я хочу сказать, что вашими устами говорит эль, а не
мудрость. Вы раскрыли ваши карты и сваляли дурака.
-- Как ты смеешь учить меня!-- сердито сказал сэр Джон.--
Мне хотелось, чтобы этот льстивый предатель хоть раз в жизни
услышал правду.
-- Так-так, но для правды и для тех, кто ее
почитает,наступили плохие дни. Разве было необходимо
говорить ему о том, что завтра вы отправляетесь в Лондон по
этому делу?
-- Почему нет? Я приеду туда раньше его.
-- Приедите ли вы туда когда-нибудь, хозяин? Дорога идет
мимо аббатства, а у этого священника достаточно головорезов,
умеющих держать язык за зубами.
-- Ты хочешь мне сказать, что он подставит мне ловушку. Не
посмеет, я тебе говорю. Но для твоего успокоения мы поедем
дальней тропинкой через лес.
-- Дорога там трудная, хозяин,; а кто ж сопровождать вас?
Большинство отправилось в извоз, другие -- отдыхают. В доме
только трое, вы не можете оставить без охраны леди Сайсели
или взять ее с собой в такой холод.-- И он прибавил
многозначительно:-- Помните, что в доме есть богатство,
которое кое-кому нужнее ваших земель. Лучше подождите
немного, ваши люди вернутся или вам удастся созвать
арендаторов и поехать в Лондон, как подобает человеку вашего
звания, в сопровождении двадцати славных молодчиков.
-- И дать нашему другу аббату время нашептать на ухо
Кромуэлу, а через него и королю. Нет, нет, я поеду завтра на
рассвете с тобой или, если ты боишься, без тебя, как я ездил
раньше и возвращался целым и невредимым.
-- Никто не посмеет сказать, что Джефри Стоукс боится
человека, священника или дьявола,-- покраснев, ответил
старый солдат.-- Тридцать лет ваш путь был хорош для меня и
теперь хорош. Я предупредил вас не ради себя -- мне-то
безразлично, что будет,-- а ради вас и вашего дома.
-- Я это знаю,-- сказал сэр Джон, смягчаясь.-- Не принимай
моих слов близко к сердцу, я сегодня не в себе. Во имя всех
святых! Наконец то мы дома. О! чья это лошадь проскакала в
ворота до нас?
Джефри взглянул на следы, отчетливо выделявшиеся при лунном
свете на только что выпавшем снегу.
-- Серая кобыла сэра Кристофера Харфлита,-- сказал он.-- Я
узнаю ее подковы и круглую форму копыт. Без сомнения, он
приехал навестить госпожу Сайсели.
-- Я запретил это ему,-- пробормотал сэр Джон, выскакивая из
седла.
-- Не запрещайте,-- ответил Джефри, забирая его лошадь.--
Кристофер Харфлит может быть хорошим другом для девушки,
когда понадобится, а мне кажется, что это время близко.
-- Делай свое дело, мошенник!-- закричал сэр Джон.-- Чтобы в
моем собственном доме какая-то девчонка и щеголь, желающий
поправить свои пошатнувшиеся дела, не ставили меня ни во что?
-- Раз уж вы меня спрашиваете, то, по-моему, они правы,--
невозмутимо ответил Джефри, уводя лошадей.
Сэр Джон большими шагами направился к дому через заднюю
дверь, выходившую в конюшню. Взяв фонарь, стоявший около
двери, он прошел по галереям наверх в гостиную,
расположенную перед залом, которым после смерти матери
пользовалась его дочь; тут он предполагал найти ее. Поставив
фонарь на столик в коридоре, он толкнул незапертую дверь и
вошел.
Вся передняя часть большой комнаты тонула во мраке. Задняя
была освещена только ярким светом топившегося камина и двумя
свечами. Все же около глубокой оконной ниши мрак рассеивался
и озарял ярким светом сидящую на дубовом кресле с высокой
спинкой Сайсели Фотрел, единственное оставшееся в живых дитя
сэра Джона. Это была высокая грациозная девушка с голубыми
глазами, каштановыми волосами и белоснежной кожей, с круглым
ребячьим личиком, какие большинство людей считают красивыми.
В эту минуту это лицо, обычно радостное и лукавое, казалось
обычным. И для этого, видимо, были причины, так как рядом с
ней на стуле сидел молодой человек и что-то горячо говорил
ей.
Это был здоровенный молодец, очень широкий в плечах, с
правильными чертами лица, длинным прямым носом, черными
волосами и веселыми черными глазами. Как и подобает
влюбленным, он, по всей вероятности, пылко и очень искренне
объяснялся ей в любви; сидя лицом к Сайсели, он о чем-то
умолял ее, а она откинулась на спинку кресла и ничего не
отвечала.
Как раз в эту минуту обильный поток слов иссяк: то ли
высказавшись до конца, то ли по какой-нибудь другой причине,
но молодой человек перешел к иному, более действенному
способу наступления. Вдруг, соскользнув со стула, он
опустился на колени, взял руку Сайсели и, не встретив
сопротивления, поцеловал ее несколько раз; затем
вдохновленный успехом, раньше чем сэр Джон, задыхавшийся от
негодования, смог найти слова, чтобы остановить его, он обнял
девушку своими длинными руками, прижал к себе и стал
целовать ее алые губы, как прежде целовал руки.
Эта дерзость, казалось, разрушила сковывающие ее чары,
так как, оттолкнув назад кресло и высвободившись из его
объятий, она поднялась и сказала дрогнувшим голосом:
-- О! Кристофер, дорогой Кристофер, так ведь нельзя!
-- Может быть,-- ответил он.-- Раз вы меня любите, мне все
остальное безразлично.
-- Уже два года, как вы знаете это, Кристофер. Да я люблю
вас, но увы! -- мой отец не согласен. Теперь уходите, пока
он не вернулся, или нам обоим придется поплатиться за это, а
меня, быть может, отправят в монастырь, куда ни один мужчина
н может проникнуть.
-- Нет, моя голубка. Я пришел сюда, чтобы просить его
согласия.
Тогда наконец сэр Джон не выдержал.
-- Просить моего согласия, бесчестный мошенник! -- проревел
он из темноты; при этом Сайсели упала обратно в кресло почти
в обмороке, а дюжий Кристофер зашатался, словно пронзенный
стрелой.-- Сначала обнимаешь мою дочь у меня на глазах, а
потом, позволив себе такую дерзость, просишь моего согласия!
-- И он бросил к ним, как бык, готовый к нападению.
Сайсели поднялась, стремясь убежать, но, увидев, что бегство
невозможно, бросилась в объятия своего возлюбленного.
Взбешенный отец, надеясь вырвать девушку из объятий молодого
человека, схватил первое, что попалось ему под руку -- одну
из ее длинных каштановых кос,-- и изо всех сил стал тянуть
ее, пока Сайсели не закричала от боли. При звуке ее голоса
Кристофер тоже вышел из себя.
-- Оставьте в покое девушку, сэр,-- сказал он тихо и
зловеще,-- или, да простит меня господь, я заставлю вас
сделать это!
-- Оставить девушку в покое? -- задохнулся сэр Джон. -- А
кто держит ее крепче -- ты или я? Это ты должен отпустить ее.
-- Да, да Кристофер,-- прошептала она,-- а то вы меня
разорвете пополам.
Он повиновался и посадил ее в кресло, хотя отец все еще не
отпускал каштановой косы.
-- Теперь, сэр Кристофер,-- сказал он,-- я уж проткну тебя
своим мечом.
-- И пронзите сердце вашей дочери вместе с моим. Что ж,
пусть будет по вашему, а когда мы умрем и вы лишитесь детей,
слезы сведут вас в могилу.
-- О! Отец, отец! -- воскликнула Сайсели, знавшая характер
старика и опасавшаяся самого худшего. -- Во имя
справедливости и милосердия, выслушайте меня. Мое сердце
принадлежит Кристоферу и принадлежало с самого детства. С
ним я буду счастлива, без него будет только мрак и отчаяние,
и он клянется в том же. Зачем вам разлучать нас? Разве он не
подходит мне, плох его род или запятнано имя? До недавних
пор разве он не пользовался вашим расположением и вы не
разрешали нам быть все время вместе? А теперь слишком поздно
отказывать ему. О! Почему, почему?
-- Ты знаешь достаточно хорошо почему, дочь! Потому то я
выбрал тебе другого мужа. Лорду Деспарду понравилось твое
детское личико, и он хочет жениться на тебе. Не далее как
сегодня утром мы ударили по рукам.
-- Лорд Деспард ? -- вырвалось у Сайсели. -- Но он только в
прошлом месяце похоронил свою вторую жену! Отец, он вашего
возраста, пьяница, и его внуки почти ровесники мне. Я
покорна вам во всем, но никогда он не возьмет меня живой.
-- И сам не останется в живых, если попробует взять вас,--
пробормотал Кристофер.
-- Какое значение имеет его возраст, дочь? Он очень крепкий
человек, у него нет сына, а если он у него родится, то будет
самым богатым наследником наших трех графств. Главной-же --
мне нужна его дружба, потому что у меня есть заклятые враги.
Но довольно. Уходи, Кристофер, пока с тобой не случилось
ничего плохого.
-- Пусть будет так, сэр, я пойду; но прежде, как честный
человек, как друг моего отца и, как я всегда думал, мой
друг, ответьте мне на один вопрос. Почему вы с некоторых пор
изменили отношение ко мне? Разве я ни тот самый Кристофер
Харфлит, что и год или два назад? И разве я что-нибудь
сделал унижающее меня в ваших глазах или в глазах общества?
-- Нет, парень, -- прямодушно ответил старый рыцарь, -- но
раз ты хочешь знать, слушай. Год или два назад твой дядя,
женился, родил сына, и теперь ты только джентльмен с хорошим
именем, не имеющим средств достойно поддерживать его. Твой
большой дом будет продан с торгов, Кристофер. И ты никогда
не введешь в него свою жену.
-- Ах! Я так и думал. Кристофер Харфлит -- наследник земель
Лесборо -- один человек; Кристофер Харфлит без этих земель
-- в ваших глазах другой человек. Однако, сэр, вы плохо
рассчитали. Я люблю вашу дочь, и она любит меня, а земли
Лесборо, и не только они, еще могут ко мне вернуться, да и я
не так глуп, чтобы не добыть себе других. В скором времени
очень много земель отойдет к короне, а при дворе меня знают.
Кроме того, я должен сказать вам: я уверен что женюсь на
Сайсели раньше, чем вы думаете, но я бы хотел получить
вместе с ней ваше благословение.
-- Что! Неужели ты хочешь похитить девочку? -- яростно
спросил сэр Джон.
-- Ни в коем случае, сэр. Но мы живем в такое время, когда
