волнующееся море, из которого, подобно островкам, выступали верхушки
холмов и крыши храмов. По мере того как мы спускались по довольно крутой
дороге, туман постепенно рассеивался, и, наконец, внизу засверкали
освещенные солнцем озера Чалько, Хочимилько [другое, удержавшееся до
нашего времени, название этого озера - Хочикалько] и Тескоко, подобные
трем гигантским зеркалам. На берегах озер виднелись многочисленные города,
но самый большой из них - Теночтитлан, казалось, плыл посредине водной
глади. Вокруг городов и за ними зеленели возделанные поля маиса, заросли
алоэ и густые рощи, а далеко позади возвышалась черная стена скал,
замыкающих долину.
Целый день мы быстро продвигались по этой волшебной стране. Позади
остались города Амекамека и Айоцинго, которые я не стану описывать, а
также множество живописных селений, разбросанных по берегу озера Чалько.
Затем мы вступили на каменную дамбу, похожую на широкую дорогу,
проложенную посреди озера, и во второй половине дня достигли город
Тлауака. Отсюда мы направились к Истапалапану, где Куаутемок хотел
заночевать в доме своего царственного дяди Куитлауака. Но когда мы
добрались до города, оказалось, что Монтесума, извещенный скороходами о
нашем приближении, повелел нам немедленно прибыть в Теночтитлан и выслал
для этого навстречу паланкины. Нам оставалось только сесть в них и
покинуть цветущий город садов.
Носильщики, не останавливаясь, несли нас по южной дамбе в столицу. Мы
двигались мимо городов, выстроенных на вбитых в дно озера сваях, мимо
садов, выращенных на плотах и плававших на воде, словно лодки, мимо
бесчисленных теокалли и пышных святилищ. Озеро вокруг было заполнено
множеством легких пирог, а по дамбе сновали в разных направлениях тысячи
индейцев, занятых своими делами. Наконец, перед самым заходом солнца мы
достигли Холока, укрепленного сторожевого форта, который расположен на
скрещении двух дамб. Я написал "расположен", но увы! - его уже больше нет.
Кортес разрушил Холок, точно так же как все остальные прекрасные города,
представшие в тот день перед моими глазами.
От Холока начинался Теночтитлан - теперь его называют Мехико, - самый
величественный и могучий из всех городов, какие мне доводилось когда-либо
видеть. В предместьях дома были построены из адобов - слепленных из ила
необожженных кирпичей, - но в центральных, богатых кварталах возвышались
здания, сложенные из красного камня. Посредине каждого дома, окруженного
садом, находился открытый дворик. Между домами пролегали бесчисленные
каналы с пешеходными дорожками по обеим сторонам. На площадях стояли
ступенчатые пирамиды, дворцы и храмы. Но все это сразу померкло, когда мы
очутились на огромной торговой площади, или тьянкес, и я увидел гигантскую
пирамиду. К вершине ее с юга и с севера, с запада и с востока вели четыре
каменные лестницы, на ступенях пирамиды лежали груды человеческих черепов,
а на самом верху стоял великолепный храм из полированных глыб с
высеченными на всех стенах изображениями змей. Я видел этот храм лишь
мельком, потому что уже смеркалось, и нас быстро понесли куда-то дальше
сквозь темные улицы.
Через некоторое время я заметил, что здания города остались позади.
Теперь мы поднимались на холм, поросший могучими кедрами. Наконец носилки
остановились на широком дворе, и меня попросили сойти.
Дом, куда привел меня принц Куаутемок, оказался поистине необычайным!
Потолки во всех комнатах были из кедрового дерева, на стенах висели
богатые разноцветные ткани, а золота здесь было, наверное, столько же,
сколько в нашем английском доме бывает кирпича и дуба. Вслед за слугами с
кедровыми жезлами в руках мы прошли сквозь анфиладу комнат и галерей,
пока, наконец, не добрались до зала, где нас ожидали другие слуги. Они
омыли нас ароматной водой, облачили в пышные наряды, а затем провели к
двери, перед которой нам пришлось снять сандалии и накинуть грубые темные
плащи, чтобы скрыть под ними свои роскошные одеяния. Только после этого
нам позволили переступить порог и войти в большой зал, где уже собралось
множество знатных мужчин и несколько женщин. Все они стояли неподвижно и
были закутаны в такие же грубые плащи. Дальний конец вала отгораживала
позолоченная деревянная ширма, из-за которой доносилась нежная музыка.
Мы остановились посредине вала, освещенного благоухающими факелами.
Несколько человек приблизилось к нам, приветствуя принца Куаутемока,
однако я заметил, что все они с любопытством рассматривают меня. Но вот к
нам подошла высокая, стройная женщина необычайной красоты. Она была
облачена в великолепное одеяние, украшенное драгоценностями, которые
виднелись ив-под темного плаща. Я уже устал удивляться и был до крайности
утомлен, но, несмотря на все, вид этой женщины буквально поразил меня:
никогда еще я не встречал такого прелестного лица! Обрамленное падающими
на плечи волнистыми прядями, оно было озарено большими, ласковыми, как у
лани, глазами; благородные черты были необычайно нежны; лицо казалось
немного грустным, но чувствовалось, что при случае оно может быть яростным
и даже жестоким. Этой знатной особе было не более восемнадцати лет; она
находилась в самом начале расцвета, однако обладала формами зрелой женщины
и поистине царственным величием.
- Привет тебе, мой брат Куаутемок! - проговорила она приятным
голосом. - Наконец-то ты прибыл! Мой царственный отец давно тебя ждет, и
тебе придется ему объяснить, почему ты задержался. Моя сестра и твоя жена
тоже удивлялась твоему опозданию.
Пока девушка говорила, я скорее почувствовал, чем увидел, что она
внимательно меня разглядывает.
- Привет тебе, Отоми, сестра моя! - ответил принц. - Я задержался в
дороге. Путь от Табаско дальний, а тут еще с моим спутником теулем, - при
этих словах он кивнул в мою сторону, - приключилось по дороге несчастье.
- Какое несчастье?
- Он спас меня от когтей пумы, рискуя жизнью, когда все остальные
бежали, ну и сам пострадал. Дело вот как было... - И принц коротко
рассказал о нашей охоте.
Девушка слушала внимательно, и я заметил, как горели ее глаза, пока
принц говорил. Но вот он кончил, и она обратилась ко мне:
- Добро пожаловать, теуль, - проговорила она с улыбкой. - Ты не из
нашего племени, но все равно ты мне нравишься.
И все так же улыбаясь, она отошла от нас.
- Кто эта знатная женщина? - спросил я Куаутемока.
- Это моя двоюродная сестра Отоми, принцесса племен отоми, любимая
дочь моего дяди Монтесумы, - ответил принц. - Ты ей понравился, теуль, и
это очень хорошо по многим причинам. Но... тш-ш-ш!
В этот момент ширма в дальнем конце зала раздвинулась, и я увидел
высокого человека, окутанного клубами табачного дыма. Он сидел на расшитых
узорами подушках и по индейскому обычаю курил позолоченную деревянную
трубку. Это был сам император Монтесума. Его необычайно бледное для
индейца лицо, обрамленное тонкими черными волосами, казалось унылым и
меланхоличным. На нем были ослепительно белое одеяние из чистейшей
хлопковой ткани, золотой пояс и сандалии, унизанные жемчужинами. Голову
его украшали перья царственного зеленого цвета. Позади императора
виднелось несколько красивых почти нагих девушек, которые наигрывали на
разных музыкальных инструментах, а напротив них стояли четыре старейших
советника, босые и закутанные в темные плащи.
Когда ширма раздвинулась, все, кто был в зале, упали на колени, и я
поспешил последовать их примеру. Но вот император сделал знак своей
позолоченной трубкой, разрешая присутствующим подняться, и мы снова встали
на ноги. Однако я заметил, что все стоят сложив руки и не смеют оторвать
взгляд от пола.
Монтесума сделал еще один жест, и к нему приблизились трое пожилых
мужчин. Насколько я мог понять, это были послы. Они обратились к
императору с какой-то просьбой и он ответил им кивком головы. После этого
они отошли, беспрестанно кланяясь и пятясь задом, пока не смешались с
толпой. Затем Монтесума что-то сказал одному из своих сверстников; тот
поклонился и медленно направился в зал, озираясь по сторонам. Наконец, его
взгляд упал на Куаутемока, заметить которого, по правде говоря, было
нетрудно, потому что он был на голову выше всех присутствующих.
- Привет тебе, принц, - проговорил советник. - Царственный Монтесума
желает говорить с тобой и с твоим спутником теулем.
- Делай все, как я, теуль, - шепнул мне Куаутемок и направился к
деревянной ширме. Когда мы вошли, ширму за нами задвинули, отгородив нас
от зала.
Некоторое время мы стояли неподвижно, сложив руки и потупив глаза,
пока нам не сделали знак приблизиться.
- Рассказывай, племянник, - негромко, но повелительно проговорил
Монтесума.
- Я прибыл в город Табаско, о прославленный Монтесума! Я нашел там
теуля и привел его сюда. Я также принес в жертву верховного жреца согласно
твоему царственному повелению и теперь возвращаю знак императорской
власти.
С этими словами Куаутемок передал советнику перстень Монтесумы.
- Почему ты так задержался, племянник?
- В дороге случилась беда, о царственный Монтесума! Спасая мне жизнь,
мой пленник теуль жестоко пострадал от когтей пумы; ее шкуру мы привезли
тебе в дар. Только тогда император ацтеков впервые обратил ко мне взор.
Один из советников подал ему свиток, и Монтесума принялся читать
письмена-рисунки, время от времени поглядывая на меня.
- Описание точное, - проговорил он, наконец. - В нем не сказано
только одного - что этот пленник прекраснее любого мужчины Анауака. Скажи,
теуль, зачем твои собратья пришли в мои владения? Зачем они убивают мой
народ?
- Об этом я ничего не знаю, о повелитель, - ответил я, как умел, с
помощью Куаутемока. - Эти люди не братья мне.
- В донесении сказано, что в твоих жилах течет кровь теулей и что ты
высадился на наши берега или близ берегов с одной из их больших пирог, -
ты сам в этом признался.
- Да, это так, повелитель, однако я из другого племени, а до берега я
доплыл в бочке.
- Я полагаю, что ты лжешь, - нахмурившись, проговорил Монтесума. -
Так тебя сожрали бы крокодилы и акулы. Но скажи мне, теуль, - продолжал он
с видимым волнением, - скажи мне, вы правда дети Кецалькоатля?
- Не знаю, о повелитель. Я из племени белых людей, и нашим отцом был
Адам.
- Наверное, это другое имя Кецалькоатля. Давно уже было предсказано,
что дети его вернутся, и вот час их прихода, как видно, наступил.
Тяжело вздохнув, Монтесума заговорил снова:
- Ступай, теуль, завтра ты мне расскажешь о своих собратьях, а потом
совет жрецов решит твою участь.
Услыхав о жрецах, я затрясся всем телом, умоляюще сжал руки к
воскликнул:
- Если хочешь, убей, повелитель, только не отдавай меня снова жрецам!
Все мы в руках жрецов, чьими устами говорят боги, - холодно возразил
Монтесума. - Кроме того, я думаю, что ты мне солгал. А теперь - уходи!
Так я удалился с самыми мрачными предчувствиями, и Куаутемок, повесив
голову, вышел вместе со мной. Я проклинал тот час, когда черт меня дернул
сознаться, что во мне есть испанская кровь, хоть я и не испанец. Знай я
тогда то, что знаю теперь, даже пытки не вырвали бы у меня ни слова! Но
сейчас горевать об этом было уже поздно.
Вслед за Куаутемоком я прошел в отдаленные покои дворца Чапультепека,
где нас ожидала его прелестная жена, царственная принцесса Течуишпо, а
вместе с ней еще несколько знатных мужчин и женщин. Среди них была и дочь
Монтесумы.
