дружелюбная болтовня Джуффина больше всего смахивает на игру сытого кота с
очень глупой мышью, которая даже не пытается удрать. Мышью, разумеется, был
я - неуклюжей, неповоротливой мышью, здорово отупевшей на хороших харчах...
Теперь, по законам жанра, мне полагался хороший удар тяжелой кошачьей лапой.
- А твои вялые попытки уговорить Мелифаро и Нумминориха уехать - это
вообще полный провал! - неожиданно сурово сказал Джуффин. - Чему я тебя учил
все эти годы, сэр Макс? Если уж ты принял решение - хорошее, или никуда не
годное, это уже другой вопрос! - будь любезен сделать все, чтобы его
осуществить. Если ты вбил себе в голову, что они должны уехать, значит, в
качестве средства убеждения ты должен был применить свои Смертные Шары, а не
никуда не годные словесные конструкции. Тем более, что логические построения
на сей раз тебе явно не удались...
- Смертные Шары я придерживал для второго раунда переговоров, -
неохотно ответил я, впервые в жизни испытывая глубокое отвращение к его
способности видеть меня как на ладони. Разумеется, шеф меня раскусил: он и
прежде всегда был в курсе моих немудреных мыслительных процессов.
- Можешь не хлопотать: никакого второго раунда не будет, - холодно
сказал Джуффин. - Я об этом позабочусь. И запомни хорошенько: всегда есть
только одна попытка, сэр Макс. А колдун, который верит в сказку о
существовании второй и, уж тем более, третьей попытки, обычно долго не
живет.
- Какая вам разница, сколько я проживу? - зло огрызнулся я. И поспешно
вышел, поскольку у меня не было ни желания, ни сил продолжать этот разговор.
Вообще-то, я здорово опасался, что Джуффин тут же вернет меня обратно,
хотя бы для того, чтобы запереть на всю ночь, от греха подальше, но он не
стал это делать. Да и зачем: в его распоряжении было немало других способов
заручиться моим молчанием, и я быстро в этом убедился...
Прохладный ночной воздух ласково прикоснулся к моему лицу. Я поднял
голову и увидел на небе абсолютно круглую зеленоватую луну. "Странно, -
рассеянно удивился я, - а вчера мне казалось, что дело только-только
близится к новолунию... Или не вчера, а просто во сне?" У моих ног, как
сытые щенки, копошились клочки густого тумана, фонари озаряли улицу Медных
Горшков тусклым, но теплым оранжевым светом. Ночь была чудо как хороша, и я
ухватился за ее великолепие, как за последнюю надежду. "Что бы ни случилось,
а эта восхитительная луна останется на небе, - подумал я, - и туман будет
время от времени укрывать мелкие разноцветные камушки мостовой, и этот
аромат..." - я осекся и поморщился от фальши собственного внутреннего
монолога. Обычно люди начинают обращать внимание на красоту окружающего мира
только в том случае, когда их дела совсем плохи. Недаром все мы становимся
поэтами в юности - обычно этому предшествует размолвка с хорошенькой
девушкой, или, того хуже - ее абсолютное невнимание. Впрочем, некоторым,
особо чувствительным, натурам хватает элементарной "двойки" по химии, или
размолвки с родителями... И сейчас я понял, что послушно повторяю одну из
самых банальных ошибок человечества: по команде "все хреново, жизнь не
удалась", начинаю усиленно любоваться пейзажем.
- Стоило, конечно, становиться таким могущественным дядей - только для
того, чтобы обнаружить, что как идиотом родился, так им и помрешь, - сердито
сказал я себе вслух. И с непонятным мне самому садистским удовольствием
добавил: - Причем скоро.
Умею я, однако, поднимать себе настроение - хоть вешайся!
еще одна страница сгорела
Я быстро понял, что Джуффин предусмотрительно наложил на меня какое-то
заклятие. Во всяком случае, меня охватила такая неестественная непреодолимая
апатия, что я не осуществил ни один из своих планов. Какое там: я устроился
на переднем сидении собственного амобилера, чтобы хоть немного собраться с
мыслями, и сам не заметил, как задремал. Это был неглубокий, но тяжелый сон
- говорят, именно так впадают в забытье солдаты, сутками сидящие под
обстрелом в окопах: уснуть по-человечески в таких условиях невозможно, а для
того, чтобы потерять сознание, они слишком крепкие ребята, поэтому
измученному телу приходится самостоятельно "переключаться на режим
сохранения энергии".
Проснулся я от холода, когда луна уже скрылась за горизонтом, но до
рассвета оставалось еще далеко, и понял, что хочу только одного: забраться
под теплое одеяло, выпить чего-нибудь горячего... Попытка собрать волю в
кулак, обдумать создавшееся положение, разработать хоть какой-то план и
начинать действовать не привела ни к чему. Собственно говоря, я был просто
неспособен думать на эту тему дольше нескольких секунд, потом внутренний
монолог прерывался, а глаза снова начинали закрываться. В общем, я ни на что
не годился - кроме как доехать до дома и завалиться в кровать.
Утром дела обстояли не лучше. Правда, мое настроение уже нельзя было
назвать скверным. Можно сказать, у меня вообще больше не было настроения -
никакого. И эмоций тоже не было - вернее, они вяло и беспомощно копошились
где-то на периферии моего сознания, как слепые котята в ведре с водой, за
мгновение до последней попытки сделать вдох... "Омерзительно, - совершенно
равнодушно, как о ком-то чужом, подумал я. - Самое время умирать: жалеть
мне, кажется, больше не о чем..." Но я не умер, разумеется. Я автоматически
умылся, оделся - о завтраке даже думать было противно - и дисциплинированно
поехал на службу.
Сэр Джуффин сидел в своем кабинете, свежий и бодрый, словно у него за
спиной была не бессонная ночь на рабочем месте, а продолжительный отпуск на
лоне природы.
- Неприятности вам к лицу, сэр, - без тени улыбки сказал я.
- К сожалению, не могу ответить тебе тем же, - насмешливо отозвался он.
- У тебя редкий дар превращать чудесное событие в личную трагедию, сэр Макс.
Но я думаю, ты мог бы не столь активно его эксплуатировать...
- Не говорите ерунду, - деревянным голосом отозвался я. - Вы же меня
заколдовали, да? Я чувствую себя непонятно зачем ожившей мумией.
- Не преувеличивай, - легкомысленно отмахнулся шеф. - "Заколдовал" я
его, видите ли... Просто позаботился о том, чтобы твои бурные переживания не
свели тебя с ума и не нарушили мои планы, вот и все! Мне уже стало скучно
наблюдать твое суетливое, но бездеятельное беспокойство. Признаться, ты меня
немного разочаровал, напоследок. Я-то надеялся, что за эти годы ты хоть
чему-то научился...
Я молча уселся в кресло и уставился в одну точку. "Интересно, -
флегматично подумал я, - неужели Джуффину нравится иметь дело с таким
тюфяком, в которого он меня превратил? Ну, значит так ему и надо!" Забавно:
мои мыслительные процессы не претерпели никакого изменения, я отлично
понимал, что именно со мной происходит, понимал, что это, в сущности,
ужасно, но... мое понимание больше не имело никакого значения, как не имеет
значения вполне отчетливо звучащий за стеной монолог героя какого-нибудь
фильма, который показывают по телевизору в соседней квартире. "Нужны ли
андроиду электроовцы?" - всплыла у меня в голове нелепая, но привязчивая
фраза. Кажется, так назывался один странный роман, который я читал когда-то
в юности, хотя сейчас все мои воспоминания смешались в неаппетитную вязкую
кашу. "Однозначно не нужны!" - закончил я эту гениальную мысль, и даже не
попытался улыбнуться. Я чувствовал на себе тяжелый взгляд шефа и смутно
осознавал, что под непереносимой тяжестью этого взгляда проваливаюсь все
глубже и глубже в густой мутный туман полной апатии. Что ж, пожалуй, Джуффин
поступил милосердно, хотя вряд ли им руководило желание облегчить мне
жизнь...
сгорело сразу несколько слипшихся страниц
Следующие три дня почти не сохранились в моей памяти: оказывается,
очень трудно запомнить события, если они не сопровождаются привычными
эмоциями. Помните вкус диетической манной каши, сваренной на воде, без соли
и сахара? Нелепая метафора, но она единственная хоть в каком-то приближении
может описать эти три дня, наполненные не слишком понятными мне в моем
тогдашнем состоянии, но активными хлопотами. Смутно помню, что сначала улицы
Ехо опустели, только повсюду мелькали бело-голубые лоохи адептов Ордена
Семилистника всех рангов, потом куда-то подевались и они. Моя ненадежная
память и элементарная логика хором подсказывают, что их тоже усыпили, да я и
сам, кажется, принимал самое активное участие в этом историческом
мероприятии. По крайней мере, я все время был при деле, настолько, что мне
почти не удавалось поспать, хотя сейчас я представления не имею, чем именно
занимался. Колдовал - так, что ли? Очень может быть, что и колдовал, да так,
как мне прежде и не снилось. Впрочем, в эти дни даже неопытный Нумминорих
вел себя как бывалый отставной Магистр какого-нибудь грозного Ордена, а
тихий обитатель Большого Архива, обаятельный, рассеянный и неловкий сэр
Луукфи Пэнц словно вжился в образ, репетируя главную роль в пьесе о бурной
юности знаменитого Лойсо Пондохвы5. Ничего
удивительного: поют же некоторые домохозяйки под самым примитивным гипнозом
почище Марии Каллас... а толку-то!
Утро четвертого дня я встретил на нашей половине Дома у Моста. Я
безучастно созерцал восход солнца - не потому, что это зрелище доставляло
мне удовольствие, просто так вышло, что пару часов назад я устало рухнул в
одно из кресел в Зале Общей Работы, лицом к окну, пытаясь задремать, но так
и не задремал. Вместо сновидений мне пришлось с тупым равнодушием
несовершенного андроида первого поколения разглядывать узкие ярко-оранжевые
полосы, окрасившие небо над островерхими крышами опустевшего Старого Города.
Поскольку я устал за последние дни так, как, пожалуй, еще никогда не
уставал, это созерцание очень походило на глубокий сон с открытыми глазами.
Оранжевое сияние постепенно заполнило все пространство перед моими глазами,
в какое-то мгновение мне показалось, что я нахожусь в центре большого
костра, а еще через секунду я почувствовал его обжигающий жар - и пулей
выскочил из кресла, спасая свою шкуру.
Почти сразу я понял, что никакого костра, разумеется, не было и в
помине. А потом осознал, что проснулся. То есть, не просто вернулся от
дремотного оцепенения к бодрствующему состоянию. Проснулся старый добрый
Макс, которого и в помине не было рядом со мной в последние дни. Мои сердца
в бешеном ритме колотились о ребра, мне хотелось плакать, кричать, биться
головой о стенку, потому, что я снова считал, что все пропало, и я уже не
успею хоть что-то исправить. Но сейчас это идиотское истерическое состояние
казалось мне почти благом: по крайней мере, я снова был живым - приятное
разнообразие... А потом в моей груди лениво зашевелился меч Короля Менина, и
знакомая тупая боль сразу привела меня в чувство, куда эффективнее, чем
стакан холодной воды, или звонкая пощечина.
- Ох, как же все хреново! - тихо сказал я вслух. И замолчал, поскольку
мне требовалось немного подумать: может быть, еще можно успеть спасти
ситуацию. Да уж, отважная дурочка надежда действительно умирает последней, и
я до сих пор не могу решить: нравится мне это, или нет...
- Хреново, говоришь? - бодро откликнулся из-за полуоткрытой двери
своего кабинета Джуффин. - Магистры с тобой, сэр Макс! По-моему, лучше
просто не бывает!
Повинуясь какому-то внезапному порыву, я зашел в его кабинет и
некоторое время с холодным любопытством разглядывал своего шефа. Он еще
больше помолодел - так, что теперь это сразу бросалось в глаза. Еще
