Кайа сорок лет назад.
- Он из новой армии Кимбы или служил еще при колонистах? -
спросил Мэнсон.
- Он был капралом в колониальной жандармерии, то есть
предположительно получил примитивную военную подготовку.
Потом, до независимости, его уволили за пьянство и нарушение
субординации. Когда Кимба пришел к власти, ему пришлось
вернуть его на службу, потому что нужен был хотя бы один
человек, способный отличить ствол от приклада. В колониальные
времена Боби выдавал себя за Кайа, а как только Кимба
захватил власть, стал клятвенно утверждать, что он
чистокровный Винду.
- Почему Кимба взял его? Он был одним из его
последователей?
- Как только Боби учуял откуда ветер дует, он явился к
Кимбе и присягнул ему в верности. Он оказался хитрее
колониального губернатора, который отказывался верить, что
Кимба победил на выборах, пока не увидел результаты
голосования. Кимба пригрел Боби и даже выдвинул его на пост
командующего армией, так как понимал, что гораздо лучше, если
полу-Кайа будет проводить карательные операции против своих
соплеменников - оппонентов Кимбы.
- Что он собой представляет? - задумчиво спросил Мэнсон.
- Здоровый битюг, - сказал Эндин. - Человек-горилла.
Мозгов практически нет, только звериная хитрость. Конфликт
между ним и Кимбой - обычная свара бандитов, которые не
поделили добычу.
- Но он прозападной ориентации? Не коммунист?- настаивал
Мэнсон.
- Нет, сэр. Не коммунист. У него нет политических
убеждений.
- Продажен? За деньги готов сотрудничать?
- Конечно. Сейчас ему приходится жить весьма скромно. Он
не мог скопить приличную сумму вне пределов Зангаро. Главный
куш всегда доставался президенту.
- Где он теперь? - спросил Мэнсон.
- Не знаю, сэр. Живет себе где-нибудь потихоньку.
- Так, - сказал Мэнсон. - Разыщи его, где бы он ни был.
Эндин кивнул.
- Мне можно отправляться на поиски?
- Пока нет, - сказал Мэнсон. - Есть еще одно
обстоятельство. Твой отчет очень хорош и подробен, кроме
одной детали. Военной ситуации. Мне нужно подробное описание
организации службы безопасности внутри и вне президентского
дворца и в самой столице. Сколько насчитывается войск,
полиции, специальных охранников президента, где они
расквартированы, насколько хорошо знают свое дело, уровень
подготовки и практического опыта, какое сопротивление
способны оказать в случае нападения, чем вооружены, умеют ли
пользоваться оружием, есть ли резервы, где расположен
арсенал, несется ли круглосуточная караульная служба, имеются
ли бронемашины и артиллерия, занимаются ли русские военной
подготовкой, существуют ли военные лагеря вне Кларенса, по
сути, все, что только можно выяснить.
Эндин в изумлении уставился на шефа. Фраза "в случае
нападения" засела у него в мозгу. "Что старик задумал, черт
подери", - заинтересовался он, но на, его лице ничего не
отразилось.
- Для этого потребуется личный визит на место, сэр Джеймс.
- Да, я подразумевал. У тебя есть паспорт на чужое имя?
- Нет, сэр. Но в любом случае, мне не под силу
предоставить такую информацию. Она требует хорошего знания
военного дела и понимания африканской военной специфики. В
свое время я не успел отслужить в армии. Я совершенно не
разбираюсь в войсках и вооружении.
Мэнсон вновь стоял у окна, глядя на Сити.
- Я знаю, - тихо сказал он. - Для такого отчета нужен
солдат.
- Но, сэр Джеймс, вам вряд ли удастся подрядить военного
на выполнение миссии такого сорта. Ни за какие деньги. Кроме
того, в его паспорте будет указана военная профессия. Где мне
раздобыть военного профессионала, который отправится в
Кларенс и добудет подобную информацию?
- Есть такие люди, - сказал Мэнсон. - Их называют
наемниками. Они сражаются на стороне того, кто им платит, и
платит щедро. Я готов пойти на это. Так что отправляйся и
найди мне наемника, инициативного и с мозгами. Лучше в
Европе.
Кот Шеннон лежал на постели маленького гостиничного номера
на Монмартре и смотрел, как дым сигареты медленно ползет к
потолку. Он устал. За те несколько недель, которые прошли
после его возвращения из Африки, он растратил почти все
отложенные деньги, путешествуя по Европе в поисках нового
дела.
В Риме он встретился со знакомыми католическими
священниками, которые собирались по собственной инициативе
отправиться в Южный Судан, чтобы заняться постройкой взлетно-
посадочной полосы в глубине страны, для поставки медикаментов
и продовольствия. Ему было известно, что в Южном Судане
действуют три различных группировки наемников, помогая неграм
в их гражданской войне с арабами с севера. В Бахр-эль-Газаре
двое других британских наемников, Рои Грегори и Рип Керби, во
главе немногочисленного отряда из племени Динка, занимались
минированием дорог, используемых суданской армией, пытаясь
подорвать бронемашины британского производства. На юге, в
Экваториальной провинции, располагался лагерь Рольфа
Штайнера, который должен был обучать местных жителей военному
искусству, но о нем уже несколько месяцев ничего не было
слышно. В верхнем течении Нила, на востоке, находился куда
более серь°зный лагерь, где четверо израильтян обучали
туземцев и вооружали их советским оружием, в больших
количествах захваченном Израилем у Египта в 1967 году.
Военные действия в трех провинциях Южного Судана держали
основную массу сухопутных войск и военно-воздушных сил
суданской армии пришпиленными к месту, поэтому пять
эскадронов египетских истребителей базировались вокруг
Хартума и не могли противостоять Израилю в районе Суэцкого
канала.
Шеннон нанес визит в посольство Израиля в Париже и сорок
минут беседовал с военным атташе. Последний вежливо выслушал
его, вежливо поблагодарил и также вежливо выставил за дверь.
Единственное, что мог сказать ему офицер, так это то, что на
стороне мятежников в Южном Судане не было израильских
советников, поэтому он ничем не может помочь. Шеннон не
сомневался, что их беседа записывалась на магнитофонную
пленку, которая будет отослана в Тель-Авив, но предполагал,
что это так ничем и не кончится. Он считал израильтян
первоклассными солдатами и специалистами по разведке, но
полагал, что они ничего не смыслят в Черной Африке и
проиграют не только в Уганде, но и в других местах.
Помимо Судана, предложений почти не было. Ходили слухи,
будто ЦРУ набирает наемников для подготовки
антикоммунистических отрядов в Камбодже, и что некоторые из
шейхов с берегов Персидского залива сыты по горло
зависимостью от британских военных советников и присматривают
наемников, которые будут целиком зависеть от них самих.
Поговаривали также, что есть работа для парней, готовых
драться на стороне шейхов в пустыне или заниматься охраной
дворцов. Шеннон скептически оценивал все эти слухи. Во-
первых, он считал, что ЦРУ можно верить не больше, чем
капризной бабенке, да и арабы ведут себя ничуть не лучше,
когда доходит до дела.
Помимо Персидского Залива, Камбоджи и Судана, набор войн
был скудным. Более того, он предвидел в недалеком будущем
мерзкую перспективу мирного затишья. В таком случае не
остается ничего, кроме работы телохранителем у какого-нибудь
европейского торговца оружием. К нему уже подкатывался в
Париже один такой тип, которому угрожали, и он хотел
обеспечить себя надежным прикрытием.
Прослышав, что Шеннон объявился в городе, и зная его опыт
и мгновенную реакцию, спекулянт оружием послал к нему
эмиссара с предложением. Хотя Кот от него не отказывался
категорически, желания у него не было. Торговец попал в
переплет по собственной глупости:
сначала послал груз оружия для Ирландской Революционной
Армии, а потом предупредил англичан, где его собираются
сгружать на берег. Последовала серия арестов, и революционеры
рассердились. А когда возникла утечка информации из донесения
Белфаста органам безопасности, они просто вышли из себя.
Охранник нужен был прежде всего для того, чтобы припугнуть
оппозиционеров, пока страсти не улягутся, и дело не заглохнет
само собой. Новость о Шенноне в качестве телохранителя должна
была заставить большинство профессионалов поскорее
отправиться по домам, пока живы, но эти северо-ирландцы -
народ неуправляемый, и надеяться на их благоразумие не
приходится. Значит, перестрелки не избежать, и французской
полиции придется собирать на одной из темных парижских улиц
истекающих кровью Фенианцев. Конечно, учитывая, что сам
Шеннон происходил из протестантского района Ольстера, никому
и в голову не придет его заподозрить в работе по найму.
Однако предложение было пока открытым.
Наступил месяц март, и прошло еще десять дней, но погода
оставалась промозглой и сырой, с моросящим целыми днями
дождем. Париж выглядел негостеприимно. Оставаться на улице
значило наслаждаться "прекрасной" парижской погодкой, а
сидеть в четырех стенах стоило немалых денег. Шеннон экономил
остатки долларов насколько только возможно. Поэтому он
оставил свои номер телефона дюжине людей, которые, по его
мнению, могли услышать интересующую его информацию, и прочел
несколько романов в мягкой обложке, коротая время в
гостиничном номере.
Он лежал, глядя в потолок, и думал о доме. У него
фактически уже не было дома, но он до сих пор с этим словом
связывал крутые холмы, поросшие низкорослыми деревьями между
Тюроном и Донегалом, откуда был родом.
Он родился и вырос поблизости от небольшой деревушки
Каслдерг, расположенной в графстве Тюрон, на самой границе с
Донегалом. Дом его родителей стоял в миле от деревни на
западном склоне холма, обращенного в сторону Донегала.
Они называли Донегал Богом забытой землей. Редкие деревья
склонялись к востоку, пригнувшись под порывами суровых ветров
с Северной Атлантики.
У отца была небольшая прядильня, на которой ткали
знаменитое ирландское льняное полотно, и он считался
помещиком. Отец был протестантом, а почти все его работники и
местные фермеры - католиками. В Ольстере это несовместимые
понятия, поэтому у молодого Карло не было друзей-мальчишек.
Он дружил с лошадьми, а лошадей в округе было предостаточно.
Скакал верхом еще до того, как смог дотянуться до педалей
велосипеда. У него в пятилетнем возрасте был свой пони, и он
до сих пор помнил, как приезжал верхом в деревню, чтобы
купить на полпенса шербет в кондитерской мистера Сэма Гэйли.
Восьми лет его отослали в частную школу в Англии, по
настоянию матери, которая была англичанкой и происходила из
зажиточной семьи. Итак, последующие десять лет он учился быть
англичанином и растерял характерные черты Ольстера как в
манере говорить, так и в привычках. На каникулы он приезжал
домой, к своим лошадям и поросшим вереском выгонам. Знакомых
сверстников в Каслдерге у него не было, поэтому каникулы
проходили для него в здоровом одиночестве, долгих прогулках
верхом, когда он мчался галопом, со свистом рассекая воздух.
В то время, как он служил в Королевской морской пехоте,
его родители погибли в автокатастрофе на дороге в Белфаст.
Ему было двадцать два года. Он приехал домой в красивых
черных крагах, перепоясанный черным ремнем и с зеленым
беретом десантника на макушке. После похорон согласился
продать старую, почти обанкротившуюся льняную фабрику, запер
дом и вернулся в Портсмут.
Это было одиннадцать лет назад. Он дослужил в морской
пехоте до окончания срока пятилетнего контракта и,
возвратившись к гражданской жизни, менял работу за работой,
пока не поступил на место клерка в лондонский торговый дом с
большими интересами в Африке. Отрабатывая в течение первого
года испытательный срок в Лондоне, он разобрался в запутанной
структуре компании, в торговых и банковских операциях,
распределении доходов, образовании холдинговых компаний и
системе заведения тайных счетов в швейцарских банках. После
года практики в Лондоне был назначен на место помощника
управляющего филиалом компании в Уганде, откуда через
некоторое время отправился в Конго. Итак, вот уже шесть лет
он был наемником, часто живя вне закона: в лучшем случае
