шадь все замедляла ход, ее вело к обочине. Джо тянул повод, бил ее, но
она доплелась до обочины и стала, дрожа, в яблоках лунного света, свесив
голову, дыша так, что похоже было на человечий голос. А всадник все кло-
нился вперед, в стремительной позе, и бил лошадь палкой по крупу. Если
бы не мелькание палки и не стон животного, их можно было бы принять за
конную статую, сошедшую с пьедестала и застывшую в позе крайнего изнемо-
жения на тихой пустой улице, покрытой разводами и пятнами лунной тени.
Джо спешился. Он зашел вперед лошади и начал дергать ее, словно наде-
ялся сдвинуть одной только силой, а затем вскочить в седло. Лошадь не
двигалась. Он упорствовал; казалось, он склонился к лошади. И опять зас-
тыли изваяниями замученное животное и юноша, друг против друга, почти
соприкасаясь головами - как будто молились, или прислушивались, или дер-
жали совет. Потом Джо поднял палку и принялся бить по неподвижной лоша-
диной голове. Бил упорно, пока не сломалась палка. Продолжал бить облом-
ком чуть длиннее ладони. Но то ли понял, что не причиняет боли, то ли
рука наконец устала, потому что вдруг бросил палку, повернулся рывком и
быстро зашагал прочь. Он не оглядывался. Уменьшаясь, мелькая в белой ру-
башке между тенями, он расстался с лошадиной жизнью так бесповоротно,
как будто ее никогда не существовало.
Он миновал перекресток, куда приходил на свидания.
Если он вообще заметил, подумал что-нибудь, то сказал, наверно Госпо-
ди как давно. Как давно это было Улица сворачивала на гравийную дорогу.
Ему оставалось пройти почти милю, поэтому он побежал - не быстро, но
собранно, ровно, чуть опустив голову, словно разглядывая дорогу, которую
толок ногами, работая локтями, как тренированный бегун. Выбеленная луной
дорога петляла между новых, беспорядочно разбросанных ужасных домишек, в
каких селятся люди предместий, вчера приехавшие ниоткуда, завтра уезжаю-
щие невесть куда. Все дома были темны, кроме того, к которому он бежал.
Он поравнялся с домом и свернул с дороги, бегом, топая гулко и мерно
в ночной тиши. Может быть, ему уже виделась официантка, ожидающая его в
темном дорожном платье, в шляпе, с собранным чемоданом (как они уедут,
на чем отправятся, он, наверное, ни разу не задумался), может быть, - и
Мейм с Максом, скорее всего неодетые: он - без пиджака, а то и просто в
нижней рубашке, она - в голубом кимоно; оба - хлопотливые, веселые, шум-
ные, как положено при проводах. По существу, он вообще ни о чем не думал
- ведь он даже не сказал официантке, чтобы она готовилась к отъезду. Мо-
жет быть, ему казалось, что он ей говорил или что она сама должна дога-
даться, поскольку его прошлые действия и планы на будущее представлялись
ему простыми и понятными для всех. Может быть, ему казалось даже, будто
он успел объяснить официантке, когда она садилась в машину, что едет до-
мой за деньгами.
Он взбежал на крыльцо. До сих пор, даже в золотые его деньки в этом
доме, ему всегда хотелось как можно быстрее и незаметнее прошмыгнуть с
дороги под защиту крыльца и в самый дом, где его ждали. Он постучался.
Как он и предвидел, в ее комнате горел свет, в передней - тоже; сквозь
зашторенные окна доносились голоса, в которых он уловил скорее беспо-
койство, чем веселье; но он и это предвидел, думая Наверно, думают, что
я не приду. Чертова кляча. Чертова кляча Он опять постучал - громче,
взялся за ручку, подергал, прижавшись лицом к завешенному стеклу двери.
Голоса смолкли. Из дома не доносилось ни звука. Два света - озаренная
штора в ее окне и матовая занавеска на двери - горели ярко и ровно, буд-
то в доме все умерли, как только он тронул ручку. Он опять постучал,
почти без паузы; он еще стучал, когда дверь (ни тени не упало на зана-
веску, ни шага не послышалось за ней) внезапно и беззвучно распахнулась
под его рукой. Он уже шагнул через порог, словно его притянуло дверью,
когда из-за нее возник Макс и преградил дорогу. Он был полностью одет,
даже в шляпе. "Кого я вижу", - сказал он. Голос его был негромок, и все
получилось так, будто он втащил Джо в прихожую, захлопнул дверь и запер
ее раньше, чем Джо успел осознать, что он в доме. Однако его голос опять
звучал как-то двусмысленно - сердечно будто бы и совершенно пусто, без
тени удовольствия или веселья - как нечто исключительно внешнее, вроде
личины, из-за которой он наблюдал за Джо, отчего и раньше Джо смотрел на
Макса со смешанным чувством недоумения и гнева. "А вот наконец и наш Ро-
мео, - сказал он. - Король Бил-стрит". Потом он заговорил чуть громче, а
"Ромео" произнес совсем громко. "Заходи, гостем будешь".
Джо уже шел к знакомой двери, опять почти бежал - если этот бег вооб-
ще прерывался. Он не слушал Макса. Он никогда не слышал о Бил-стрит -
этих трех-четырех кварталах Мемфиса, по сравнению с которыми Гарлем -
кинодекорация. Он ничего не замечал. И вдруг увидел в глубине передней
блондинку. Он не понял, как она появилась в передней, - когда он входил,
ее не было. И вдруг оказалось, что она тут. Она была одета: в темной юб-
ке, а в руке держала шляпу. А рядом с ним, за открытой дверью, в темной
комнате, был сложен багаж - несколько чемоданов. Может быть, он их не
видел. А может, взглянув, увидел на миг, и мелькнуло быстрее мысли Я не
думал, что у нее так много И, может быть, тогда он впервые подумал, что
ехать-то им не на чем, подумал Как же я все это унесу Но не остановился,
уже поворачивал к знакомой двери. И только прикоснувшись к ней, по-
чувствовал, что за нею мертвая тишина, тишина, создать которую - он уже
знал это в свои восемнадцать лет - один человек не может. Но не остано-
вился и, наверно, не почувствовал даже, что передняя снова опустела, что
блондинка снова исчезла, неслышно, незаметно для него.
Он открыл дверь. Теперь он бежал - то есть так, как забегает человек
далеко вперед себя и своего знания в тот миг, когда он остановится точно
вкопанный. Официантка сидела на кровати, - он не раз видел ее в этой по-
зе. Как он и ожидал, она была в темном платье и в шляпе. Она сидела, по-
тупясь, и даже не взглянула на открытую дверь, и в неподвижной руке ее,
противоестественно огромной на темном платье, дымилась сигарета. В тот
же миг он увидел второго мужчину. Раньше он с ним не встречался. Но сей-
час он этого не сознавал. Это он вспомнил позднее - так же, как свален-
ный в темной комнате багаж, на который он взглянул мельком, не поспевая
зрением за мыслью.
Незнакомец тоже сидел на кровати и курил. Шляпа у него была нахлобу-
чена на лоб, так что даже рот находился в тени. Он был не старый, но и
не молодой. Они с Максом были точно братья - в том смысле, в каком любые
двое белых, забредших в африканскую деревню, могут показаться туземцам
братьями. Его лицо, - вернее, подбородок, на который падал свет, - было
неподвижно. Смотрит на него незнакомец или нет, Джо не знал. И что Макс
стоит у него прямо за спиной - тоже не знал. И слышал их голоса, не по-
нимая, о чем они говорят, даже не прислушиваясь Спроси его.
Почем он знает Возможно, он слышал эти слова. Но скорее - нет. Скорее
всего они пока что значили для него не больше, чем шорох насекомых за
плотно завешенным окном или сложенные чемоданы - он посмотрел на них, но
пока еще их не видел. Бобби говорит, он сразу смылся.
А может, он знает. Попробуем выяснить хотя бы, от чего мы бежим.
Хотя Джо не пошевелился с тех пор, как вошел, он все еще бежал. Когда
Макс тронул его за плечо, он обернулся так, как будто его остановили на
полном ходу. Он и не подозревал, что Макс в комнате. Он посмотрел на
Макса через плечо с досадой, чуть ли не с бешенством. "Давай потолкуем,
паренек, - сказал Макс. - Ну, что там?"
- Где - там? - сказал Джо.
- Со стариканом. Как думаешь, - укокал его? Только начистоту. Ты же
не хочешь, чтоб Бобби влипла в историю?
- Бобби, - сказал Джо, думая Бобби. Бобби. Он повернулся, снова побе-
жал; на этот раз Макс схватил его за плечо, хотя не грубо.
- Ну так? - сказал Макс. - Ну, мы же тут все свои. Укокал его?
- Укокал? - сказал Джо раздраженно, сдерживая нетерпение, как чело-
век, которого донимает расспросами ребенок.
Заговорил незнакомец.
- Ну, которого ты стулом огрел. Умер он?
- Умер? - сказал Джо. Он перевел взгляд на незнакомца. При этом он
опять увидел официантку и опять побежал. Но на этот раз он действительно
двигался. Он совершенно забыл об обоих мужчинах. Он подошел к кровати,
выдергивая что-то из кармана с восторженным и победоносным выражением
лица. Официантка на него не смотрела. Она не посмотрела на него ни разу
за все время, но он скорее всего упустил это из виду. Она так и не поше-
велилась, сигарета еще дымилась у нее в руке. Неподвижная рука была без-
жизненной, большой и бледной, как вареное мясо. Опять кто-то схватил его
за плечи. На этот раз оказалось - незнакомец. Незнакомец и Макс стояли
плечом к плечу и смотрели на Джо.
- Не тяни волынку. Если смарал старика, так и скажи. Это, знаешь, не
долго будет секретом. Глядишь, всплывет через какой-нибудь месячишко.
- Сказано вам, не знаю! - ответил Джо. Он глядел то на одного, то на
другого с раздражением, но пока без злобы. - Я его ударил. Он упал. Я
ему говорил, что он у меня дождется. - Он глядел то на одно, то на дру-
гое лицо - бесстрастные, почти неразличимые. Он начал дергать плечом, за
которое его ухватил незнакомец.
Заговорил Макс.
- Так чего ты сюда пришел?
- Чего я... - сказал Джо. - Чего я сюда... - повторил он упавшим го-
лосом, возмущенно переводя взгляд с одного лица на другое, но еще смиряя
злобу. - Чего я пришел? Я пришел за Бобби. Вы что... ведь я домой ездил,
взять денег на женитьбу... а вы еще... - И снова он начисто забыл о них,
выкинул их из головы. Он вырвался и повернулся к женщине - опять не пом-
ня ничего, гордясь и торжествуя. Вероятно, в этот миг обоих мужчин выду-
ло из его жизни, как два клочка бумаги. Вероятно, он даже не заметил,
как Макс отошел к двери и крикнул, и через секунду появилась блондинка.
Он нагнулся над кроватью, где неподвижно и понуро сидела официантка,
склонился над ней, выгребая из кармана ей на колени и на кровать сваляв-
шуюся массу бумажек и монет. - Вот! Смотри что. Смотри. Достал. Видишь?
А потом ветер снова налетел на него, как три часа назад в школе, сре-
ди остолбенелых людей, которых он не замечал. Официантка вскочила, толк-
нув его снизу, он выпрямился от удара и стоял спокойно в каком-то полус-
не, спокойно глядя, как она собирает скомканные и рассыпанные деньги и
швыряет их, спокойно глядя на ее искаженное лицо, на кричащий рот, на
глаза, которые тоже кричали. Он один из всех казался себе спокойным, не-
возмутимым, один лишь его голос был спокоен настолько, что проникал в
сознание: "Значит, ты не хочешь? - повторил он. - Значит, ты не хочешь?"
И повторилось то же, что в школе: ее держали, она вырывалась и визжа-
ла, всклокоченная голова тряслась и дергалась, а лицо и даже рот, напро-
тив, были неподвижны, как у покойника.
- Сволочь! Паразит! Впутал меня в такую историю - а я с тобой, как с
белым человеком! Как с белым!
Но для него, наверное, это было все еще просто шумом, никак не прони-
кавшим в сознание, - просто долгим порывом ветра. Он просто смотрел на
нее, на лицо, которого никогда прежде не видел, и говорил спокойно
(вслух или нет - он сам не знал), с тягостным недоумением Я же ради нее
убил. Я даже украл ради нее - словно только что услышал, узнал об этом,
словно ему только сейчас сказали, что он это сделал.
Затем и ее будто выдуло из его жизни долгим порывом ветра - как тре-
тий клочок бумаги. Он начал помахивать рукой, словно все еще держал раз-
битый стул. Блондинка уже довольно давно находилась в комнате. Он заме-
тил ее впервые, без удивления - выросшую как из-под земли, неподвижную,
