есть, и одновременно таким, как оно могло бы быть. Если только
вы понимаете, что я имею в виду. Может, и понимаете. Может
статься, нам нужен именно такой взгляд на мир, какой присущ
художнику. Это лишь некоторые из требований к кандидату - есть
и другие, но о них я пока умолчу. Вся беда в том, что по той
или иной причине нашим требованиям не удовлетворяет почти
никто на Земле. Единственным целесообразным способом выявления
возможных кандидатур оказалось изучение армейских тестов для
новобранцев - вы их, наверно, помните...
- Смутно.
- Уж и не знаю, сколько подобных тестов пришлось
проанализировать, это вне моей компетенции. Вероятно,
миллионы. На первой стадии применяются
электронно-вычислительные машины - они отделяют всех, кто явно
не подходит. А таких абсолютное большинство. После этого в
дело включаются живые люди. Мы не хотим пропустить ни одной
возможной кандидатуры - потому что выяснили, что их чертовски
мало. Мы просмотрели бог знает сколько миллионов личных дел на
военнослужащих обоих полов. Почему-то среди женщин кандидаты
выявляются чаще, чем среди мужчин; хотелось бы, чтобы в армии
было больше женщин. Но так или иначе некто Саймон Л. Морли с
названным вами многозначным воинским номером похож на
вероятного кандидата. Как случилось, что вы дослужились только
до ефрейтора?
- Отсутствие наклонностей к шагистике и прочим идиотским
вещам.
- Кажется, это называется "что ни шаг, то с левой"? Из всех
выявленных нами кандидатов - а их всего-то около сотни -
примерно пятьдесят выслушали то же, что и вы до сих пор, и
наотрез отказались. Пятьдесят других согласились, но более
сорока из них провалились на последующих испытаниях. И вот
после чертовой уймы работы у нас остались пять мужчин и две
женщины, которые, быть может, подойдут. Большинство из них,
если не все, вероятно, не смогут выполнить первое же настоящее
задание - у нас нет ни одного, в ком мы можем быть
действительно уверены. Мы хотели бы заполучить кандидатов
двадцать пять, если сумеем. Хотели бы сотню, да не верим, что
столько наберется во всем мире; во всяком случае, мы не
ведаем, как их разыскать. И вот вы, возможно, один из
немногих...
- Ну и ну!
У Пятьдесят девятой улицы мы остановились по сигналу
светофора, я увидел своего собеседника в профиль и сказал:
- Рюбен Прайен. Ну да! Вы же играли в регби. Когда это
было? Лет десять назад... Он повернулся ко мне с улыбкой.
- Вспомнили!.. Только было это пятнадцать лет назад - я
вовсе не так завидно молод, как вам, наверно, кажется.
- За кого же вы играли? Что-то я не припомню.
Зажегся зеленый свет, и мы сошли с тротуара на мостовую.
- Уэст-Пойнт*.
*Уэст-Пойнт в штате Нью-Йорк, где Академия генерального штаба
американской армии и некоторые другие военные учреждения. -
Здесь и далее прим. перев.
- Так я и знал! Значит, вы в армии?
- Ну да...
Я затряс головой.
- Тогда прошу прощения, но меня вы не заманите. Придется
вам вызвать пятерку дюжих ребят из военной полиции и тащить
меня волоком, и то я буду орать и лягаться всю дорогу.
Перспектива бессонных ночей в армии меня не соблазняет, я свое
отслужил.
Мы пересекли улицу, поднялись на тротуар, потом свернули на
грунтовую аллею Сентрал-парка и пошли вдоль нее, высматривая
свободную скамейку.
- Чем же плоха армия? - спросил Рюбен с напускной обидой.
- Вы сказали, вам понадобится час. Мне потребовалась бы
неделя, чтобы только перечислить по пунктам...
- Ладно, не надо в армию. Идите во флот, мы вам присвоим
любое звание от мичмана до капитан-лейтенанта. Или в
министерство внутренних дел, - Рюбен снова был в хорошем
настроении, - в министерство связи, если хотите. Выбирайте
себе любое правительственное ведомство, кроме госдепартамента
и дипломатического корпуса. Любую должность, лишь бы она была
не выборная и с окладом не выше двенадцати тысяч долларов в
год. Потому что, Сай, - можно мне называть вас Сай?..
- Разумеется.
- А вы зовите меня Рюб, если хотите. Так вот, Сай, неважно,
где вы будете числиться в штате. Когда я говорю, что проект
секретный, я имею в виду именно то, что говорю. Наш бюджет
рассыпан по бухгалтериям всевозможных департаментов и бюро, а
сотрудники наши числятся где угодно, только не у нас.
Официально нас просто не существует, а я - да, я все еще
военный. Служба идет, пенсия приближается, и, кроме того, как
ни странно, но армия мне нравится. Правда, мундир мой висит в
шкафу, честь я никому сейчас не отдаю, а приказы по большей
части получаю от историка, временно откомандированного из
Колумбийского университета... На скамейках в тени прохладно,
давайте сядем на солнышке.
Мы выбрали местечко метрах в десяти от аллеи подле большого
черного валуна, присели на солнечной стороне, откинувшись на
теплый камень, и развернули свои бутерброды. К югу, западу и
востоку вздымались громады зданий, нависали над границами
парка, как банда, готовая напасть на него и залить всю зелень
бетоном.
- Вы, наверно, еще в школу ходили, когда читали про Рюба
Прайена, быстроногого полузащитника...
- Наверно. Мне сейчас двадцать восемь. Я откусил кусок
бутерброда.
- Вам будет двадцать восемь одиннадцатого марта, - сказал
Рюб.
- Вы и это знаете? Ваши сыщики недаром хлеб едят...
- Это же у вас в армейском личном деле записано. Но нам
известно кое-что, чего там нет. Например, мы знаем, что два
года назад вы развелись с женой, и знаем, почему.
- А вы не могли бы мне рассказать, почему? Я лично все еще
не знаю.
- Вы все равно не поймете. Нам также известно, что за
последние пять месяцев вы встречались с девятью женщинами и
только с четырьмя из них больше одного раза. Что за последние
полтора месяца все отчетливее выделяется одна. Тем не менее мы
полагаем, что для второго брака вы еще не созрели. Может, вы и
подумываете об этом, но, наверно, все еще боитесь. У вас есть
два приятеля, с которыми вы время от времени обедаете вместе
или ужинаете. Родители ваши умерли. У вас нет ни братьев,
ни...
Кровь бросилась мне в лицо; я почувствовал это сам и
постарался, чтобы мой голос звучал как можно ровнее.
- Рюб, - сказал я, - лично вы мне нравитесь. Но, мне
думается, я могу спросить: кто дал вам или кому бы то ни было
право совать свой нос в мои дела?
- Не сердитесь, Сай. Не стоит. Мы не так уж далеко залезли.
Да и не делали ничего сверхъестественного и ничего
противозаконного. Мы не то что иные правительственные
учреждения, которые я мог бы и назвать, - мы не считаем себя
подотчетными только господу богу. Мы не подслушиваем
телефонных разговоров, не устраиваем тайных обысков. Короче,
закон и про нас писан. Но перед тем как нам расстаться, я
хотел бы просить у вас разрешения обыскать вашу квартиру до
того, как вы туда сегодня вернетесь.
Я плотно сжал губы и покачал головой. Рюб улыбнулся,
наклонился ко мне и тронул меня за руку.
- А я просто дразню вас. Но надеюсь, вы еще передумаете.
Ведь я предлагаю вам чертовски увлекательную вещь, самую
замечательную из всего, что когда-либо пережито человеком.
- И не хотите сказать мне о ней ничегошеньки? Удивляюсь,
как вы семерых-то нашли. Даже одного...
Рюб уставился на траву, размышляя, что бы мне еще сказать,
потом опять взглянул на меня.
- Мы хотели бы знать больше, чем знаем, - сказал он
раздельно. - Хотели бы подвергнуть вас некоторым испытаниям. В
то же время нам, кажется, и сейчас известно кое-что о вас, о
строе ваших мыслей. Например, у нас есть две картины кисти
Саймона Морли, приобретенные прошлой весной на выставке вашего
художественного отдела, плюс одна акварель и несколько эскизов
- за все заплачено сполна. Нам известно в общем, что вы за
человек, да и сегодня я кое-что узнал. Думаю, что могу вам
сказать: я почти гарантирую вам, нет, я, пожалуй, прямо
гарантирую, что если вы примете мои слова на веру и подпишете
контракт на два года, то - при условии, что благополучно
пройдете дальнейшие испытания, - скажете мне спасибо. Увидите,
что я был прав. И скажете даже, что вас бросает в дрожь при
мысли о том, как легко вы могли бы упустить свой шанс. Как,
по-вашему, Сай, сколько всего людей когда-либо родилось на
свет? Пять-шесть миллиардов? Так вот, если вы выдержите
испытания, то станете одним из десятка, а может, и вообще
одним-единственным на все эти миллиарды, кто пережил
величайшее приключение за всю историю человечества!..
Тирада произвела на меня впечатление. Я молча жевал яблоко,
уставившись в одну точку. Внезапно я повернулся к нему:
- А ведь вы так и не сказали ни черта сверх того, с чего
начали!..
- Вы это заметили? Некоторые не замечают. И это, Сай, все,
что я вправе сказать!
- Вы просто скромничаете. У вас все расписано, как по
нотам. Черт возьми, Рюб, что вы хотите, чтобы я вам сказал?
"Да, согласен, где расписаться?.."
Он кивнул.
- Трудно, я знаю. Но другого способа просто нет, вот и все.
- Он посмотрел на меня пристально и тихо сказал: - Вам-то
легче, чем многим другим. Вы не женаты, детей у вас нет. И
работа ваша вам осточертела - мы и это знаем. Так оно же
естественно! Работа у вас действительно ерундовая, и делать-то
ее не стоит. Вам скучно, вы недовольны собой, а время идет.
Через два года вам стукнет тридцать, а вы все еще не решили,
что делать в жизни...
Рюб откинулся на теплый камень и отвел взгляд в сторону -
на аллею, на людей, снующих туда-сюда под полуденным осенним
солнцем; он давал мне возможность поразмыслить. А ведь он
только что сказал сущую правду... В конце концов я повернулся
к нему снова - он только того и ждал.
- Рискните, - предложил он. - Сделайте глубокий вдох,
закройте глаза, зажмите нос и ныряйте! Или вы предпочитаете
по-прежнему продавать мыло, жевательную резинку и дамские
лифчики или что там еще есть у вас в репертуаре? Вы же молодой
человек, черт побери!..
Он потер руки, стряхивая крошки, затем легко,
по-спортивному быстро встал. Я тоже встал. Удивляясь
собственному раздражению, спросил:
- Не слишком ли многого вы хотите - чтобы я доверился вот
так, на слово, совершенно незнакомому человеку? А если я влезу
в ваше таинственное предприятие и окажется, что там нет ничего
интересного?
- Исключено.
- Ну, а если?..
- Как только мы удостоверимся, что вы действительно нам
подходите, мы расскажем вам, в чем дело, но мы должны быть
уверены, что вы с нами. Нам нужно ваше предварительное
согласие - только так и не иначе.
- Мне придется куда-нибудь поехать?
- Со временем. Придумав версию для знакомых. Ни к чему,
чтобы кто-нибудь начал вдруг допытываться, куда запропастился
Сай Морли.
- Это опасно?
- Видимо, нет. Но, сказать по правде, мы просто не знаем.
Направляясь к выходу из парка у перекрестка Пятой авеню и
Пятьдесят девятой улицы, я размышлял о том, как сложилась моя
жизнь в Нью-Йорке - два года назад я приехал сюда в поисках
куска хлеба, чужак художник из Буффало с папкой эскизов под
мышкой. Время от времени я обедал с Лэнни Хайндсмитом,
художником, которого встретил на первой своей нью-йорской
работе; после обеда мы обычно шли с ним в кино или в кегельбан
или еще куда-нибудь. Случалось, и довольно часто, что я играл
в теннис с Мэттом Флэксом, бухгалтером из моего нынешнего
агентства; кроме того, Мэтт ввел меня в компанию, где каждый
понедельник собирались и играли в бридж. Пэрл Москетти служила
бухгалтером - экспертом по парфюмерии - это тоже на первой
