Тут у меня в душе разбушевались мятежные духи ада, которым
дана власть над нечестивыми, закоренелыми грешниками... Я с
такой бешеной злобой рванул к себе Аврелию, что она вся
задрожала:
-- Ха-ха-ха!.. Полоумная, глупая женщина... я... я, твой
любовник, я, жених твой, Медард... убийца твоего брата... а ты
-- невеста монаха. Что же ты станешь воплями и стенаниями
призывать погибель на голову твоего жениха? О-го-го!.. Я
король, и я напьюсь твоей крови!..
Я выхватил нож... Одним толчком я свалил Аврелию с ног,
взмахнул ножом, струя крови брызнула мне на руку... Стремглав
бросился я вниз по лестнице, пробился сквозь толпу к телеге,
схватил монаха и швырнул его наземь; но тут меня крепко
схватили, я стал вырываться, размахивая во все стороны ножом...
свободен... бросаюсь вперед... меня настигают, ранят в бок
чем-то острым... я размахиваю правой рукой, в которой зажат
нож, а левой бью куда попало... вот уж я пробился к стене
парка, что возвышалась неподалеку, вот чудовищным прыжком
перемахнул через нее.
--Убийство... убийство... держи убийцу... держи убийцу! --
кричат мне вслед... Слышу позади грохот, это взламывают
запертые ворота парка... бешено несусь вперед. Широкий ров
между парком и лесом... могучий прыжок с разбегу -- и я на той
стороне!.. Не останавливаясь, бегу, бегу через лес и, наконец,
падаю в изнеможении под деревом. Была уже темная ночь, когда я
очнулся от смертельного оцепенения. В голове, как у
затравленного зверя, только одно: бежать! Я поднялся, но едва я
сделал несколько шагов, как зашелестели кусты, из них выскочил
человек, прыгнул мне на спину и цепко обхватил руками шею. Я
отчаянно пытался сбросить его с плеч... бросался на землю и
катался по траве или, разбежавшись, стремился с размаху
размозжить его об ствол дерева, все напрасно! А человек то
хихикал, то глумливо хохотал; но вот луч месяца прорвался
сквозь темные ели, и я узнал мертвенно-бледное отвратительное
лицо монаха... мнимого Медарда, моего двойника; он устремил на
меня в упор омерзительный взгляд, совсем как этим утром с
телеги...
-- Хи... хи... хи... братец... братец, я всегда с тобой,
всегда с тобой... Не отпущу... не отпущу... Я не могу бе...
бегать... как ты... Ты... обязан меня но... носить... Я
сорвался с ви... виселицы... меня, знаешь, хотели ко...
колесовать... хи-хи!
Так хохотал и выл этот жуткий призрак, а я,
подхлестываемый ужасом, высоко подпрыгивал, будто обвитый
кольцами исполинского удава тигр!.. Разъярясь, я колотился
спиной о стволы деревьев, о скалы,--если не размозжить его, так
тяжело ранить, только бы он свалился с меня! Но он лишь громче
хохотал, и я один страдал от ужасной боли; я пытался разжать
его руки, крепко вцепившиеся мне в шею, но чудовище с такой
силой сдавило мне горло, что я чуть не задохнулся. Наконец
после отчаянной борьбы он вдруг свалился с меня, но едва я
пробежал несколько шагов, как он снова вспрыгнул мне на спину
и, хихикая, заикаясь, бормотал все те же страшные слова. Новое
напряжение сил, новый прилив дикой ярости, и я вновь свободен!
Но вот опять душит меня этот ужасный призрак.. .
Я не в силах определить, сколько времени я бежал,
преследуемый своим двойником, бежал через мрачные леса, без
еды, без питья, бежал, как мне казалось, долгие месяцы! Мне
живо запомнилось лишь одно мгновение, после которого я впал в
полное беспамятство: мне только что посчастливилось сбросить
своего двойника, как сквозь чащу леса пробился ясный солнечный
луч и одновременно донеслись отрадные, милые сердцу звуки. Это
монастырский колокол звал к заутрене.
"Ты убил Аврелию!" -- при этой мысли я весь похолодел,
будто сдавленный ледяными объятиями смерти; я потерял сознание
и рухнул на землю.
Глава вторая. ПОКАЯНИЕ
По всему телу разливалась приятная теплота. Затем в каждой
жилке я ощутил какое-то странное пульсирующее движение; чувство
это породило какие-то смутные мысли, но мое "я" было еще
раздроблено на сотни частиц. Каждая из них жила своей жизнью,
обладала своим особым сознанием, и тщетно голова отдавала
приказания членам тела, -- они, как непокорные вассалы, не
желали признавать ее господства. Но вот невнятные мысли,
излучаемые этими частицами моего, "я", закружились вихрем
светящихся точек и, стремительно вращаясь, образовали пламенный
круг: по мере ускорения он все сжимался и под конец принял вид
как бы неподвижного огненного шара. Из него вырывались
раскаленные лучи, и они метались и скрещивались в какой-то
пламенной игре. "Это члены моего тела, они зашевелились, сейчас
я проснусь."--мелькнула отчетливая мысль, но в тот же миг меня
пронзила острая боль, это до моего слуха отчетливо донесся звон
колокола.
--Бежать! Как можно дальше--громко крикнул я и хотел было
вскочить на ноги, но упал без сил на постель. Только теперь мне
удалось открыть глаза. Благовест продолжался, и представлялось,
что я все еще в лесу, но каково же было мое удивление, когда я
осмотрелся вокруг и поглядел на себя. Я лежал в орденском
одеянии капуцина, вытянувшись на мягком матраце, в простенькой
комнате с высоким потолком. Два камышовых стула, столик да
жалкая. кровать--вот и вся ее обстановка. Мне стало ясно, что я
долгое время находился в бессознательном состоянии и был
каким-то образом доставлен в монастырь, где лечат и выхаживают
больных. Должно быть, одежда моя была изорвана, и на время меня
одели в монашескую сутану. Опасность, как видно, мне уже не
грозит. Эти соображения меня совсем успокоили, и я решил
терпеливо ждать, полагая, что к больному скоро подойдут. Я
чувствовал немалую слабость, но не испытывал никакой боли. Так
я пролежал в полном сознании несколько минут, а затем услыхал в
длинном коридоре приближающиеся шаги. Запертую на замок дверь
отворили, и я увидел двух мужчин, один был в штатском, другой
-- в одеянии ордена братьев милосердия. Они молча подошли ко
мне, человек в штатском пристально посмотрел мне в глаза и,
казалось, чему-то весьма удивился.
-- Я уже в полном сознании, сударь, -- произнес я слабым
голосом.--Слава Господу Богу, вновь призвавшему меня к жизни...
Но где я? Как я сюда попал?
Ничего мне не ответив, человек в штатском обратился к
монаху по-итальянски:
-- Это прямо-таки удивительно, у него изменилось выражение
глаз, речь стала членораздельной, вот только слабость...
Кризис, как видно, миновал...
-- Да, кажется, -- подхватил монах, -- дело пошло на
поправку.
-- Все будет зависеть от того, -- возразил человек в
штатском, -- как он будет себя вести в ближайшие дни. Знаете ли
вы хоть немного по-немецки и не могли бы вы с ним поговорить?
-- К сожалению, нет, -- ответил монах.
--Я понимаю и говорю по-итальянски,--вставил я. --
Ответьте же мне, где я нахожусь и как сюда попал?
Мужчина в штатском, как я догадался, врач, вскочил в
радостном изумлении:
--Ах, как это хорошо! Вы находитесь, сударь, в таком
месте, где о вас всячески заботятся. Месяца три тому назад вас
доставили сюда в весьма плачевном состоянии. Вы были опасно
больны, но благодаря нашим попечениям теперь вы, кажется, на
пути к выздоровлению. Если нам посчастливится окончательно вас
вылечить, вы преспокойно сможете продолжать свой путь в Рим,
куда, как я слыхал, вы направляетесь!
-- Неужели, -- допытывался я, -- я попал к вам в этом
одеянии?
-- Конечно, -- ответил врач, -- но перестаньте
расспрашивать и не волнуйтесь, вы все узнаете в свое время, а
сейчас прежде всего забота о здоровье.
Он пощупал мне пульс, а монах тем временем принес чашку с
каким-то питьем и подал ее мне.
-- Выпейте, -- сказал врач, -- а потом скажите, что это
такое.
-- Это очень крепкий мясной бульон, -- отвечал я,
возвращая пустую чашку.
Врач усмехнулся с довольным видом и воскликнул, обращаясь
к монаху:
-- Хорошо, очень хорошо!..
Затем они ушли. Предположение мое, как видно, оправдалось.
Я находился в каком-то лечебном заведении. Благодаря здоровой
пище и подкрепляющим лекарствам я уже дня через три был в
состоянии подняться с постели. Монах распахнул окно; теплый
дивный воздух, каким мне еще не приходилось дышать, хлынул в
комнату; к зданию больницы примыкал сад, где зеленели
прекрасные деревья, покрытые цветами, а вся стена была увита
пышными лозами винограда. Но больше всего меня поразило
темно-синее благоуханное небо, оно казалось мне явлением из
какого-то далекого, полного очарования мира.
-- Где же это я? -- воскликнул я в восхищении. -- Неужто
святые перенесли меня, недостойного, в какой-то небесный край?
Монах ответил с довольной улыбкой:
-- В Италии, брат мой!
Я был до крайности удивлен и настоятельно просил монаха
подробно рассказать мне, каким образом я очутился в этом доме,
-- монах кивнул в сторону врача. И тот поведал мне наконец, что
месяца три тому назад какой-то странный человек доставил меня
сюда, умоляя принять меня на излечение, и теперь я нахожусь в
больнице ордена братьев милосердия.
Между тем я набирался сил и стал замечать, что врач и
монах вовлекают меня в разговоры, давая мне возможность
высказаться. Мои обширные познания в различных областях науки
послужили мне на пользу, и врач предложил мне изложить кое-что
в письменном виде, а затем он в моем присутствии прочел
рукопись и, кажется, остался доволен. Но, к моему удивлению, он
и не думал хвалить мою работу, а все твердил:
-- Да... все идет отлично... я не ошибся... Удивительно...
Прямо-таки удивительно.
В известные часы мне теперь разрешалось выходить в сад, и
я порою видел там смертельно бледных, иссохших людей, которые
казались живыми скелетами, их сопровождали братья милосердия.
Однажды, когда я уже направлялся к дому, мне повстречался
длинный костлявый мужчина в странном, желтом, как глина, плаще,
его вели два монаха; на каждом шагу он делал забавный прыжок и
пронзительно свистел. Я замер в изумлении, но сопровождавший
меня монах поскорее увел меня, говоря:
-- Пойдемте, пойдемте поскорей, дорогой брат Медард, это
зрелище не для вас.
-- Ради Бога, скажите, откуда вам известно мое имя? --
воскликнул я. Проявленная мною горячность, казалось,
встревожила моего спутника.
-- А почему бы нам его не знать? -- спросил он. --
Человек, который доставил вас, ясно произнес ваше имя, и вы
внесены в список нашего заведения как "Медард, монах монастыря
капуцинов близ Б.".
Ледяная дрожь пробежала у меня по всему телу. Но кто бы ни
был неизвестный, доставивший меня в больницу, даже если он и
посвящен в мою тайну, он не желал мне ничего дурного, ибо он
дружески позаботился обо мне, и ведь я на свободе...
Я лежал у открытого окна, вдыхал полной грудью живительный
теплый воздух, который, проникая во все мое существо, нес мне
новую жизнь, как вдруг я увидел маленького сухонького человечка
в островерхой шляпчонке и в жалком вылинявшем плаще, он
направлялся по главной аллее к дому, и все как-то вприпрыжку и
притопывая ножками. Завидев меня, он стал махать шляпой и
посылать мне воздушные поцелуи. В облике этого человека было
что-то знакомое, но я не мог хорошенько рассмотреть черты его
лица, и он вскоре исчез за деревьями. Немного погодя в дверь
постучали, я отворил, ко мне вошел тот самый человечек,
которого я заметил в саду.
-- Шенфельд! -- вскричал я в изумлении, -- Шенфельд, ради
Бога, как вы попали сюда?..
