стал задумчив, им овладевали чувства, которым он не в силах был
противостоять. Для герцогини появление итальянки было ударом
кинжала в самое сердце. А для ее склонной к мечтательности
сестры без любви Франческо не стало счастья в жизни, и вот
четырьмя счастливыми, достойными зависти людьми овладели
тревоги и печали. Первым пришел в себя принц; натолкнувшись на
строгую добродетель герцогини, он поддался обаянию
соблазнительной красоты итальянки. Его детское, из чистейших
недр души возникавшее чувство к герцогине растворилось без
следа в невыразимом блаженстве, которое сулила ему любовь
итальянки, и он оглянуться не успел, как уже вновь оказался в
цепях, от которых лишь недавно освободился.
Но чем более поддавался принц этой любви, тем
поразительнее становилось поведение Франческо: он редко
появлялся теперь при дворе, блуждал один по окрестностям и
целыми неделями не жил в резиденции. Зато чаще прежнего
появлялся диковинный художник-нелюдим; он с особым
удовольствием работал в мастерской, которую устроила ему в
своем доме итальянка. Он написал несколько ее портретов
выразительности необычайной; герцогиню он явно недолюбливал, ни
за что не хотел писать ее портрет, но зато без единого сеанса
написал превосходнейший портрет ее сестры, добившись
изумительного сходства. Итальянка была так внимательна к
художнику, а он проявлял в ответ такую непринужденность, что
принц начал ревновать. Однажды он застал художника за
мольбертом в мастерской, погруженного в созерцание еще одной,
написанной с колдовским искусством головы итальянки; казалось,
мастер даже не услыхал, как вошел принц, а тот без обиняков
попросил его покинуть эту мастерскую и подыскать себе другое
помещение для работы. Художник невозмутимо отложил в сторону
кисть и снял полотно с мольберта. Но принц в крайнем
негодовании вырвал портрет у него из рук, заявив, что он
удивительно похож и должен стать его собственностью. Художник
все так же спокойно и хладнокровие попросил разрешения
закончить портрет двумя-тремя мазками. Принц поставил портрет
на мольберт, а спустя несколько минут художник вернул его и
громко захохотал, когда принц отпрянул от полотна, с которого
на него глядело невообразимо искаженное лицо его невесты. Вслед
за тем художник медленно направился к выходу из мастерской, но
у самой двери оглянулся, устремил на принца суровый,
пронизывающий взгляд и произнес торжественно и глухо: "Так знай
же, гибель твоя неотвратима!"
Это произошло как раз в то, время, когда итальянка уже
была помолвлена с принцем, всего за несколько дней до их
торжественного бракосочетания. Принц не придал значения выходке
художника, тем более, что, по слухам, у того бывали приступы
помешательства. Рассказывали, что художник снова сидит в своей
каморке и весь день напролет смотрит на большое натянутое перед
ним полотно, уверяя, будто работает над прекраснейшими на свете
картинами; он, как видно, позабыл о существовании двора, а двор
позабыл о его существовании.
Бракосочетание принца с итальянской принцессой совершилось
в герцогском дворце со всевозможной торжественностью;
герцогиня. смирилась со своей участью и отреклась от
бесцельной, уже не сулившей радостей склонности; но сестра ее
вся преобразилась, ибо ее возлюбленный Фраическо появился
снова, еще более цветущий и жизнерадостный, чем прежде. Принцу
с супругой был отведен дворцовый флигель, заново отделанный по
этому случаю. При этой перестройке герцог был в своей стихии,
его постоянно окружали зодчие, живописцы и декораторы, он то и
дело рылся в толстых томах и рассматривал планы, чертежи и
эскизы,--иные из них были им сделаны собственноручно и
довольно-таки плохо. Все внутреннее убранство должно было
оставаться тайной как для самого принца, так и для его невесты
даже в день свадьбы, когда новобрачные, предводимые самим
герцогом, прошли анфиладу действительно со вкусом и роскошью
отделанных и обставленных покоев, и торжество закончилось балом
в великолепной зале, напоминавшей цветущий сад. А ночью во
флигеле принца послышался глухой шум, который становился все
явственнее, все громче и разбудил наконец герцога. Предчувствуя
несчастье, он вскочил с постели и в сопровождении стражи
кинулся к отдаленному флигелю; когда он вбежал в просторный
коридор, как раз выносили тело принца, найденное у двери
опочивальни новобрачных с глубокой ножевой раной на шее.
Нетрудно себе представить ужас герцога, отчаяние вдовы принца и
глубокую, душераздирающую скорбь герцогини.
Придя немного в себя, герцог принялся расследовать, как же
могло совершиться это злодеяние, как удалось убийце бежать
сквозь строй расставленных по всем коридорам часовых; обыскали
все закоулки, но тщетно. Прислуживавший принцу паж рассказал,
что его светлость, как видно, встревоженный недобрыми
предчувствиями, долго ходил взад и вперед по кабинету, затем
паж раздел его и с подсвечником в руке проводил до маленькой
комнаты перед опочивальней. Здесь принц взял у пажа подсвечник
и отослал его; но едва паж переступил порог передней, как
послышался глухой стон, крик, потом какой-то удар и звон
упавшего подсвечника. Кинувшись назад, он увидел при неровном
мерцании валявшейся на полу свечи тело принца, распростертое у
двери опочивальни, а рядом небольшой окровавленный нож -- и
мигом поднял тревогу!
Супруга злосчастного принца показала, что, как только она
отпустила своих камеристок, он поспешно без света вошел в
комнату, быстро погасил свечи,
пробыл с нею около получаса и затем удалился, убийство
совершилось спустя несколько минут.
Долго ломали голову, стараясь догадаться, кто совершил это
злодеяние, и уже казалось, что нет никакой возможности
обнаружить убийцу, как вошла камеристка принцессы и весьма
обстоятельно рассказала о роковой угрозе принцу со стороны
художника, ибо как раз в ту минуту она находилась в комнате,
соседней с мастерской, дверь которой была открыта. После этого
никто не сомневался, что художник каким-то непостижимым образом
проник во дворец и зарезал принца. Решено было немедленно
арестовать его, но оказалось, что уже два дня как он исчез,
никто не звал куда, и розыски ни к чему не привели. Двором
овладела глубочайшая скорбь, которую разделяла вся резиденция,
и только ежедневно появлявшемуся при дворе Франческо удавалось
порой разогнать мрачные тучи, нависшие над немногочисленным
семейным кружком.
Вдова принца почувствовала себя беременной, и так как
очевидно было, что убийца ее супруга употребил во зло сходство
с ним, она отправилась в отдаленный замок герцога, чтобы тайно
там разрешиться и чтобы плод адского злодеяния не опозорил ее
злосчастного супруга в глазах света, которому стало известно от
легкомысленных слуг обо всех событиях брачной ночи...
В это печальное время отношения Франческо и сестры
герцогини становились все крепче и сердечнее, а герцогская чета
выказывала ему все большее расположения. Герцог давно был
посвящен в тайну Франческо, и теперь он уже не мог противиться
настояниям герцогини и ее сестры и согласился на тайный брак
Франческо и принцессы. Было решено, что Франчсеко добьется
высокого военного чина при другом дворе, после чего будет
официально объявлено о его браке с принцессой. При связях
герцога с тем двором это было тогда вполне возможно.
Но вот наконец настал день бракосочетания. Герцог со своей
супругой и двумя доверенными лицами (одним из них был мой
предшественник) только одни и присутствовали на венчании в
маленькой дворцовой капелле. Вход в нее охранял посвященный в
тайну паж.
Жених с невестой уже стояли перед алтарем, духовник
герцога, престарелый, почтенного вида священник, после
безмолвной благоговейной молитвы приступил к венчанию. Вдруг
Франческо побледнел и, устремив неподвижный взор на колонну у
алтаря, крикнул глухим голосом:
-- Чего тебе надо от меня?
Прислонясь к колонне, стоял Художник, в странном
чужеземном одеянии, в наброшенном на плечи фиолетовом плаще, и
пронизывал Франческо взглядом своих безжизненных, как у
призрака, глубоко запавших черных глаз. Принцесса едва не
лишилась чувств, все задрожали, объятые ужасом, и лишь
священник совершенно спокойно спросил Франческо:
-- Если твоя совесть чиста, то почему ты так испугался при
виде этого человека?
Стоявший на коленях Франческо быстро вскочил и кинулся со
сверкнувшим в руке стилетом на Художника, но в двух шагах от
него рухнул на пол с глухим стоном, а Художник сгинул за
колонной. Оцепенение рассеялось, все бросились на помощь к
распростертому на полу мертвенно-бледному Франческо. Избегая
огласки, двое доверенных лиц перенесли его на половину герцога.
Очнувшись от обморока, Франческо нетерпеливо потребовал, чтобы
ему позволили пойти к себе домой, и ни слова не ответил на
расспросы герцога о таинственном происшествии в церкви. А
наутро оказалось, что Франческо бежал из резиденции с
ценностями, которые ему были пожалованы принцем и герцогом.
Герцог сделал все, чтобы прояснить тайну призрачного появления
Художника. В часовне было только две двери, одна -- из
внутренних покоев дворца в ложу возле алтаря, другая -- из
широкого дворцового коридора в главную часть капеллы; ее-то и
охранял от любопытных паж, а первая была на замке, и было
совершенно непостижимо, каким образом Художник мог проникнуть в
капеллу и как он из нее ушел.
Лежа в обмороке, Франческо судорожно сжимал в руке стилет,
с которым он бросился на Художника, и паж (тот самый, что
раздевал принца в злосчастную ночь его свадьбы, а теперь стоял
на страже у входа в капеллу) утверждал, что именно этот нож
лежал тогда возле принца, и ему еще бросилась в глаза его
блестящая серебряная рукоятка.
В скором времени после этих таинственных событий пришло
известие о вдовствующей принцессе; в тот самый день, когда
должно было состояться бракосочетание Франческо, она родила
сына и вскоре после родов скончалась.
Герцог скорбел о ее смерти, хотя и сознавал, что тайна
брачной ночи тяжело нависла над ней и, пожалуй, могла бы
навлечь на нее несправедливые подозрения. Сын ее, плод гнусного
злодеяния, был воспитан в далеких краях под именем графа
Викторина. Принцесса (я разумею сестру герцогини), истерзанная
страданиями после обрушившихся на нее житейских ударов,
постриглась в монахини. Она, как вам по всей вероятности,
известно, теперь аббатиса монастыря бернардинок в ***.
Но самым удивительным и таинственным образом связаны с
тогдашними трагическими происшествиями при нашем дворе события,
которые недавно разразились в замке барона Ф. и губительно
сказались на этой семье.
Дело в том, что аббатиса, тронутая бедственным положением
одной женщины, возвращавшейся вместе с ребенком из
паломничества в монастырь Святой Липы, взяла на воспитание...
Приход постороннего прервал повествование лейб-медика и
дал возможность скрыть бушевавшую у меня в душе бурю. Ясно было
мне, что Франческо-- это мой отец и что он поразил принца тем
самым ножом, которым я умертвил Гермогена!
Я решил поскорее уехать в Италию и, таким образом,
вырваться из заколдованного круга, в который меня заключила
злая сила Врага. Все же я пошел вечером ко двору; там только и
говорили что о прибывшей накануне восхитительно-прекрасной