больше пользы, чем от обычной кошки, пусть даже трехцветной.
Бэнкей задумался.
- Не хочешь ли ты сказать, что отец-настоятель, говоря об
опасности, имел в виду вовсе не кошку?
- Трудно сказать, монах. Он почуял дыхание иного мира, вот что...
Но от оборотня не исходит зла. Стало быть, зло их ждет впереди, - на
редкость серьезно для тэнгу сказал Остронос. - Поэтому давай сюда
кошку. Ты вот сердишься на меня, а я знаю, что, обманув тебя, сделал
доброе дело. Ступай следом за молодыми господами. А я понесу кошку в
монастырь. Когда-нибудь отец-настоятель подарит ее знатному паломнику
или паломнице, и ответный дар пойдет на пользу монастырю. Видишь, как
все хорошо складывается?
- Кто поручится, что ты и сейчас меня не обманываешь? - спросил
Бэнкей, хотя и сам видел - поручиться некому.
- Да никто, - усмехнулся тэнгу. - Но ты поразмысли - что случится,
если я сейчас над тобой подшутил, в носилках - обычная кошка, а это
существо - оборотень? Случится лишь то, что ты несколько дней будешь
идти следом за молодыми господами, проявляя всяческую бдительность, а
потом исхитришься и выкрадешь у них ни в чем не повинную зверюшку! И
будешь читать над ней все известные тебе заклинания без всякого проку!
Тэнгу расхохотался - и громовому хохоту вторили треском деревья.
- Хорошо, - сказал Бэнкей. - Я допускаю, что ты в конце концов
сказал мне правду. Неси кошку в монастырь, а я пойду следом за
молодыми господами. Если это все - обычная шутка тэнгу, ты не дашь ей
зайти чересчур далеко.
Он отодвинул заступившего ему путь Остроноса и двинулся по тропе
вниз.
- Берегись, - негромко сказал вслед Остронос. - Я не
отец-настоятель, но опасность чую. Ты еще скажешь мне спасибо за то,
что я оставил молодым господам оборотня.
- Возможно, - отвечал, не оборачиваясь, Бэнкей. Все-таки он был в
обиде на тэнгу.
* * *
Пока монах и тэнгу пререкались, повозка успела укатить довольно
далеко, да и носильщики, которых хорошо покормили в монастыре, бодро
тащили по притоптанному снегу маленькие носилки с Норико и госпожой
кошкой. Снова спустившись в узкую долину, Бэнкей увидел лишь следы от
обутых в такие же, как у него, варадзи ног, колес и копыт.
Ходить он умел быстро, пожалуй, даже побыстрее хорошего погонщика
быков. И не сомневался, что запросто догонит молодых господ с их
свитой. Но монаху после того, как он вмешался в историю с оборотнем,
вовсе не хотелось попадаться им на глаза. Чего доброго, оба молодых
господина и опытный старший кэрай решили бы, что и он, монах, как-то
связан с нечистью. Поскольку бывали случаи, когда старый барсук,
перекинувшись монахом, морочил добрым людям голову. Бэнкей понимал
толк в хорошей драке, но слишком уж много кэраев сопровождало Минамото
Юкинари, и это были бойцы из северных провинций, где не прекращались
схватки с варварами, а не изнеженная столичной жизнью свита Фудзивара
Нарихира. Ту Бэнкей вообще в расчет не принимал.
Он решил следить за путешественниками издали в течение дня, а
ночью подобраться к ним поближе, поскольку силы всякой нечисти
ограничены часами темноты.
В дороге Бэнкей не скучал - он повторял сутры, которые заучил с
таким трудом, с полным основанием считая, что в его годы это было
равносильно воинскому подвигу. Не умея читать, он мог запомнить их
лишь с чужого голоса и должен был постоянно освежать в памяти, дабы не
опозориться перед более или менее сведущим в священных писаниях
человеком.
Это благочестивое занятие помогло ему скоротать короткий день
пути. А ближе к вечеру он повстречал бродячего гадальщика.
Собственно говоря, Бэнкей не столкнулся с ним на дороге, как оно
обычно бывает, а за шиворот вытащил из-за толстого дерева. И устроил
ему строжайший допрос.
- Приветствую тебя, почтеннейший! - сказал Бэнкей скрюченному
старикашке. - Я-то сто ри прошел в поисках гадальщика, а гадальшик,
едва меня завидев, прячется за самым толстенным дубом, какой только
есть в округе!
- Отпусти меня, благочестивый монах! - взмолился старикашка. - Что
тебе с меня взять? Денег у меня при себе немного, едой я и так
поделюсь!
- Да ты, никак, за разбойника меня принял! - обрадовался Бэнкей. -
Ну, а я принял за разбойника тебя.
И это было правдой.
Бэнкей заприметил гадальщика издали, сквозь ветки, приближаясь к
повороту дороги, и даже подумал - а не встать ли за деревом самому? Он
знал повадки этой братии - привязываться к всякому прохожему, обещая
ему сундуки с золотом и покровительство самого государя, если прохожий
его, гадальщика, послушается. Денег Бэнкей с собой не имел вовсе, а
слушать всякую чушь совершенно не желал.
В какую-то минуту он понял, что и гадальщик его заметил. Делать
нечего - Бэнкей со вздохом дошел до поворота. И тут обнаружил, что
никакого гадальщика нет, зато следы соломенных сандалий, сворачивая с
тропы, уводят за толстое дерево.
Бэнкей огляделся.
Других свежих следов на снегу поблизости не было. Но недавно тут
проехали молодые господа - и не настигли ли их, вместо ночной нечисти,
вполне обыкновенные дорожные грабители? Тот, кто спрятался за деревом,
вполне мог из-за этого дерева напасть.
Бэнкей остановился, как бы задумался, почесал в затылке, воткнул в
снег посох, положил рядом суму из холстины и уверенно направился в
кусты - как направляются туда по нужде. Сделав круг, он оказался за
дубом, откуда и извлек гадальщика.
- Какой из меня разбойник? - прошамкал старикашка. - Ты погляди на
меня - у меня и брови уж от старости пожелтели.
- Брови у тебя пожелтели, это правда, - согласился Бэнкей, - и на
вид тебе столько лет, как будто ты гадал еще самому Ямато Такэру. Что
же ты в такие преклонные годы бродишь по дорогам, да еще зимой?
Неужели нет у тебя внуков, чтобы кормили тебя и ухаживали за тобой?
- Может, и есть, - подмигнул старикашка, - кто ж это может знать?
Отпусти меня, монах, я пойду своей дорогой, а ты - своей!
- Деньгами не поделишься? - из любопытства спросил Бэнкей,
шиворота, впрочем, из руки не выпуская. Ему все в этом гадальщике не
нравилось - и довольно новая, теплая одежда, явно с чужого плеча, и
старательное шамканье, не говоря уж о дурацкой попытке спрятаться за
деревом.
- Поделюсь, поделюсь! - решив, что все дело только в этом,
обрадовался старикашка. - Да отпусти же ты меня, благочестивый монах,
чтобы я мог достать деньги!
- Твои руки свободны, - возразил Бэнкей, таща за собой гадальщика
к тому месту, где оставил суму и посох. - А что касается денег, то я
могу взять в виде пожертвования лишь деньги, заработанные честно. Если
же они попали к тебе неположенным путем - оставь их себе, и пусть они
отягощают твою карму. Я дурных денег в свой монастырь не понесу.
- Деньги я заработал честно - мне их заплатили молодые господа за
хорошее гадание, - заявил старикашка. - Я посоветовал им сменить
направление пути. Так что возьми немного и ступай своим путем!
- Это были двое молодых господ в красивой повозке, запряженной
рыжим быком с белыми ногами? - уточнил Бэнкей. - И за повозкой
следовали носилки?
- Да, и кэраи вели в поводу прекрасного коня цвета метелок
тростника. Я поделюсь с тобой этими честно заработанными деньгами,
если ты меня отпустишь, - пообещал гадальщик.
- Почему же ты спрятался от меня?
- Я не хотел тебе гадать, - признался старик. - Если вы, монахи,
привяжетесь, то уж не отвертеться. А платить мне за гадание ты не стал
бы. Видишь ли, я тороплюсь - хочу до темноты попасть в селение.
Неохота в такой холод ночевать в кумирне на перекрестке.
- Раз так, то ступай, - позволил Бэнкей, отпуская шиворот.
Старикашка с неожиданной прытью отскочил от монаха.
И тут только Бэнкей ощутил неладное.
Сперва легкой судорогой свело пальцы рук и ног. Потом мелко
задрожало что-то в животе и сам собой подтянулся зад.
А старикашка оскалил крепкие желтые зубы, издал что-то вроде
скрипучего "Х-хе! Хе-хе!.." и стал медленно пятиться.
Бэнкей метнул в него посох. Острый конец того монашеского посоха
при нужде мог бы пробить и ворота, особенно если не новые, а уже
малость подгнившие. Старикашка увернулся.
И тут на снег легли синие тени. Внезапно подкрался вечер.
Фальшивый гадальщик сложил пальцы в хитроумную корзинку, набрал в
грудь воздуха и резко выдохнул.
Эти приемы Бэнкей тоже знал. Перед тем, как поселиться в
монастыре, он обучался у горных отшельников - ямабуси, где и
познакомился с тэнгу Остроносом.
Нечисть собиралась с силой, а день уступал место ночи.
- Фудо-ме... - прошептал Бэнкей, призывая на помощь Пылающий меч.
Он соединил перед грудью руки. Это уже были не руки, а пребывающий в
ножнах меч карающего божества.
- Фудо-ме! - позвал Бэнкей, призывая меч к действию. - Фудо-ме!
Желтобровая нечисть, стоявшая напротив, отшатнулась. Тот, кто
принял облик старого бродячего гадальщика, сбился с дыхания. Но
наступающая тьма давала ему силу.
Бэнкей внезапно сделал выпад вперед. И рассек правой рукой воздух
слева направо. Следующим резким взмахом он прочертил воздух сверху
вниз. И увидел, как вспыхнули две серебристые полосы.
Пока они не погасли, Бэнкей нанес по воздуху новый стремительный
удар слева направо, и еще один сверху вниз. Линии, не угасая,
образовали первый квадрат решетки Кудзи-кири.
- Фудо-ме! - ощущая свою напряженную ладонь лезвием священного
Пылающего меча, воскликнул Бэнкей. Главное было - верить и наносить
столь быстрые удары, чтобы удержать свечение, пока не будет выстроена
вся решетка из девяти полос, пяти продольных и четырех поперечных.
Казалось, и мгновения не прошло - а спасительная и дающая силу
решетка Кудзи-кири уже висела в воздухе между монахом и нечистью.
- Кудзи-госин-хо! - разрывая ее руками, крикнул Бэнкей. Теперь он
был готов к схватке.
Вот только сражаться было не с кем. Пока он видел серебряные
полосы решетки, и только их, фальшивый гадальщик бесследно исчез.
Бэнкей молча соединил руки перед грудью, пряча в воображаемые
ножны Пылающий меч Фудо-ме.
Он еще мог разглядеть следы на снегу. Пока совсем не стемнело,
следовало разобраться, куда скрылась желтобровая нечисть.
Бэнкей прищурился - следы растоптанных варадзи и днем-то не всегда
правильно указывали направление, а сейчас, в полумраке, и вовсе трудно
было догадаться, где пятка, а где носок. Однако Бэнкей, таща
старикашку за шиворот, убедился, что нечисть весит немало. Вряд ли она
унеслась по воздуху, хотя ночью всякое могло случиться. Скорее уж
кинулась прочь - туда, откуда взялась. Или засела в кустах, наблюдая
за оставшимся без противника монахом.
Решетка Кудзи-кири служила ему, как и всякому начертавшему ее
воину, надежной защитой. Но Бэнкей редко испытывал действие решетки и
не знал, долго ли она будет его охранять. Поразмыслив, он взял суму и
посох, сплюнул и зашагал прочь. Пусть желтобровая нечисть видит -
монах не хочет с ней связываться и уходит восвояси. Тем более, что
где-то там, куда он уходит, есть небольшое селение, а ночевать лучше
под крышей, чем под кустом.
Отойдя довольно далеко, Бэнкей остановился и прислушался.
Решетка Кудзи-кири, давая силу, обостряла впридачу все чувства.
Если нечисть кралась следом - Бэнкей увидел бы ее на фоне снега или
услышал шаги. Ведь нечисть эта была из плоти, и никуда от собственной
плоти деться не могла.
Очевидно, фальшивый гадальщик решил, что монах не станет его
