отрубленная голова...
Кэнске говорил потом, что ее визг было слышно в самом Хэйане.
Девушка хотела рассказать все это монаху - человек, который знает
толк в оборотнях, мог бы ей объяснить и странное утреннее событие. Но
связанный монах мало того, что, придя в себя, молчал, как гора
Татияма, - он ночью и вовсе исчез вместе с веревками.
Ощущение повторилось - и Норико обнаружила себя на галерее возле
закрытых ситоми. Она не знала, сколько времени прошло - небо было все
еще темным. Судя по тому, что молодые господа не ушли, Норико
отсутствовала не так уж долго.
Она должна была отдать им ответ на письмо Минамото Юкинари...
Слуга подошел к ней.
- Ну, как? - спросил он. - Написали хоть словечко? Или нам всю
ночь тут мерзнуть?
- Велели передать, что легли, - сказала Норико, - и пусть господа
больше сегодня им не пишут. А ответ - вот...
И она достала из-за пазухи послание Юкинари.
- Иди спать и ты, - посоветовал ей слуга.
Решительно не понимая, зачем она вернула Юкинари его письмо,
Норико вернулась в помещение придворных дам, за свою ширму, где обычно
спала.
Там сидела госпожа кошка. Ее глаза светились в темноте холодным и
опасным желто-зеленым светом. Но, когда Норико легла и получше
завернулась в свои зимние платья, кошка прижалась к ее щеке и
промурлыкала что-то очень ласковое и приятное.
А тем временем Юкинари развернул бумагу и обнаружил на обороте
своего письма танка, написанную изысканным стремительным почерком:
Однажды во сне Любимого я увидала, И вот с той поры В сновиденьях
непрочных опору Стала в жизни себе искать.
- Это новенькая! - воскликнул Фудзивара Нарихира, через плечо
заглянув в послание. - Никто из женщин во дворце Кокидэн так не пишет!
- По-моему, это - она... - прошептал Юкинари. - Нарихира-сама,
кажется, я нашел ее...
* * *
Пока Минамото Юкинари искал по всем государевым дворцам свою
загадочную возлюбленную, Бэнкей и тэнгу тоже зря времени не теряли.
Обогнав молодых господ на несколько часов, они прибыли в Хэйан, где и
расстались, уговорившись о дальнейших действиях.
- Вот что скверно, - объяснил монах положение дел легкомысленному
тэнгу. - Этот проклятый господин Отомо живет в Хэйане со своим жутким
семейством, и мы не знаем, где именно! Насколько я могу судить, Хэйан
огромен. И если Рокуро-Куби вылетят на добычу, оставив тела у себя
дома, то они неуязвимы.
- Тут ты прав, старый разбойник, - согласился Остронос. - Разве
что выследить их и сидеть в засаде, пока в одну прекрасную ночь они не
полетят охотиться. А тогда повытаскивать их отвратительные тела во
двор и спровадить в выгребную яму. Но кто этим станет заниматься?
- Заниматься этим некому, о чем я тебе и толкую, - сказал Бэнкей.
- Но нет ли другого способа сладить с Рокуро-Куби?
- Когда они в обычном человеческом облике, с ними, скорее всего,
можно управиться любым оружием, если не заморочат тебе голову.
Неуявимы они только в ночное время, когда мрак дает силу нечисти. Но
днем они, я полагаю, не станут крутиться вокруг дворца Кокидэн и
разыскивать Норико. Если она их видела - значит, пугать ее
преждевременно им не следует. Они появятся ночью...
- Я и сам знаю, что охранять девушку надо ночью, - согласился
Бэнкей. - Я у тебя спрашиваю - нет ли другого способа уничтожить
Рокуро-Куби?
- А вот с этим вопросом обращайся к отцу-настоятелю, - посоветовал
ехидный тэнгу. - Он тебя послал по этому Пути - он пусть и просвещает
тебя! Может, ты все-таки неверно понял его распоряжение? Что, если над
девушкой тяготеет карма, и ей непременно нужно быть съеденной
Рокуро-Куби?
- Отступить - нельзя - преследовать... - задумчиво произнес монах.
- Знаешь что? Давай сперва будем преследовать, а отступить я всегда
успею.
- В стае тебе бы цены не было, - серьезно заметил тэнгу. - Есть у
меня одна мысль. Я полечу в горы к старому ямабуси, которого раньше
звали Белый Тигр, а как зовут сейчас - понятия не имею. Говорили мне,
что есть у него одна вещица... Ты же знаешь, Спящие-в-горах много чего
хранят в своих дырявых хижинах...
На прощание Остронос переправил Бэнкея через ограду императорского
дворца.
Смолоду привычный к тяжелому труду монах стал искать себе
приятелей в дворцовой прислуге - и, разумеется, нашел.
Как раз тогда сперва стала подтаивать огромная снежная гора,
которую выстроили во дворе для развлечения государя, а потом выпал
последний, очевидно, за ту зиму снег. Было объявлено - все, кто придет
наращивать любимую государеву гору, получат жалование за три дня. А
кто не придет - с того будет высчитано, как за три дня...
Разумеется, работа закипела. И к часу Петуха, когда стало темнеть,
а гора приобрела почти что прежний вид, к ее подножию были опростаны
большие мешки со свертками шелка. Взял свою плату и Бэнкей - чтобы
угостить новоявленных приятелей. Денег-то у монаха почти не водилось,
единственной ценной вещью в его хозяйстве были хрустальные четки, да и
те отнял Кэнске, когда обыскивал связанного Бэнкея.
Никого не удивило появление во дворце неведомого монаха, как не
удивляли монашки, бродячие заклинатели духов, нищие всякого возраста и
пола, гадальщики, уродцы и прочий пестрый народ, приспособившийся
кормиться при молодых господах и дамах. Не смутил челядь и странный
интерес монаха к молоденьким служаночкам.
Бэнкей искал Норико.
Когда он лежал связанный в повозке, то услышал кое-что нужное.
Монах знал, что Норико должна жить во дворце Кокидэн, что она будет
служить госпоже Гэн-но-тюро, что ее главная забота - присмотр за
госпожой кошкой. Но дворцовых нравов он не знал. Норико и без того
растерялась, попав в такое окружение, да ей еще было положено сперва
соблюдать величайшую скромность и сидеть за ширмой. Она выходила из
дворца только когда это требовалось госпоже кошке.
Бэнкей как-то незаметно прижился во дворце. Невзирая на обет, он
вынужден был вглядываться во все хорошенькие круглые личики с длинными
челками. А глядеть приходилось издали. Да еще осторожничать. Молодые
господа, Фудзивара Нарихира и Минамото Юкинари, считали ниже своего
достоинства разглядывать дворцовую челядь, но если бы Юкинари нос к
носу столкнулся с Бэнкеем - он узнал бы подозрительного монаха.
Норико хотела сказать ночью что-то важное. И ради беседы с
девушкой монах околачивался вокруг дворцов довольно долго. Он
надеялся, что Норико хоть что-то расскажет ему про ту ночь, когда он
дрался с Рокуро-Куби.
Но когда Бэнкей выследил-таки девушку, она ему доставила немало
хлопот.
Норико вынесла на прогулку госпожу кошку. Поскольку зверек не знал
придворных порядков, то и лез на колени к госпоже Кокидэн, нисколько
не задумываясь, сухие у него лапки или мокрые от растаявшего снега.
Именно поэтому Норико, выходя из дворца с госпожой кошкой, искала
островки подсохшей земли, где уже пробивалась молодая трава.
Увидев Бэнкея, она отступали на несколько шагов, вглядываясь, а
потом зажала себе рот рукой. Норико уже поняла, что шуметь во дворце
запрещается, даже если из-за угла появился странный монах, отрубивший
голову безвинному старику гадальщику, а потом похищенный местными
тэнгу прямо с веревками.
- Тихо, тихо... - зашептал Бэнкей, приближаясь к девушке, но
стараясь при этом не глядеть ей в лицо. - Только не кричи! И не бойся!
Я тебе ничего плохого не сделаю...
Норико в отчаянии озиралась. Поздно вечером вокруг дворцов, где
жили дамы, слонялось немало придворной молодежи, не знающей, чем бы
еще себя развлечь, и господ сопровождали слуги. Если бы сейчас
показалась хоть одна такая компания, Норико позвала бы на помощь! Но
все знали, что госпожа Кокидэн соблюдает последние Дни удаления от
скверны, и ее дамы - с ней вместе. И молодые господа бродили у других
дворцов - тех, где жили дамы, всегда готовые ответить на стихи, а то и
принять ночного гостя.
- Мне нужно узнать от тебя нечто важное, Норико, - и, потупив
глаза, монах приблизился к девушке. Норико же подхватила с земли
кошку, собираясь, очевидно, при малейшей опасности, запустить ее в
лицо монаху.
- Что ты хотела рассказать мне тогда ночью, когда я лежал
связанный в повозке господина Фудзивара?
Норико ничего не ответила.
Бэнкей отступил.
- Ты боишься меня, - хмуро сказал он. - А я тебе желаю только
добра. Может быть, ты в опасности. Может быть, ты видела что-то такое,
что грозит тебе большими неприятностями. И не тебе одной, но и всем,
кто был в ту ночь в заброшенной усадьбе.
Норико отвернулась и по-прежнему молчала, прижимая к груди госпожу
кошку.
Бэнкей сообразил, в чем тут дело. Даже если сперва Норико и не
поверила, что он убил гадальщика, то потом, когда он так непостижимо
исчез из повозки, почти не оставив следов на снегу, она поняла, что
ошиблась... Ведь ночью, разыскивая монаха, она его называла почтенным
и благочестивым наставником. А сейчас, того гляди, завопит от ужаса.
Но на руках у нее удобно устроился, обняв ее лапками за шею,
странный оборотень. И смотрел в лицо монаху круглыми глазами, слишком
большими для изящной мордочки.
- Норико, ты знаешь что-то важное. Ты же искала меня! - твердил
монах. - И не думай, пожалуйста, что я убил гадальщика. Зачем мне его
убивать? Гадальщик погиб потому, что он связался с нечистью и сам стал
зловредным чудовищем. Не я его убил...
Тут монах замялся. Если вдуматься, то ведь именно он оттащил тело
Рокуро-Куби к яме и сбросил туда.
Очевидно, старенький настоятель знал точно, было ли это убийством,
да и можно ли считать убийством уничтожение ночной нечисти. Бэнкей,
откровенно говоря, засомневался в своей правоте.
Видя, что монах замолчал, девушка попыталась ускользнуть. Бэнкей
стремительно заступил ей дорогу.
- Да не бойся же! - воскликнул он. - Как я могу тебя обидеть? Ты
же мне в дочки годишься!
- У монахов нет дочек, - тихо, но очень упрямо возразила Норико. -
И вообще никакой ты не монах!
- Это верно, дочки у меня нет, - согласился Бэнкей, - но я
действительно монах. Ты разве не знаешь, что во многих монастырях есть
отряды монахов-воинов? Вот я как раз такой монах. Поэтому я умею
выпутываться из веревок, ходить по речному дну, даже ползать по
потолку.
- Ты? Такой толстый? - Норико настолько изумилась, что заговорила
нормальным своим голосом, а голосок у нее был громковатый.
- Нас называют жирными бездельниками, это правда, - усмехнулся
Бэнкей. - Но вот ты, такая легонькая, не проползешь по потолку, а я
проползу. Потому что я умею упираться руками и ногами в потолочные
балки. И пальцы у меня очень цепкие.
Девушка посмотрела на Бэнкея с интересом.
- А ходить по воде ты тоже умеешь? - спросила она. И видно было,
что девушка ждет утвердительного ответа.
- Нет, мои учителя меня этому не выучили, - с огорчением признался
монах. - А я знаю, что есть такие умельцы. Но их учат мастерить
какую-то особенную обувь, вроде варадзи, только вот такого размера.
Он развел руки чуть ли не на три сяку.
- Куда же ты подевался той ночью? - Норико все не могла обратиться
к Бэнкею с тем почтением, которого требовал его сан, да и
неудивительно - одет он был уже не в рясу, а просто в потрепанное
платье слуги, да и руки прикрыл рукавами, чтобы его привычка к холоду
не так бросалась в глаза.
- За мной друг пришел, - объяснил Бэнкей. - Повозка-то стояла у
ограды. Я выпутался, а он меня там уже ждал...
