увидеть себя в зеркале любая из женщин, и в тринадцать лет, и в
шестьдесят.
И не лунный же свет набросил на плечи красавицы несколько одеяний
из прозрачного шелка едва уловимого весеннего цвета - цвета ивы, и не
игра же теней вывела на китайской накидке, небрежно спущенной с плеч,
легчайший узор!
Поверх невесомого шелка струились черные, как смоль, волосы,
ниспадая до земли. С боков они были подобраны, открывая нежные щеки.
Главное же - на руках у красавицы не было более госпожи кошки! И
нигде поблизости ее тоже не было.
- Норико? - изумленно спросил монах.
- Ах, как ты любил эту девушку, как ты ее любил... - повторяла
красавица, протягивая к нему изумительной красоты руки.
И вдруг ее глаза широко распахнулись.
Бэнкей, проследив взгляд, резко повернулся - и увидел на краю
крыши дворца Токадэн, возле укрнашающей угол кровли лепной рожи демона
с разинутой пастью, черный шар.
Два злобных глаза сверкали из-под грязной повязки. Давно не
стриженые волосы, которые повязка обжала на висках, торчали вверх, как
метла. Рот растянулся до ушей, и Бэнкей явственно увидел, как блестят
острые зубы...
Первым делом он прикрыл собой красавицу, особо не размышляя, кто
это - Норико или оборотень. Посох его был далеко.
Страшная голова Рокуро-Куби не приближалась. Она только смотрела
издали, очевидно, изучая обстановку.
Бэнкей соединил на груди руки. Нельзя было закрывать глаза - а ему
так нужна была беспросветная тьма, чтобы в ней засветился и обдал
жаром Пылающий меч Фудо-ме! Вдруг Бэнкей ощутил идущий сзади легкий
холодок. Как будто две осторожные руки легли ему на плечи - и в плечах
проснулась сила. Призрачные руки соскользнули до локтей.
Он понял - это поделился с ним своей жизненной силой оборотень.
Рокуро-Куби не двигался с места. Потом он медленно поднялся,
проплыл над дорогой зеленой черепицей и перевалил за гребень крыши.
- Он следил за нами, - негромко сказал Бэнкей. - Он просто следил.
Но теперь это чудовище знает, что мы встретились, и понимает, что мы
говорили о Рокуро-Куби. И оно видело твое лицо... Если мы вдвоем
обратимся к любому из чиновников государственного совета, вплоть до
самого Левого министра, и расскажем о ночлеге в заброшенной усадьбе,
нам поверят! Рокуро-Куби постараются уничтожить нас. Тебе ни в коем
случае нельзя оставаться наедине. Постоянно будь среди людей! Как
можно меньше выходи из дворца!
- О чем ты говоришь? - раздался за спиной у монаха звонкий
голосок. - Почему я должна быть среди людей?
Бэнкей обернулся.
Перед ним стояла прежняя Норико, в простом платье, и держала на
руках госпожу кошку.
- Ты ничего не видела? - резко спросил монах.
- Со мной творятся странные вещи, - призналась девушка. - Вот
точно так же я вдруг ослепла и оглохла два дня назад, когда мне
приказали отнести письмо. Мне показалось, что я сперва падаю, а потом
лечу. Наверно, я больна. Может быть, ты разбираешься в болезнях?
- Немного, - сказал Бэнкей. - А тогда, когда меня нашли на дне
водоема? Было с тобой что-либо подобное?
- Было, - призналась Норико. - Тогда было еще хуже. Оказалось, что
я в таком состоянии вышла из усадьбы и дошла до водоема... Что же мне
делать? Пригласить заклинателя злых духов?
- Пока не делай ничего, - велел Бэнкей, не пускаясь в объяснения,
чтобы понапрасну не пугать девушку. - В твоем возрасте это случается
порой. Ступай скорее во дворец и ложись спать. Все это происходит с
девушками, когда они остаются наедине. Постарайся вегда быть на людях,
а я посоветуюсь с мудрыми людьми и, возможно, принесу тебе амулет.
Ступай, ступай, Норико...
- Разве ты ни о чем не хотел меня спросить? - удивилась она.
- Ты же мне сама только что сказала, что не видела и не слышала в
заброшенной усадьбе ничего подозрительного. Ты просто ранним утром
вышла на свежий воздух, дошла до водоема и увидела меня.
- Так оно и было, - согласилась девушка. - А знал бы ты, как я
перепугалась! Я никогда еще не видела, чтобы взрослый мужчина лежал
без сознания! И монаха без сознания я тоже не видела...
Бэнкей, почти не слушая ее, смотрел в глаза оборотня.
Госпожа кошка тоже глядела на монаха.
И он не столько увидел, сколько почувствовал - зверек тянется к
нему всем своим пушистым горячим тельцем.
* * *
В четвертой четверти часа Собаки в дамских покоях дворца Кокидэн
шла удивительная беседа - настолько странная, что собеседники сперва
убедились, не подслушивают ли их слуги и служанки. Ибо речь шла о
загадочных, более того - очень подозрительных событиях.
- Я решительно ничего не понимаю, - сказала госпожа Акико. - Да,
недавно к нам привезли новую даму, но она еще до такой степени
смущается, что появляется в покоях госпожи Кокидэн только поздно
вечером или даже ночью. Ни с кем в переписку она еще не вступала. Да и
неудивительно! Мы ей дали переписать несколько страниц нового романа -
и почерком она вовсе нас не обрадовала. Впрочем, она еще молоденькая.
Если будет старательно копировать чей-либо хороший почерк -
чего-нибудь в жизни добьется.
- Та дама, с которой переписывается Минамото Юкинари, имеет
красивый почерк, я бы даже сказал - почерк утонченный. Я нарочно взял
с собой ее послания, чтобы вы посмотрели и сказал, кто их писал, - с
этими словами Фудзивара Нарихира просунул стопку листков, завернутую в
бледно-лиловый шелк и перевязанную нарядным шнурком, под
церемониальный занавес, а госпожа Акико там ее приняла.
Некоторое время молодой придворный ждал ответа.
- Не знаю... - прошептала госпожа Акико. - Что касается почерка -
вы правы, он прелестен. Но ни одна дама во дворце Кокидэн так не
пишет. И еще могу вам сказать - я читала много писем, и любовных, и
прочих иных, я ведь уже десять лет при дворе. Но ничего подобного не
видела, а память на почерки у меня хорошая.
- С кем же переписывается Юкинари? - в изумлении спросил Нарихира.
- Ведь он в кого-то влюблен, он просит о тайном свидании, если судить
по стихам - то свидание скоро состоится! А теперь выясняется, что
такой дамы во дворце Кокидэн нет!
- Похоже, во дворце завелась лисица, - пошутила госпожа Акико, - и
она морочит господину Юкинари голову. Но если без шуток - я
действительно не знаю, кто бы мог написать эти письма.
- Лисица? - и тут Фудзивара Нарихира вспомнил всю историю с
госпожой кошкой. - Да, боюсь, что вы угадали - тут дело нечисто. До
сих пор я только читал про оборотней, в которых влюбляются молодые
люди. Неужели к Юкинари прицепилось такое несчастье?
- Погодите, погодите, - прервала его госпожа Акико. - Давайте
разберемся как следует. Юкинари находит в каких-то очаровательных
развалинах обрывок стихотворения. По двум строчкам он воображает себе,
какая неслыханная красавица их сочинила.
- По двум с половиной, - буркнул удрученный Нарихира. - Говорил же
я ему, что такие страсти к добру не приводят!
- И вот он находит эту красавицу во дворце Кокидэн. Более того -
она пылает к нему теми же чувствами, что и он к ней. А вы
почувствовали опасность для своего друга и хотите узнать, как зовут
даму и хорошего ли она рода.
- Если только про оборотня можно сказать, что он хорошего рода! -
сердито воскликнул Нарихира.
- Вот вы опять упоминаете нечисть. Вы действительно считаете, что
Юкинари заморочила лисица, или привидение, или я уж не знаю что?
- Вы будете смеяться, но я сейчас действительно именно это и
думаю.
- Тогда сделаем вот что, - решила госпожа Акико. - Я внимательно
прочитаю все стихи. Допустим, кто-то из наших дам хочет сохранить
тайну и дает стихи переписать кому-то совсем постороннему. Может быть,
своей служанке...
- Ни за что не поверю, что у служанки может быть такой почерк, -
возразил Нарихира. - Даже если она выучится женскому письму, никакого
изящества в почерке не будет.
- Не перебивайте меня! - возмутилась госпожа Акико. - Я допускаю,
что стихи переписывает некая сказочно одаренная служанка. Проверим
сперва все обычные возможности, а потом уж перейдем к необычным. Так
вот, я попробую понять, кто из наших дам вообще мог сложить такие
стихи, не думая при этом о почерке.
- Попробуйте. Я-то этого знать не могу, в вашем дворце я
переписывался только с Гэн-но-тюро. И кое-что мне показывали...
Он замялся, не желая называть молодых придворных, которые
хвастались любовными письмами.
- Подождите. Я должна читать очень внимательно, не отвлекайте
меня, пожалуйста, - попросила госпожа Акико.
Фудзивара Нарихира довольно долго просидел перед церемониальным
занавесом. Он в подробностях изучил узор на рукавах китайской накидки
и платьев госпожи Акико, проскользнувших под край занавеса. Это были
крупные ветки глициний на шелке цвета спелого винограда. Нарихира
оценил вкус придворной даме и в подборе оттенков верхнего и нижних
платьев - пурпурного, двух белых и трех бледно-лиловых. Потом он долго
разглядывал собственный веер, думая, какой рисунок заказать мастеру.
От этих мыслей его отвлекло созерцание циновки, на которой он сидел -
великолепной, плотно сплетенной зеленой циновки с широкой узорной
каймой, какие постилают только для самых знатных персон. А госпожа
Акико все читала письма.
- Господин Нарихира! - вдруг позвала она. - Мне кажется, я поняла,
в чем дело. Никакой придворной дамы, которая влюбилась в вашего друга,
попросту нет! А пишет ему одна из служанок.
- Какая странная мысль! - воскликнул Нарихира. - Уж не хотите ли
вы сказать, что служанка сочиняет такие прекрасные стихи?
- Нет, конечно! - и госпожа Акико негромко рассмеялась. - Я хочу
сказать другое - это довольно начитанная служанка, что во дворце
совершенно неудивительно. Она не сочиняет стихов - она довольно удачно
применяет к случаю стихи одной замечательной дамы, которая умерла
много лет назад. Во всяком случае, больше ста лет...
- И кто же эта выдающаяся поэтесса? - осведомился Нарихира.
- Оно-но Комати! - с торжеством объявила Акико. - Я не виню вас за
то, что вы не узнали ее стихов. Теперь молодые люди хуже знают
литературу, чем даже десять лет назад. Но вы оценили их по достоинству
- и это тоже замечательно. Послушайте, какие великолепные строки!
И она прочитала:
- Все говорят, что очень долги ночи Порой осенней. Это лишь слова.
Нам стоит встретиться - И сна не знают очи, И не заметим, как придет
рассвет.
- Стихи действительно замечательные... - пробормотал Нарихира. -
Как это я мог их не узнать!
- А прочитайте другие! - госпожа Акико подсунула под
церемониальный занавес листок белой с легким узором бумаги, по
которому стремительными ручейками неслись вниз причудливые строки:
- Предела нет моей любви и думам, И даже ночью я к тебе иду. Ведь
на тропинках сна Меня не видят люди, Никто меня не станет укорять!
- Неудивительно, что юный Юкинари поддался этому очарованию, -
сказала она, дав Фудзивара Нарихира время оценить стихи. - Ответьте
мне лишь на один вопрос...
- Охотно отвечу.
- Была ли между ними... - госпожа Акико замялась, но все же
спросила вполне открыто: - ... любовная близость?..
- Я полагаю, что нет. И теперь никакой близости уже не будет, -
твердо отвечал Нарихира. - Я еще допускаю случайную связь с женщиной
низкого происхождения где-нибудь в дороге, на постоялом дворе...
такова мужская натура... Но в государевом дворце, где столько
родовитых красавиц? Это было бы уж вовсе нелепо!
