незнакомке, впавшей в полное отчаяние, бесполезно было что-то
говорить.
- Будьте вы прокляты! Будьте вы прокляты! - твердила она, тыча в
квашню слабыми острыми кулачками. А за дверью слышались еще голоса,
русские и латышские. Шли женщины, молодые и старые, шли, засучивая на
ходу рукава, убирая волосы. Я различила голос Лиги. Вдруг кто-то
взвизгнул, дверь распахнулась, в комнату влетела Гайда - лихая баба,
фантастическая ругательница, которой под горячую руку подворачиваться
было опасно. Все мужское население нашей типографии она держала в
трепете. Говорили, что Гайда когда-то была в сборной страны по
биатлону...
Так вот, она ворвалась с хохотом, а в руках у нее была охапка
штанов!
- Квашню накрыть принесла! - объявила Гайда, сунув мне прямо под
нос это дорогостоящее имущество. В охапке было пар десять брюк, и все
- из солидных магазинов, если и ношеные, то самую чуточку. - Как тесто
в квашне зреет и разбухает, так хозяева этих штанов чтоб разбухли и
лопнули!
- Ты что, магазин "Dressman" ограбила? - изумилась я.
- Тс-с!.. - Гайда прижала палец к губам и изобразила на лице
такое, что все, ждавшие у квашни своей очереди, вытянули шеи и
примолкли, глядя на нее даже не с интересом - с надеждой!
- Наше сбрендившее правительство? - внезапно угадала Инара.
Гайда закивала взлохмаченной головой - и грянул хохот.
- Да чтоб они лопнули! - весело заголосили женщины. - Да чтоб они
треснули! Да чтоб они втиснуть задницы в свои лимузины не смогли!..
А тесто, которое месили таким колдовским способом, действительно
стало, не дожидаясь, пока поставят всходить в теплое место, разбухать
и лезть из квашни. А какой от него шел свет! Крепка же оказалась
ругань моих ненаглядных подруженек, моих увесистых раскрасавиц, моих
яростных мамочек и преданных женушек!
А тут и новое лицо явилось в дверях - но больше всего оно было
похоже на привидение. Бледное облако окутывало высокую, тонкую женщину
с огромными черными глазами.
Это привидение застыло на пороге в нерешительности.
- Ну, что же ты? Входи... - не очень-то уверенно пригласила я
туманную гостью. Она двинулась - не шагами, как положено, а невесомым
скольжением, плеща вытянутыми перед собой руками, как бы струясь. И
тут лишь я ее узнала!
- Можно и мне? - спросила она. - Я не мать, простите... но мне бы
тоже очень хотелось...
Женщины переглянулись.
- Кто это сказал, что месить это тесто и печь этот хлеб могут
только матери?! - я оглядела свое кухонное воинство, с засученными
рукавами, с убранными под косынки волосами. И откуда-то вдруг стало
известно - раз ядовитый настой готовили девять бесплодных Ав, то
испечь спасительный хлеб должны девять матерей.
Их тут набилось куда больше.
- Становись, - сказали хором Инара и Любка, и утонченное создание
погрузило в тесто свои тонкие певучие руки, руки красавицы-балерины,
сочинительницы танцев, для которой в свободной стране не осталось
балетной сцены...
- Листья! - услышала я голос Гунара и удивилась - почему это он не
замечает собственной жены?
Славка и Гунар, с букетами кленовых листьев в руках, шли к абре,
не раздвигая толпу взбудораженных женщин, а... сквозь нее!..
Еще мгновение - и от подружек моих ненаглядных остались лишь
силуэты.
А тесто так и перло из абры!
- Замесили на дрожжах - не удержишь на вожжах! - я так
расхохоталась, что огонь в печи заметался.
- Когда ковриги мечут в печь, на них надо нарисовать крест, -
предупредил Гунар. - Чтобы хлеб не опал, чтобы хранил благословление,
и чтобы ему не повредила нечистая сила.
Я присыпала тесто мукой и укрыла абру охапкой штанов.
- Послушай! Ты Ингуса не видел?
- Нет, - Гунар оглядел комнату. - Слава, а ты?
- Подевался куда-то.
- Таро!
К ноге прильнуло мягкое, теплое, шерстяное.
- Таро, где Ингус?
Пес так на нас посмотрел, что все поняли правильно. Знает, но не
скажет.
Я задумалась - что бы мог затеять этот непоседа?
По ночному небу прошел гул. Вроде бы растаял - но нет, вернулся,
прокатился над самыми кронами деревьев.
- Гунар, выйди, крикни деду, - попросила я. - Он ведь нас тут так
просто не найдет. Опоздал - вот теперь и мечется...
Глава тридцатая, о сражении
- Куда его понесло? - в отчаянии спросил Гунар. - Совсем старый
черт из ума выжил...
Перелетное озеро проскочило мимо нас и сгинуло.
- Долго нам тут сидеть? - поинтересовался Славка.
- Еще час.
- Полтора, - поправил Гунар. - Коврига печется два часа.
- Меньше, - из вредности возразила я. И впрямь, сомнительное
удовольствие - таращиться на печку, ожидая, пока хлеб поспеет.
- А вот проверим. Доставай ковригу и прикладывай к ней кончик
носа.
- Спасибо!
- Если она не обжигает носа, значит, хлеб готов.
- Хватит с меня на сегодня фольклора!
Стоило нам назвать себя эскадроном - как начались какие-то
несуразные склоки и пререкания. Уже Гунар со Славкой сцепились - идти
искать Ингуса, или сам объявится. Уже Таро схлопотал за
любознательность по заднице, а в ответ цапнул Славку за рукав -
предупредительно цапнул, но все же... А нам тут еще сидеть и сидеть!
Новорожденная магия потребовала хлеба, но никакой друид не испечет его
быстрее, чем полагается...
Вдруг в окно кто-то поскребся.
Таро вскочил и залаял.
Стекол в этих окнах почти не осталось, они были закрыты ставнями.
Гунар выглянул в щель - и никого не увидел.
Когда поскреблись во второй раз - выглянул Славка. И с тем же
успехом.
Очевидно, гостю потребовалась я.
На поясе у Славки болталась резиновая дубинка-"демократка". Я
попросила его встать у стены с дубинкой наготове - мало ли какие
сюрпризы полезут ко мне в окно. И на третье поскребывание отозвалась
сама.
- Это я, Кача... - прошелестело из-за ставни. - Если отдашь мне
сгусток силы - я тебя отсюда выведу...
- Иди, откуда пришла! - еще не остыв от пререканий, велела я. -
Никуда меня выводить не надо.
- Скорее давай его сюда, иначе поздно будет.
- Иди к своим Авам, - уже не так уверенно послала я ее.
- Авы сейчас сами здесь будут. Мне нужен сгусток силы! Они не
заметят, что тебя здесь нет. Я выведу тебя нижним миром...
- Они затеяли какую-то пакость, - сообщила я Гунару и Славке. -
Этого следовало ожидать. Нужно убираться.
- А хлеб? - спросил Гунар.
Я развела руками.
- Мы больше не соберем вместе и такую муку, и такую воду, и такой
огонь, - напомнил Славка. - Муку-то мы всю на эту ковригу извели.
- Ты иди, - предложил Гунар. - Иди, разберись, что они там
придумали. А мы будем печь хлеб.
- Они прекрасно знают, что мы не бросим хлеб недопеченным... - я и
вздохнула, и засопела, и головой помотала, но ничего умного в эту
самую голову не шло.
- Или ты отдашь мне желудь, или погибнешь вместе со своим хлебом,
я в последний раз тебя предупреждаю...
- А вот любопытно, почему она вдруг называет желудь сгустком силы,
- поинтересовался Гунар.
- Это что, у них там есть еще и средоточие силы... Эй, Кача, а в
самом деле! Почему он так называется?
- Ты не знаешь? Этот отзвук до тебя не долетел? - спросила она, и
в голосе было удивление.
- Ну, допустим, я кое-что знаю...
Ответа я не дождалась. Вдруг что-то тяжелое грохнуло в стену. И
еще, и еще!
Таро настолько перепугался, что прижался к ноге и замер.
- Что за сволочь сюда ломится?! Сейчас как дам меж рог! -
внушительно рявкнул Славка. Снаружи негромко рассмеялись - и редко
доводилось мне раньше слышать такой зловещий смех.
- Щас! - с этим боевым воплем Славка, уже занеся дубинку, вмазался
в дверь - и отлетел.
- Черт, ее снаружи закрыли!..
Гунар отжал оконную ставню, которая снаружи замыкалась на крючки,
и выглянул.
- Закрыли? Корягой завалили!
Тут и в ставню влетела коряга, за ней - другая.
- Плохо дело, - сказала я. - Мужики, мы в ловушке. Надо уходить
через чердак и крышу. Они не так скоро завалят дом до самой трубы.
- А хлеб?
- Хлеб?..
Оставалось лишь вздохнуть.
А за стеной опять засмеялись.
- Вот именно, хлеб! - послышалось оттуда. - Из-за хлеба они
выжигали наши леса! Ну, а теперь наша взяла! Не будет больше на этой
земле расти хлеб!.. Где Тоол-Ава? Вперед, вперед...
- Вы, пришельцы! - загремел грубый голос, уже не женский, а
какой-то звериный. - Мы отпустим вас, если вы отдадите нам этот хлеб.
И мы сожжем его! А вы ступайте куда хотите.
- Струхнули! - обрадовался Славка. - Значит, в нем действительно
есть сила!
- Сила-то в нем есть, - согласился Гунар. - Видел, как он
светился, когда в печь кидали? А что теперь с нее толку?
Он сел на скамью и пригорюнился.
- Ни фига! Пробьемся! - я как можно сильнее хлопнула его по плечу.
"Пробьемся" - это была наша вечная присказка в последние годы. Но
Гунар, который обычно от такого удара вскакивал и ругался, еще больше
сник.
- Как жаль... - сказал он. - А я-то надеялся...
Мы переглянулись.
Вид у Гунара, надо сказать, был самый похоронный.
При всем своем живом характере, при всей своей безалаберности по
мелочам и глубинной надежности, мой фотокор был уникальным
пессимистом. Его всякая мелочь могла на полдня выбить из колеи. Был
даже случай, когда он рыдал на моем плече...
Сейчас у него слез не было. А только затравленный взгляд.
И я по-настоящему поняла, что он имел в виду, говоря с тоскливым
сожалением, что не может уйти. Одинокий человек с его характером, живя
в нашем благословенном государстве, давно бы повесился, и это не моя
клевета - это статистика утверждает. Гунара держали четверо детей и
тот пятый, кому пора было появляться на свет. Гунар избегался по
халтурам, наслушался дома воркотни - и он просто безумно устал...
- Пробьемся, - повторила я. - Прилетит Ингус, вытащит нас отсюда.
Где его, в самом деле, носит?
- А хлеб?
- Нельзя бросать хлеб, - вполне серьезно подтвердил Славка.
Мой эскадрон поверил в новую магию куда сильнее, чем верила я
сама. Конечно, и тесто светилось, и коврига, когда мы доставали ее из
печи, чтобы смазать корочку водой, излучала радужный ореол, но если бы
они так взмокли над аброй, как я, они бы тоже усомнились. Одно дело -
когда тебе магию преподносят как бы готовенькой на блюдечке. Остается
только верить и радоваться. Другое - когда сам ее в поту лепишь. И в
каждом своем движении сомневаешься...
- Они всего-навсего хотят помешать нам попасть в ночь
равноденствия к кромлеху, - я нашла самый успокоительный вариант
событий. Но вряд ли бы к утру Авы разобрали свои коряжные баррикады. И
морить нас тут голодом они тоже не собирались.
Что же эти вредные старухи затеяли?
- Хлеб! Хлеб! - грянуло за окном.
- А шиш вам! - негромко сказала я, когда они устали вопить и
притихли. - Дулю. Фигу. Нужен вам хлеб - пеките себе сами.
- Испечем!
Сквозь щели в ставнях полыхнуло пламя!
- Они подожгли коряги! - сообразил Славка.
- Коряги сырые, они так гореть не станут! - Гунар вскочил и,
ухватившись за скамью, хотел было выбить ставню, но Славка повис у
него на плечах.
- Ну, значит, они принесли из лесу хворост. Он сухой... -
обреченно объяснила я. - Эскадрон, кончай возню! Нужно звать Ингуса!
И мы, как дети малые, завопили хором в такт, который Славка
отмахивал шершавым набитым кулаком:
- Ин-гус! Ин-гус!
- Не поможет вам Кехн-Тоол! Он далеко умчался! - перекричала нас
Тоол-Ава. - Гори, пляши, мой огонек!
