Дым просачивался в комнату. И стало нам-таки жарко.
- Эскадрон, уходим! - приказала я. - Будем живы - другой хлеб
испечем!
И потащила за собой Таро.
В сенях стояла лестница на чердак. Мы еще могли выбраться на крышу
и соскочить вниз. И признаюсь честно - я первой оказалась на
ступеньках, я даже коснулась рукой люка, но тут Славка, придерживавший
лестницу, основательно выматерился.
- Гунар! Мать твою так и перетак! Ты чего там застрял?
- Шекспира на тебя нет! - прикрикнула я сверху. - Эй, Гунар! А ну,
сюда живо!
Но Гунар не отозвался.
- Самоубийца траханный!
На самом-то деле я сгоряча выразилась еще покруче Славки. Может, и
правы злобные бабули с плакатиками, утверждая, что русский мат
способен погубить латышскую культуру? Вообще-то он на многое
способен...
Мы вернулись и сдернули фотокора со скамьи, на которой он сидел
головой в коленки.
Тут что-то грохнуло и по крыше.
- Ну, кранты! - Славка достал из кобуры свой служебный пистолет. -
Тут восемь патронов. Четыре - им. Если не удастся выбраться, остальное
- нам.
- Ты прав. Не гореть же. Славка!
- Ну?
- Прости меня...
Мы стояли и ждали неведомо чего. Таро путался между ног и тыкался
в коленки.
- Ну? - спросил Славка. - Пора?.. Гунар!
Гунар молча подошел и обнял нас обоих. Три головы оказались так
близко, что для всех нас хватило бы теперь, пожалуй, и одной пули.
Вдруг Таро залаял.
Он подскакивал и вовсю заливался, он рвался с поводка - но не
вперед, а прямо вверх.
- Погоди! - я схватила руку с пистолетом. - Ставь на
предохранитель! Сейчас что-то будет!
И тут вдали возник гул. Он рос, ширился и снижался. В считаные
мгновения он перерос в оглушительный рев. И рев этот, пронесясь над
пылающим хутором, опять потек ввысь.
- Тьфу! Чуть не плюхнулся! - сердито прогрохотало над облаками.
- Перелетное озеро! - воскликнула я.
- Дед слишком высоко взял! Погоди, сейчас он зайдет еще раз! -
завопил Славка. - Эй, дед! Ты на вираже, на повороте, понял?!.
Как бы в ответ гул послышался снова.
Озеро, широко раскинувшись под ночным небом, шло к нам на помощь!
Оно стремительно снижалось, оно уже касалось вершин берез, и,
заложив крутой вираж, накренилось так, чтобы проскользнув тяжелым
краем по самой траве, ударить изо всей силы и снести к чертям не
только кучи хвороста, не только лесные коряги, но и полстены старого
хутора. А потом взмыло ввысь!
Затрещало, загремело, сырой ветер с брызгами, ворвавшись,
опрокинул скамью и стол, погасил свечи.
Мы стояли в проломе, мокрые, как мыши, и хохотали.
Дорога была свободна!
- Бегите с хлебом к кромлеху! - велел сверху дед и снова пошел
снижаться.
- А он испекся? - спросил Славка.
- Гунар! Он испекся? Ты же у нас главный пекарь! Ну, подноси к
носу!
- Да ну тебя! - Гунар откинул заслонку и выволок из устья пышную,
меченую крестом ковригу. В темной комнате с развороченной стеной сразу
посветлело.
- Бежим! - Славка сунул пистолет в кобуру и взял меня за руку.
Гунар, спихнув горячий хлеб в немытую абру, ухватил ее за оба
края.
Мы побежали. Таро с лаем несся впереди.
Над нами низко-низко, охраняя, шло перелетное озеро.
За спиной выли Авы.
До леса не было и трехсот метров. Тут уж милому дедушке пришлось
взять повыше. Он не хотел цепляться за кроны деревьев.
- Где Ингус, будь он неладен? - спросила я на бегу. - Кто-нибудь
может хоть что-то понять?
- Он ничего мне не сказал, - отвечал Славка, таща меня за руку и
подхватывая при каждой попытке клюнуть носом тропу.
Но когда мы выбежали к кромлеху, сразу стало ясно, чем все это
время занимался путис.
Высокие камни стали в нужных местах во весь рост - и по кругу, и
вдоль подковы. Огромные, тяжелые - и не валуны, каких здесь навалом, а
острые, как бы граненые. В свете, исходящем от ковриги, я увидела ту
же картину, что в раме из золотых язычков, за спиной друида. Таков был
кромлех во времена своей подлинной силы - и силу эту Ингус ему вернул!
В том месте, которое Славка определил как фокус лучей, лежал
большой, плоский, светлый камень.
Ингус возился рядом, подталкивая его, чтобы установить точно
поперек визирной линии.
- Что дальше? - спросил, подбегая со своей аброй, Гунар.
- Дальше? Я построю колодец на скрещении жил кромлеха! Я уже знаю
час и минуту, когда нам удастся попасть именно туда, куда следует! Это
можно сделать только здесь! - восклицал Ингус. - Давайте сюда хлеб!
Ставьте на орудие правды! Когда орудие правды затворяет уста лжи?
Перед рассветом!
Он заговорил туманным языком друида - он вспомнил этот язык!
- Что ты натворил? - ужаснулась я, глядя, как он уменьшился в
объеме.
- А что? Плохо?
- Роскошно! - я готова была его прихлопнуть - раз и навсегда.
- Скоро - рассвет, - предупредил Ингус. - Ну, что, кладем хлеб на
орудие правды?
Все посмотрели на меня.
- Я не знаю, нужно ли это, но давайте попробуем...
Гунар достал из абры еще не остывшую ковригу и положил ее на
камень.
- А вон там - скрещение жил кромлеха. Там будет колодец, через
который мы перекинем хлеб Мачу, - сказал Ингус. - Ну-ка, отойдите...
Сейчас весь воздух пронизан силой! И колодец я прожгу запросто!
А вот отходить-то нам и не следовало.
Вылетев из леса, стая завопивших Ав отрезала Гунара вместе с
хлебом.
Четыре рослые старухи напали на него, остальные повернулись к нам,
вытянув руки, как будто та дурь, что срывалась с кончиков их пальцев,
могла отравить и подчинить наши души!
Мы со Славкой прошли сквозь такое, что колдовство Ав отлетело от
нас мелким горохом.
- Держись! - заорала я Гунару. - Лупи их ногами!
Авы прижали его к главному камню. Очень скоро должно было взойти
солнце! Они опутывали его веревками, зная - мы не выдержим, мы кинемся
на выручку и попадем под ультразвуковой удар!
Славка сорвал с пояса свою "демократку", а пистолет дал мне.
- Не лезь! - приказал он. - Я сам! А ну! Это вам - за Лешку! И это
- за Лешку! И это - за Лешку! А это - за Кристинку!
Я пошла за ним следом, наотмашь лупя рукоятью тяжелого пистолета,
а Таро - следом за мной, с громким лаем, не подпуская ко мне никого
сзади.
Ингус летел над моей головой.
Девять Ав... нет, уже девять разъяренных медведиц ощерили огромные
белые клыки. И я уже не знала, что это за чудища - двойники, оборотни,
просто - наваждение?
И у одной, нависшей над камнем, громко заревевшей, в лапах была
наша коврига!
Медведица еле удерживала ее - от мохнатых лап поднимался дым! Авам
опасен был печеный хлеб - вдруг вспомнила я.
- Таро! Фас! Фас!
Внезапно осмелевший коккер-спаниэль проскочил вперед, налетел на
медведицу, заставил ее выронить ковригу и встал над своим трофеем,
грозно рыча и показывая клыки.
Мы пробились к камню. Я встала, держа пистолет двумя руками и
целясь во всех Ав разом, а Славка быстро распутал Гунара.
Авы окружили нас. Они добились-таки своего - весь наш эскадрон
оказался перед восходом в фокусе лучей. И выпускать нас отсюда они не
собирались.
- А вот сейчас я их! - раздался над головами громовой голос. - А
вот сейчас как плюхнусь!..
Небо почернело, грозовая туча с ревом опускалась, медленно кружа и
выискивая подходящее местечко.
- Вот тут мы все и утонем... - обреченно прошептала я. - И Авы - с
нами вместе... и хлеб...
- Я вынесу тебя, - пообещал путис. - Дай только полежу и приду в
себя...
- Лежи! - велела я. - Лежи! А я - сейчас!.. Я - быстренько!..
Славка, забери пистолет...
"Демократки" у меня, конечно, не было. Но я знала, как воевать с
наваждением! Один раз я уже сцепилась с Качей - и ничего, уцелела.
Главное - не бояться, не бояться, а если что - Ингус вынесет, значит -
не бояться!
На меня, воздев над головой передние лапы, пошла самая крупная
медведица. Это была сама Поор-Ава, она рычала, она пугала всеми
силами, и в конце концов нависла надо мной почище грозовой тучи.
Мощная лапа метнулась к моему плечу.
И тут в голове сработало!
Поймав эту лапу, я потянула ее по направлению ее движения, сама же
шагнула вперед - и мое плечо оказалось подмышкой у медведицы. Резким
движением плеча я бросила вперед хищную зверюгу, как бросала недавно
мальчиков в кимоно на татами, и удерживала крепкую лапу, пока
отчаянный рев не перешел в стон, а под густой шерстью не прорезалась
тонкая кость человечьей руки.
Тут только я взглянула, как дела у Славки.
У его ног лежало неизвестно чье тело - вроде бы и в медвежьей
шубе, да только шуба эта делалась все туманнее, сквозь нее
просвечивала скорчившаяся жалкая фигурка.
Раздался над лесом гул - опять что-то затеяло наше перелетное
озеро.
А Ингус, видя, что мы справляемся, что и Гунар, включившись в
схватку, треснул одну из Ав аброй по голове, пошел метаться над
кромлехом, вытянувшись во всю длину, так что опять над поляной
вспыхнула тускло-золотая девятиконечная звезда, и свелась к
пентаграмме, и появилась рама из крошечных язычков светлого огня. Была
она куда меньше нашей здоровенной ковриги.
- Только как можно скорее! - предупредил Ингус. - Я не смогу долго
удерживать колодец. У меня не так уж много силы и огня осталось...
Я отломила самую приличную горбушку. Славка и Гунар пробились ко
мне и встали, как два стража, один вооружен "демократкой", другой -
аброй! Кто-то из Ав кинулся было к нам - но вредная старуха отлетела,
схлопотав на полдороге оплеуху, а из-за нее возник сивый дед в ушанке,
наш драгоценный дед!
- Ну-ка, потеснитесь, - попросил он.
И всосалось прозрачное пламя вглубь диска, и вырос в нем
непроглядный круг, и мы увидели четыре головы.
- Скорее, скорее! - взмолился Ингус, - Только ни секунды
промедления!
Ешка, Адель, Сергей Петрович и Мач спали, по уши зарывшись в сено.
Видно, повезло им в странствиях и погонях найти крышу над головой и
сравнительно комфортабельный ночлег.
Мы сгрудились у огненного окошка, и наступила невероятная тишина.
Я слышала лишь дыхание своего эскадрона по эту сторону огня и дыхание
того эскадрона - по ту сторону.
- Кидай же! - раздался тоненький голосок. - Я больше не могу
удерживать время!.. Кидай!
Но мне почти не оставили места для замаха.
Я, торопясь, растолкала локтями своих. Метнула!..
И драгоценная горбушка приземлилась возле спящего Ешки.
- Ч-черт!.. - прорычала я.
Это было слишком далеко от Мача.
Гунар схватил было ковригу - но тут темное окошко в двенадцатый
год затянулось светлым пламенем, и к ногам моим упал крошечный золотой
клубок.
- Больше не могу... - прошептал он. - Еще немного - и просверкну
золотой искрой...
Таро, присев на задние лапы, тихо заскулил, глядя на Ингуса, и
рыжая его шерстка была куда ярче поблекшего пламени путиса.
- Что же будет? Вот съест Ешка горбушку - и все наши труды прахом
пойдут! - возмутилась я. - Неужели все было напрасно?
- Что могли - то и сделали! - привел меня в чувство Славка. - Не
причитай! Теперь главное - до восхода удержать Ав в кромлехе! И
посмотрим, как они там запоют!
- Удержим! - твердо сказал дед. - Ну, полетел я. Мне-то сверху
виднее...
- Да вот же он, восход! - Гунар мотнул головой, целясь подбородком
прямо в небо.
Над нами загудело. Когда и как дед взмыл под небеса - мы не
поняли. Но он уже был там, он сделал круг и завис над самым кромлехом.
Авы, опомнившись, сбились в стаю. Но нападать не стали - видно,
затеяв новую пакость, сгинули в лесу. Ревущая черная туча пошла за
ними следом.