Сергея Петровича.
Скучающее, даже основательно заспанное лицо маркитантки мигом
преобразилось. На щеки хлынул горячий румянец, ресницы распахнулись!
Она секунду стояла в полном умопомрачении, потом зажмурилась,
открыла глаза - и увидела не вечереющее небо, не опушку, не бивак, не
костры, не коней и мундиры, а только синее-синее, отчаянное,
пронзительное, ослепительно-прекрасное!..
Три движения совершила тут маркитантка.
И первое было - не отрывая взгляда от схватки, нырнуть правой
рукой наугад в глубину повозки. Оттуда она вытянула обнаженную саблю с
голубым клинком и позолоченным эфесом, и судя по дуге, которую описал
кончик сабли, орудие это было маркитантке привычно. Второе - левой
рукой дернуть завязанный скользящим узлом повод тонконогой гнедой
кобылки. Третье - с борта повозки ловко прыгнуть в седло.
Тут обнаружилось, что под юбкой на маркитантке надеты
кавалерийские чикчиры, заправленные в короткие легкие сапожки с
отворотами.
Некогда было ей ловить стремена, она сразу подняла кобылку в галоп
и помчалась на выручку гусару.
- Подлецы, негодяи, мерзавцы, колбасники проклятые, трусы,
бездельники, дьявол вас всех задери! - завопила она и с таким боевым
кличем врезалась в самую гущу схватки.
Маркитантка лупила саблей плашмя по конским крупам, эфесом
колотила всадников, растолкала нападавших и оказалась рядом с гусаром.
Тот, не сообразив, что примчалась подмога, и на нее замахнулся
клинком, но маркитантка ловко увернулась.
Черные уланы, признав в драчливой всаднице свою поилицу-кормилицу,
которая прошла с ними столько миль, а также ошалев от ее криков и
ударов, несколько отступили, но ненадолго.
Кто-то опомнился и не слишком вежливо посоветовал маркитантке
убираться подальше, если ей жизнь дорога.
Но советчик стоял слишком близко к всаднице и ее лихой кобылке. Он
услышал пространную характеристику своих боевых и мужских достоинств,
а также едва не был смят в лепешку - маркитантка, не задумываясь,
подняла в свечку вышколенную лошадку, и копыта нависли над самой
головой советчика.
Сергей Петрович продышался и с большим интересом смотрел на
следующий маневр черных улан - они попытались вклиниться между гусаром
и его спасительницей, чтобы вывести женщину из боя, но им помешала их
же собственная осторожность, поскольку калечить взбесившуюся
маркитантку они все же не хотели.
- Да пусть забирает себе свой трофей! - проснулся вдруг в ком-то
здравый смысл. - Пусть тащит к себе в повозку! Там он целее будет! А
вот приедет полковник - разберемся!
Сергей Петрович, держа саблю наготове, озирался - он не расслышал
возгласа, но дружный хохот улан очень ему не понравился. Дело пахло
какой-то неприятностью. Так и получилось.
Пока уланы не передумали, неукротимая маркитантка ухватила под
уздцы гусарского серого коня и, взмахнув саблей, показала, где уланы
должны перед ней расступиться. Тут кто-то, особенно злой на упрямого
гусара, вдруг сбоку запустил в него камнем.
Удар пришелся хоть и в кивер, но все равно довольно близко к
виску. Сергей Петрович покачнулся и, возможно, рухнул бы с Аржана,
если бы маркитантка, вовремя подхватив, не уложила его поперек своего
седла.
- Забирай добычу, Паризьена! - закричали уланы.
Им было весело.
И действительно - кто бы не рассмеялся, глядя, как неприятель,
только что опозоривший лучших полковых фехтовальщиков, висит кверху
задом на маленькой кобылке, вроде длинного мешка с овсом, и такой же
беспомощный, как мешок.
Маркитантка обвела взглядом хохочущие лица. Хотела она было что-то
сказать, да закусила губу. И такая злая тоска сверкнула в ее темном
взгляде, что несколько человек невольно подалось назад, расступилось,
и коридор, высвобожденный для всадницы, оказался куда шире, чем
требовалось...
Ни слова не сказала маркитантка черным уланам, а рысью направилась
к своей повозке. Аржан побежал следом.
Сергей Петрович не совсем потерял сознание - он чувствовал, к
примеру, что налившаяся свинцовой тяжестью голова летела куда-то в
пропасть, но все не могла долететь до дна, что тело равномерно
сотрясалось - как оно и положено на рыси. Потом его дергали за руки и
возносили к небесам его ноги, но совершенно не было сил открыть глаза
и понять, что сие означает.
А когда это гусару наконец удалось, то оказалось, что он лежит в
повозке маркитантки, под холщовым пологом, отгороженный этой грязной
шершавой холстиной от уланского бивака, и хозяйка, щеку которой
подкрасил жаром пробившийся в повозку закатный лучик, склонилась над
ним и осторожно ощупывает его висок и ухо.
Рука маркитантки внезапно отскочила - их глаза встретились.
Неизвестно, сколько длился этот взгляд. Сергей Петрович,
справляясь кое-как с головной болью, узнавал и эти блестящие глаза, и
это молодое лицо. Выплыли и встали перед глазами подробности недавней
схватки. А маркитантка просто на него смотрела...
- Вы здорово дрались! - вдруг сказала она. - Клянусь пузом святого
Гри!
- Вы француженка? - удивился гусар, услышав из нежных вишневых
губок любимое присловьице славного короля Анри Четвертого.
- Француженка, и более того - парижанка! - гордо ответила
маркитантка. - Меня так и звали в полку - Адель Паризьена.
- Как же вы оказались с пруссаками?
- Отбилась я от своего полка, еще в Тильзите. Сама до сих пор не
пойму, как умудрилась... Но там такой Вавилон собрался, такое
столпотворение было! Вот, с этими колбасниками сейчас иду... тысяча
чертей и мешок песка в их глотки...
- Не больно они вам по душе пришлись?
- Не все ли равно, с кем наступать? А отступает каждый в
одиночку... - пасмурно сказала Адель. И лицо ее изобразило гримаску
какого-то привычного недовольства.
Но тут маркитантка опять встретила внимательный и ясный взгляд
гусара.
- Вы здорово дрались... - мечтательно улыбнувшись, повторила она.
И в словах этих была неожиданная нежность.
- Я вам жизнью обязан!.. - вдруг все вспомнив, с пылкостью начал
было Сергей Петрович, но она прижала палец к губам.
- Тише, дьявол вас задери! Услышат! Вы ведь, сударь, в плену
все-таки! Но не бойтесь - французы уважают храброго врага. Я вас
колбасникам так просто не выдам.
- Почему? - быстро спросил гусар, заглянув ей в глаза.
Опять маркитантку ослепила ясная синева, опять сердце взметнулось
под небеса!
На быстрый и неожиданный вопрос ответ мог быть только искренним. И
она ответила с неменьшей стремительностью:
- А вы мне понравились!
И улыбнулась лукаво и дерзко - как улыбается женщина, осознающая
свою женскую силу. Улыбнулась, радуясь, что немного смутила своими
задорными словами синеглазого гусара.
Удивительная улыбка показалась тут на его губах. Не обычная его
белозубая и быстрая усмешка это была, совсем нет! А опустились на
мгновение ресницы, дрогнули губы - и преобразилось энергичное лицо с
тонкими и резкими чертами, и лаской от него повеяло.
Но длилось это чудо ровно мгновение. А потом сверкнули под темными
лихими усами зубы, заблестели глаза, и лицо стало прежним, узнаваемым,
дерзким.
- Вы мне тоже понравились, - в тон маркитантке сказал Сергей
Петрович, и добился-таки ее румянца!
Молчание не затянулось.
- Как же вас звать? - спросила бойкая Адель.
- Позвольте представиться, хотя лежа вроде и не полагается, -
отвечал гусар. - Энского его величества гусарского полка поручик
Орловский.
- Поляк? - удивилась маркитантка.
- Русак! - гордо объявил гусар.
Адель призадумалась на миг и решительно пошла на сближение.
- В своем полку я всех офицеров звала по именам, - намекнула она.
- Мое имя Сергей... - тут гусар хотел по привычке добавить и
отчество, но сообразил, что француженке это ни к чему. - Так и зовите.
- Серж? Хорошо. Постараюсь запомнить, - обещала Паризьена. - Да не
пробуйте вставать! Вам крепко досталось. Голова не болит? Не мутит?
- Малость... - признался гусар.
- Вам просто надо отлежаться. Главное - чтобы полковник не
вернулся до темноты. Полковничек у нас... Впрочем, сами увидите. Но
пока он не приедет, никто вас здесь не тронет. Пруссаки - господа
довольно безвредные. А ночью вы отсюда выберетесь.
- Моя сабля! - всполошился вдруг Сергей Петрович. - Пистолеты!..
- Сабля пропала, - сообщила Адель, - а пистолеты целы. Впрочем,
этим добром я вас могу снабдить. У меня тут целая оружейная лавка.
Конь ваш привязан по ту сторону повозки, подальше от моей Фортуны.
Сеном я с ним поделюсь, а вот овса не просите. Вернутся фуражиры -
будет и овес. Вот только чем бы вас покормить?
Маркитантка призадумалась, вздохнула и наконец, фыркнув, пожала
плечами. Из чего можно было сделать вывод - кулинарными затеями она
себя обычно не обременяет.
- Я не голоден, - торопливо сообщил гусар. - Без ужина я бы
обошелся...
- Вина не предлагаю! - сообразив, что означают эти слова, сказала
Адель. - Не думайте, что жалею. Вино это такого качества, что, будь мы
в Париже, мне бы весь вот этот бочонок на голову вылили и правильно
сделали, клянусь пузом святого Гри...
Маркитантка усмехнулась, но получился скорее злой оскал, да и
горечь в глазах, во внезапных двух морщинках между бровей, говорила о
том, что лихой маркитантке не больно-то весело.
- Может, чего другого, покрепче?.. - осторожно осведомился гусар.
Она покосилась на поручика и промолчала. Очевидно, у нее было свое
мнение о пользе крепких напитков для военнопленного, схлопотавшего по
самой уязвимой для военного части тела - голове.
- Впрочем, для колбасников и это пойло сгодится... - буркнула
маркитантка, возвращаясь к прежней теме.
- Что же вы с ними-то?..
- Надо же с кем-то идти! Что мне еще оставалось? Раз уж ввязалась
в эту затею, будь она проклята, то надо идти. Война ведь - как
приливная волна, подхватила и тащит! Сама знаю, что лезу куда не надо,
а как тут остановишься? Одно остается - прибиться хоть к какому полку,
пусть ненадолго, но - защита. Если я и от колбасников отстану, то в
чужой стране вовсе пропаду.
И она тихонько запела.
- Солдат, постой, солдат, взгляни, в повозке у меня найдешь
ружейные кремни и трензель дня коня. Который год ведет война по
выжженным полям... Давай налью тебе вина с тоскою пополам!..
Голос у нее был приятный, но уж больно печальный.
- А дальше? - спросил гусар.
- Мы все сквозь ненависть идем под знаменем полка, нас ненавидит
каждый дом и каждая река... Но в чем беда, но в чем вина - никто не
скажет нам! Давай налью тебе вина с тоскою пополам...
- Неужели и нас ненавидят?!. - эта мысль настолько изумила гусара,
привыкшего видеть в высоких окнах лишь улыбки дам и девиц, что он даже
на локте стремительно приподнялся - и рухнул, пришибленный сильнейшей
вспышкой головной боли.
- Пути побед, пути побед - и ордена на грудь! Проклятья вслед,
проклятья вслед - коня не повернуть... Ну что ж, солдат, на то -
война, и побеждать - орлам! Давай налью тебе вина с тоскою пополам...
- Напрасно ваш император Неман перешел, - ощупывая лоб, словно
надеясь поймать пальцами и раздавить напрочь комочек боли, сказал
гусар. - Ничего у него хорошего не получится, только армию зря
погубит.
- Похоже на то... - задумчиво ответила она. - Сердце чует, что
быть в России второй Испании. Знаете, Серж, что такое герилья? О-о,
это когда целый народ теряет разум и голой грудью идет на штыки! Это
когда из каждого окна - жди выстрела! Когда девочка, теряющая сознание
