Александр Торин
Мы-русские, других таких нет (рассказы)
О вреде пьянства
Приключения мои начались совершенно случайным и непредсказуемым обра-
зом, теплым январским вечером, которые так приятны в Калифорнии... Тогда
я, чертыхаясь, понял, что дома снова совершенно нечего жрать, и вечером
поехал в "Счастливчика".
"Счастливчик" - это мой вольный перевод местной сети продовольствен-
ных магазинов "Lucky". Впрочем, один пожилой дяденька, приехавший в Шта-
ты года два назад, и путавший русские буквы с латинскими, изобрел свое
собственное прозвище: "Пойдем в Лизку" - смеясь повторял он.
Не знаю, кого эти супермаркеты делали счастливыми, должно быть выжа-
тых как лимон после рабочего дня эмигрантов из развивающихся стран, да
странного вида личностей, от некоторых из которых так и хотелось спря-
таться за изящной башней, сложенной из рулонов туалетной бумаги. Моя те-
лежка катилась между рядами, постепенно наполняясь, пока рука провидения
как-то сама по себе не привела ее к длинному стеллажу, уставленному ал-
когольными напитками. И тут, как по-волшебству, колесо у тележки закли-
нило, в результате чего она намертво застопорилась.
- А ну-ка, тпру, - твою... - неслышно выругался я, пнув вместилище
продуктов ботинком. Тележка со скрипом тронулась, и вдруг совершенно от-
четливо начала меня соблазнять:
"Пиво" - гадко взвизгивало колесо на каждом обороте, поразило меня
то, что взвизгивание это происходило на чистом русском языке. - Пиво!
Хо-лод-ное Пиво! Пиво! Пиво! Хо-лод-ное...
- А, будь ты неладна, -искушение было сильным, и я уставился на выс-
тавленные в ряд бутылки. До пива оставалось еще несколько рядов, и
тут... Дыхание мое на секунду остановилось. Бутылка, необычной формы, со
змеиными витыми изгибами и переливами, наполенная жидкостью свет-
ло-коньячного оттенка, с золотой пробкой. В стеклянном чреве ее плавали
какие-то корешки, своей корявой уродливостью более всего напомнившие мне
жень-шень.
Алкоголизмом я вроде-бы не страдал, из всех спиртных напитков предпо-
читал русскую водку, иногда из вежливости выпивал бокал вина, и уж сов-
сем не выносил всяческих изощренных настоек, шампанских, а тем более ли-
керов, считая их отравой для человеческого организма. Так что, справед-
ливости ради, приходится признать, что столь преувеличенная реакция при
виде подозрительной жидкости в бутылке непонятного происхождения, была
для меня совершенно нетипичной.
- Ну надо же, красавица какая, - я чуть было не погладил бутылку, ус-
тыдился этого чувственного порыва, и, пожимая плечами, толкнул тележку.
"Пиво. Пиво. Холо...Кррр-гхх... Бутыл-ка. Бутыл-ка. Бутыл-ка. Бу-
тыл-ка,." - Колесики у моей тележки провернулись и сменили пластинку.
- Заткнись, дура, - я обращался с этой неодушевленной, заедающе- ко-
лесообразной дрянью как с живым существом. - Что же это были за корешки,
- задумался я, и вдруг вспомнил про то, что когда я еще жил в России,
один из моих друзей ездил в командировку в Северную Корею и рассказывал
мне об необыкновенной водке, настоенной на корнях жень-шеня... По словам
моего знакомого, водка эта обладала необычным вкусом, и, выражаясь
по-Ерофеевски, значительно укрепляла дух, при этом умеренно расслабляя
члены. -А вдруг, - мне стало любопытно. - Чем черт не шутит, - и я реши-
тельно развернулся.
От витого стеклянного сосуда исходило мягкое, ласкающее тепло, нас-
только ощутимое, что, взяв бутылку в руки, я от удивления чуть не выро-
нил свою находку. Нет, корешки не были жень-шеневыми. Бутылка была бра-
зильского происхождения, крепостью в 45 градусов. Названия, я, к стыду
своему, точно так и не помню, что-то среднее между Текилой и Кампареш-
той. "Этот редкий напиток, производимый в долине Амазонки, - с удивлени-
ем прочел я на этикетке, - поражает знатоков своим изысканным вкусом.
Настоянный на кореньях, - дальше следовало название совершенно неизвест-
ного мне растения, растущего только в дельте тропической реки, - он дос-
тавит вам неземное удовольствие своей бархатной, проникающей откровен-
ностью и первозданной свежестью познания".
- Ну и насочиняют, - я недовольно пожал плечами, - типичное рекламное
словоблудие. "Изысканный, редкий" - чаще всего означало "Сделанный из
отходов производства и признанный умеренно ядовитым". "Первозданная све-
жесть познания" скорее всего переводилась как "Мамочку родную забудешь,
и будешь отходить два дня". Я уже протянул руку, чтобы поставить бутылку
на покрывшуюся пылью полку, но внимание мое привлекла красная этикетка.
"Бразильская Теки...мпарешта" - гласила этикетка. Цена $89.95. Эксклю-
зивная распродажа: $15.95. Вы экономите $74.00. Не более одной бутылки в
руки. Предложение действительно 23 и 24 января с 10 до 11 часов вечера.
Что-то как-будто оборвалось у меня внутри. Какое сегодня число? Ну
да, двадцать четвертое. Времени пол-одиннадцатого. Шестнадцать баксов -
дорого. . С другой стороны, интересно. А вдруг она действительно родни-
ково-свежая и первозданная? Бутылка в девяносто баксов из Бразилии, где
много диких обезъян... Да столько стоит очень, очень хороший коньяк. Эх,
была не была! - Я схватил экзотический напиток, и, зажмурив глаза, ри-
нулся к кассе.
Стоит ли говорить, что приехав в свою холостяцкую комнатку, я ожидал
свидания с излучающей тепло жидкостью, как молодой повеса... Торопливо
раскидав продукты по холодильнику, я проглотил бутерброд с колбасой и
принялся за таинственный напиток.
Пробка напоминала коньячную, она вытащилась без труда. К моему удив-
лению, при этом несложном действе произошел сильный хлопок, и со дна бу-
тылки поднялись пузыри подозрительно фиолетового цвета.
- А, ну вас к черту, не буду пить эту гадость, - проявил я кратковре-
менное благоразумие, но тут запахло чем-то пряно-ароматным. Так в юности
моей пахла хорошая медовая чача, и я немедля налил стопочку.
Я считал себя человеком тренированным, в своем российском прошлом, я,
бывало, пил неразбавленный лабораторный спирт. Блажен, кто верует...
Жидкость немедленно обожгла мне горло и вызвала онемение языка. - Поте-
рял класс, - расстроился я, а затем испугался, так как щеки у меня пок-
раснели, на лбу выступили пятна противного красного цвета, и после этого
стало трудно дышать.
- Аллергия, наверное, - пространство начало расплываться перед глаза-
ми, потом я вспомнил, что в аптечке лежит присланная мамой из Москвы
упаковка димедрола. - Нет, что же я делаю, мешать димедрол со спиртным
нельзя - возмутилось мое угасающее сознание. Впрочем, доползти до аптеч-
ки я уже все равно не мог, так как руки и ноги мои совершенно меня не
слушались. Их как будто и не было, они превратились в гадко-желтого цве-
та когти, как у заморенных советских куриц. Затем занавески уплыли в
сторону, и из них, покачиваясь, показалась плоская голова змеи. Резко
запахло стоячей водой и гнилью. Змея посмотрела на меня, сидящего на
ветке, как мне показалось, с презрением, и, рассекая чешуйками черную
воду, поплыла куда-то в сторону кухни.
На потолке, выпуклые, неправдоподобно зеленые, колыхались листья.
Визгливо кричали звери, пробежала, хватаясь за люстру, мелкая обезъянка
неизвестной мне породы, и я полетел, поднявшись из тумана. Джунгли в
этот рассветный час особенно красивы. Вот и краешек солнца. Вверх!!! Как
хорошо быть орлом, расправляющим свои крылья... Смущало меня только то
обстоятельство, что время от времени шея моя становилась позолоченной, а
из нее наглым образом торчали две пакостные головы, развернутые в разные
стороны, примерно как на непривычном людям моего поколения новом, то
есть старом российском гербе. От этого раздвоения болела голова, а в
глазах все учетверялось. Как бы это назвать, - задумался я на секунду,
забыв о величественных джунглях. Стерео? Ну да, стереозрение, это когда
два глаза. А у меня, пожалуй что, квадро... Квадрофония какая-то получа-
ется. А я в Россию, домой хочу. Я так давно не видел маму... - Я с нена-
вистью начал царапать когтистой ногой свою грудь, и, потеряв равновесие,
свалился сквозь крону деревьев вниз, здорово ободрав при этом спину.
Какая зверюга... А какие у нее глаза... Желтые. Нет, скорее, зеленые.
Киска, нет, киска, не ешь меня! Я - хороший! У меня в детстве был кот, я
его любил, зараза! Взлетаем! Четыре, три, пуск! Под крылом самолета при-
зывно поет зеленое море...
Какие-то морды, раскрашенные красками, извивающиеся тела....И снова я
парил над долиной Амазонки, падая камнем вниз. Пока не проснулся с жут-
кой головной болью часов около четырех утра.
- Ну и жидкость, - мне было нехорошо, а самое противное, не оставляло
ощущение полной реальности происходившего, я даже осторожно потрогал
свою шею, с облегчением убедившись, что она не раздваивается. - И все
это с одной маленькой рюмки. Жень-Шень, мать вашу, так еще и гербом ста-
нешь! - Я решительно взял бутылку, и вылил ее в раковину. - Да я их за-
сужу, - почему-то идея мести овладела мной той ночью. - Где этот чек? -
Я судорожно начал шарить по карманам. - Они не имеют права продавать та-
кие жидкости. Или, хотя бы, предупреждать надо. "Первозданная свежесть",
маму вашу! А если бы я выпил две рюмки? Дя я бы наверняка помер! - Нет,
где же этот чек? - мне стало неспокойно, тревожно, почему-то я был убеж-
ден, что стоит найти эту бумажку, как жизнь сразу улучшится.
Скомканный чек, наконец, был найден в мусорном баке, и тут я осознал,
что вылив жидкость в раковину, совершил непростительную ошибку. - Как же
они сделают химический анализ, - расстроился я, - пойди им теперь докажи
что к чему, - и от расстройства тут же уснул.
На следующий день я почувствовал себя лучше, и уже начал забывать об
этом досадном эпизоде, но через пару дней мы с Патриком решили сделать
вылазку в английский бар.
О Патрике - разговор особый. Он - мой коллега по работе, сидит в со-
седнем "кубике". Кроме того, он - ирландец и холостяк. Эти два последних
обстоятельства роднят нас, двух в меру интеллигентных мужчин в полном
расцвете сил, оказавшихся на чужбине. Вообще я заметил, что ирландцы,
как и русские, обладают повышенным чувством юмора, некоторой дикостью
характера, общей дружелюбностью, а также обожают вечеринки, на которых
часто надираются и дебоширят.
Итак, мы с Патриком пошли в бар. Подобные вылазки становились доброй
традицией. Начинались они подтруниванием друг над другом, потом расска-
зами о том, с какими потрясающими девушками в том или ином баре познако-
мился знакомый его или моих знакомых, а, когда девушек не обнаружива-
лось, заканчивались умеренным дружеским пьянством. На прошлой неделе,
например, я угощал Патрика "Столичной", которую он не оценил. Скривив
губы, он иронично прошелся по поводу того, что "Столи" напоминает ему
лабораторный спирт, используемый для очистки поверхностей. Я, обидев-
шись, пытался рассказать ему про 63 спектральных линии, без которых вод-
ка не может называться таковой, потом, исчерпав все аргументы, вспомнил,
что спирт мы в старые времена тоже пили.
- Дикари! - возмутился Патрик. - На следующей неделе я угощаю тебя
настоящим напитком, приготовься!
"Настоящий" напиток оказался выдержанным шотландским виски. Прелести
этого зелья, отдававшего сивушными маслами и болезненно напоминавшего
мне сельский самогон, я не понимал, но отказаться было неудобно. Патрик
сделал вялую попытку познакомиться с двумя дамами среднего возраста и
абсолютно шлюховатого вида, но, купив им пару коктейлей, остыл, и мы
предались распутной дегустации вязкой, пахнущей дымком жидкости.
- Так и вспоминаю, - разливался я соловьем. - Типичный первач.
- Что такое "Первач"? Это "товарищ"?
- Представь себе, Патрик, ты какой университет заканчивал?
- Дублинский. А что?
- Ну как же. Накануне защиты долгожданной ученой степени, на полях
