побороть искушения, отдал прыщавому патриоту скаутско-пионерский салют,
и, злорадно хохоча, выбежал на улицу.
Хорош был вечерний Лондон. Светились витрины магазинов на знаменитой
Оксофрд-Стрит, доносились экзотические запахи пряностей из Китайского
квартала... Я еще не знал, что этот вечер станет последним вечером моей
иллюзорной свободы в столице Великобритании.
Я возвращался в гостиницу около полуночи, и заподозрил неладное за
пару переулков до дома имени лорда Баден-Пауэлла. В этот ночной час ули-
цы были уже почти пустыми, только из частных клубов вываливались разог-
ретые джентельмены с красными лицами и подпитые представители "золотой
молодежи". У соседнего дома располагался маленький иранский магазинчик,
и на прилавке, освещенные яркой лампочкой, были горой навалены фрук-
ты-овощи. Тут что-то ностальгическое неожиданно впечаталось в сознание,
и вызвало череду ассоциаций. Мне лет одиннадцать, скоро Новый Год, хо-
лодно, ночь, метель, остановка троллейбуса, сетки с апельсинами, смолис-
тый запах, и черные, ромбообразные этикетки "Яффа".
Я подошел к прилавку поближе. "Яффа" - гласила знакомая мне до боли
черная этикетка. "Product of Israel" - гласила желтая бумажка, приклеен-
ная чуть пониже. Оказывается, я сам того не зная, вырос на израильских
апельсинах.
Хозяин магазина, дремлющий на стуле около прилавка, приоткрыл один
глаз, оценивая шансы на то, купит ли этот полуночный посетитель
апельсин, и тут на улице послышался топот, а потом затрещали ветки кус-
тов.
Я выронил апельсин и вздрогнул. Все-таки, время было позднее, а пас-
порт, авиационный билет и деньги я носил в нагрудном кармане.
На улице стало тихо, я пожал плечами и быстрым шагом пошел в сторону
гостиницы. И снова затрещали ветки за спиной...
Тут мне стало жутко, и, каюсь, я побежал, разбрызгивая редкие лужицы
на мостовой своими длинноносыми ботинками, купленными в универмаге
"Москва". И только, когда из красной телефонной будки на меня уставились
три пары глаз, заканчивающихся с одной стороны пилоткой, с другой- галс-
туком, и замигал фонарик, а с третьего этажа дома Бадена и Пауэлла вмес-
те взятых, встрепенулся ему в ответ лучик света, мне стало смешно, и я
начал бесстыдно ржать, чем привел юных разведчиков в полное недоумение.
До номера я добрался под конвоем пяти юных скаутов, запер дверь на
цепочку, и, смеясь и одновременно чертыхаясь, кое-как устроился на ска-
утском ложе, решив завтра же устроить скандал усатому мистеру Хабибу, и
даже вернуть ему сто фунтов...
Как же я был наивен. Мистер Хабиб, как выяснилось, покинул Лондон на
несколько дней. К тому же, Дэвид, говорящий на Кокни, накрашенная девица
и наглый менеджер Майкл куда-то испарились. В гостинице теперь заправля-
ли делами мрачного вида женщины весьма пожилого возраста, объясниться с
которыми было просто-таки невозможно. И я оказался один на один с озве-
ревшими от полового созревания подозрительными британскими пионерами.
Для слежки за мной были мобилизованы наиболее сознательные представи-
тели скаутского движения. Толстые и худощавые, высокие и низенькие, они
следовали за мной по улицам, вскакивали в вагоны подземки, заглядывали в
мою тарелку. Двое из них даже торчали около дверей аудитории Имперского
Колледжа, в которой проходил научный семинар, тщательно симулируя любоз-
нательность, присущую молодому поколению. Надо признаться, что они чуть
ли не до слез растрогали молодцеватого профессора с окладистой седой бо-
родой, который воспринял моих конвоиров как признак духовного оздоровле-
ния Англии и растущей популярности его научных свершений (он в то время
и вправду был знаменит). Разубеждать его я не стал, как-то неудобно бы-
ло....
Все это начало выводить меня из себя. Я не мог спокойно вернуться в
гостиницу, даже сходить в туалет. Я не принимал ванной и не чистил зубы.
Я стал желчен и мизантропичен. Я избегал завтраков в скаутской столовой,
забитой патриотическими юнцами, на завтрак мне приходилось съедать кекс
в маленьком продовольственном магазинчике на соседней улице, запивая его
молоком и наблюдая, как по улице нетерпеливо прогуливаются два толс-
теньких розовощеких мальчика в шортах, бросая на меня подозрительные и
весьма недружелюбные взгляды.
Так прошли четыре дня, и я не выдержал, решив все-таки пожаловаться в
Королевское общество. За мной там присматривал усатый джентельмен по
имени Скотт, который наверняка по совместительству был агентом Британс-
кой разведки. Впрочем, Скотт, должно быть, был уверен, что меня завербо-
вало КГБ.
- Ну что же вы нам раньше не сказали, - разливался соловьем Скотт. -
Мы только что получили дополнительные средства, не хотите ли вернуться в
гостиницу "Кобург"?
- Хочу, ужасно хочу, - чуть не заплакал я, вспомнив джентельменов с
сигарами и дам в длинных вечерних платьях, а также ресторан, в котором
жильцам подавали английский завтрак, почему-то называемый континен-
тальным: блестящие сковордки с шипящими сосисками, апельсиновый сок,
яичницу и кофе...
- Извините еще раз, - сухо кашлянул Скотт. - Мы же думали, что вам
будет ближе добираться до работы....
Жизнь, как мне показалось, налаживалась. Тем более, что вечером я уд-
рал от своих преследователей, оторвавшись от них на пересадке в метро.
По этому поводу я, беззаботно посвистывая, выпил пива в баре недалеко от
Лондонского Университета с симпатичным аспирантом Джорджем, потом прогу-
лялся с ним до вокзала Виктория, там располагалась его квартира. В квар-
тире этой я познакомился с его худенькой большеглазой женой, выпил у них
в гостях еще немного виски, затем добрел до метро, вылез на станции
"Кенсингтон". К своему удивлению, дойдя до иранско-афганского магазина
"Калашников", на витрине которого висели хорошо знакомые мне автоматы, я
не обнаружил ни одного разведчика-пионера. Затем я прошел мимо паба с
леденящей душу надписью "Последняя Таверна перед Альберт-Холлом", свер-
нул направо...
Вот как они мелькнули эти патриоты, стайкой у перекрестка. Ха-ха, се-
годня меня здесь не будет! Взвейтесь кострами, синие ночи!
Будучи слегка пьян, и не в силах удержаться от дьявольского искуше-
ния, я скорчил страшную рожу полненькому, покрытому веснушками мальчуга-
ну, который сопровождал меня в лифте, с удовлетворением заметив, что на
лбу его выступили капли пота...
О, святые правозащитники! Что сделали эти чертовы бдительные прароди-
тели пионеров с моими вещами? С копиями статей, любовно собранными в
библиотеке Императорского Колледжа? С синтетическими рубашками фабрики
"Большевичка", с моим парадным болгарским пиджаком в мелкую клеточку...
Все мое имущество было разворочено, частично изрезано ножницами, и
густо полито чернилами.
И тут нервы мои сдали. Меня уже не волновало, что скажет советское
посольство, что напишет реакционная английская пресса, я был полон жажды
отомщения. Открыв дверь, и увидев шпиона, невзначай слоняющегося в кори-
доре, я издал победный рык, и, скрючив пальцы в предвкушении добычи,
бросился в его сторону, сам удивляясь собственной прыткости.
- Мама, - Зарыдал скаут, когда я поймал его за галстук. - Мистер-ком-
мунист, пожалуйста, не убивайте меня. Я больше не буду. К тому же, мой
папа - потомственный рабочий-сталевар.
- А кто безобразничал в моей комнате!
- Это не я, это наш командир, Питер..... Не бейте меня, дяденька...
- Где он? - Прорычал я, оскаливаясь.
- Я не знаю, - заплакал мальчик. - Я больше никогда не буду, мис-
тер-коммунист. Честное скаутское!
- Сдался ты мне, - прошипел я. - Я плохо переносил детский плач, жаж-
да немедленной и безусловно кровавой мести начала отступать, и я благо-
разумно решил написать жалобу администрации.
Что я и сделал. Администратор гостиницы долго говорил по телефону с
командиром скаутского отряда, тот звонил в какой-то штаб, и, естествен-
но, выяснил, что я пребываю в гостинице не вполне законно. Впрочем, наш-
лась какая-то квитанция о моем вселении в дом Баден-Пауэлла, и меня
клятвено обещали уведомить заказным письмом о принятых в среде скаутов
дисциплинарных мерах... И даже возместить убытки.
Скаутское движение осталось моим вечным должником. Убытков мне не
возместили, даже не прислали письма о принятых мерах, как-то порке роз-
гами чересчур активизировавшихся школьников. Вообще-то, я отхожу до-
вольно быстро, и, решив не осложнять и без того непростые отношения меж-
ду Москвой и Лондоном, я успокоился. Тем более, что в новом месте обита-
ния я был окружен вполне приличными людьми. С глубокомысленным видом
шурша страницами "Таймс", они кушали с утра сдобные булочки и хлопья с
молоком, запивая их кофе и апельсиновым соком. Они придерживались пози-
ции невмешательства в дела ближнего своего и держались как истинные
джентельмены. Страшно было подумать, что некоторые из них в детстве мог-
ли быть скаутами...
С тех пор, увидев на улице мальчика в форме, я тоскую по исчезнувшим
с лица земли советским пионерам. У них в массе своей была нормальная
психика. Они подозрительно относились ко всяческим партийным аксессуарам
типа значков, галстуков, и даже знамен районной и школьной пионерской
организации, с удовольствием обменивая их на импортную жевательную ре-
зинку, порнографические открытки и заезженные пластинки западных
рок-групп. Они недолюбливали общественные организации, обладали развитым
юношеским цинизмом, нигилизмом, нормальной сексуальной ориентацией, и,
как мне кажется, составляли наиболее здоровое ядро моего поколения.
Многие из бывших советских пионеров после распада социализма занялись
бизнесом в России, да храни их Господь, ибо эта категория нынче занесена
в Красную Книгу. Они почти полностью отстреляны конкурентами с помощью
пистолетов, ружей, обрезов и автоматов Калашникова. Хочется думать, что
конкуренты эти, безжалостно нажимающие на спусковые крючки, никогда не
носили красных галстуков. Скорее всего, они выросли уже в то время, ког-
да пионеры были упразднены.
Но все не так плохо. Дело в том, что значительная часть моих бывших
соратников по пионерской организации выжила в наши бурные времена, и ны-
не обитает за границей. Так, не далее, как на прошлой неделе, я встретил
в Сан-Франциско Игоря Костикова, бывшего председателя нашего Совета Дру-
жины, которого не видел почти что четверть века.
Вид у него был свежий, оптимистичный, а в коляске, которую Игорь тол-
кал перед собой, сидели три розовщеких белобрысых мальчика... Почему-то
я тогда был уверен, что эти мальчики никогда в жизни не будут носить пи-
лотки, галстуки и шорты.
И решил я, что близится эра светлых годов... Кто мог знать, что
судьба снова сведет меня со скаутами... Но об этом следует рассказать
отдельно.
История вторая. Стратегия и тактика классовой борьбы со скаутами в
условиях Северной Калифорнии.
С возрастом, хотя, по американским понятиям, мои тридцать пять лет
были самым начальным периодом зрелости, я стал раздражителен и нетерпим
к окружающему меня человеческому общежитию. Первые признаки воинствующе-
го индивидуализма проявились в самом конце холодной войны, когда прекра-
тил свое существование великий и могучий Советский Союз, была упразднена
пионерская организация, и одновременно в Академии Наук перестали платить
зарплату. Затем, сменив несколько стран обитания и профессий, я оказался
в Калифорнии, и с тех пор мизантропические настроения неуклонно усилива-
лись и укреплялись в моей усталой душе.
Дело в том, что у меня с детства была дурацкая мечта: собственная
комната, пусть в пять квадратных метров, но своя, чтобы можно было зак-
рыть в ней дверь и остаться наедине с листами бумаги, или, в соот-
ветствии со временем, с экраном компьютера. И чтобы в комнате этой было
тихо. Мечта все никак не хотела сбываться, в основном из-за отсутствия
