неодобрительно щурился.
- Нам все известно, - в двадцатый раз повторял он. - Расскажите, где
именно в Америке у вас запланированы явки и встречи с агентами КГБ. -
Иногда он менял тактику: - Расскажите, как именно вас в Москве завербо-
вало ГРУ.
Я рассвирепел, но деваться было некуда, моя судьба зависела от этого
недоумка, отрабатывавщего на мне свое профессиональное мастерство или
просто вымещавшего на случайной жертве свое плохое настроение.
- Меня никто не вербовал! - стоял я на своем. - И даже в КГБ в старые
времена со мной разговаривали вежливее.
Паренек недоверчиво посмотрел на меня, и в его глазах промелькнуло
сомнение.
- А почему же в таком случае ты нервничаешь и твои родители живут в
Москве? - спросил он.
Я вышел на улицу и закурил. Руки у меня дрожали от боли и возмущения,
и я с трудом сел за руль. Если бы еще вчера мне рассказали об этом, я бы
посмеялся и не поверил ничему подобному.
Несколько месяцев назад я чудом избежал гибели, когда так и не най-
денные никогда террористы полили горный склон маслом и рассыпали на до-
роге шипы. Покрышки у моей старенькой машины сразу лопнули, и ее закру-
жило на склоне и выбросило в кусты. Идущие за мной машины столкнулись,
одна из них перевернулась, покатилась кубарем по склону и загорелась.
Тогда, и во время войны, когда рядом громыхали взрывы и взлетали ракеты
"Патриот", я чувствовал себя частью этой маленькой, окруженной врагами
страны, давшей прибежище сотням тысяч людей и надрывавшейся в попытках
обустроить их, в то время как огромная Америка, только что кричавшая о
правах человека, как-то вдруг стыдливо примолкла и ввела жесткую иммиг-
рационную квоту. Сейчас, после этого позорного допроса и унижения, я хо-
тел уехать отсюда...
Ввиду неожиданного прощения долгов мне предстояла полулегальная и
бессмысленная операция по обмену их на доллары и вывозу назад для возв-
ращения Ефиму Пусику. По существующим правилам я мог вывезти из страны
весьма скромную сумму. К счастью, по соседству с факультетом в механи-
ческой мастерской, расположенной на разогретом солнцем, поросшем соснами
склоне горы, работал университетский пролетарий физического труда, зна-
менитый слесарь Изя.
Изя был здоровым верзилой с курчавыми черными волосами, вечно ходив-
шим в зеленоватой майке, вымазанной в ржавчине. Я часто видел его на
различных подсобных работах. Перед приездом важных правительственных де-
легаций или проведением международных симпозиумов главная аллея универ-
ситета украшалась бело-голубыми государственными флагами Израиля. Изя
был одним из основных действующих лиц в проведении этих предпраздничных
торжеств. Он бегал по территории с пачкой флажков под мышкой, суетился и
давал указания мрачной группе рабочих, нанятых для этого случая из числа
бывших советских специалистов.
- Сюда, сюда втыкай! - Изя подбегал к неразумному подручному и наг-
лядно показывал ему, как флагшток попадает в предназначенное для него
отверстие в фонарном столбе. - Ни слова не понимает! - Он свысока и с
жалостью глядел на неразумного подопечного. - Что с ним говорить? Вот я,
рабочий, а все умею. А они, они все инженеры или доктора наук, двух слов
связать не могут! - и Изя с гордостью почесывал волосатую грудь.
После завершения подготовительных хлопот Изя обычно сидел в тенистом
кафе на небольшой площади с журчащим фонтаном, пил крепкий кофе, курил и
болтал с похожими на него крепкими биндюжниками, местными таксистами,
ожидающими клиентов, и владельцами маленьких магазинчиков.
- Что с ними разговаривать? - риторически спрашивал он. - Я рабочий
человек и, слава Богу, - при упоминании Бога он на секунду замолкал, - у
меня все есть! - Он загибал пальцы: - Дети есть, квартира есть, машина
есть, работа есть. А эти, - он презрительно смотрел вокруг, - приехали,
все культурные, а двух слов связать не могут! - Изя был явно ошарашен
тем, что существуют вокруг темные люди, не разговаривающие на иврите.
Собравшиеся вокруг завсегдатаи кафе одобрительно кивали.
Изя работал в каком-то подобии подсобного помещения, в котором стояли
верстаки, лежала груда ржавых водопроводных труб и старого электрическо-
го хлама. У стены, в маленькой каморке за столом сидел Изя под фотогра-
фиями, изображающими гоночные мотоциклы, спортивные машины, голую девицу
с огромными розовыми грудями и бывшего министра обороны Моше Даяна с
черной повязкой на глазу.
Когда я вошел, Изя с аппетитом жевал, обмакивая зеленый лук в соль и
заедая его спелым помидором. Всем давно было известно, что Изя подраба-
тывает подпольным обменом валюты, и сотрудники университета, от профес-
соров до студентов, частенько заглядывали в его обитель.
- Изя, - начал я. - Я хотел с вами договориться. Мне надо обменять
крупную сумму денег. Давайте назначим день, вы принесете доллары, и я
все обменяю.
- Сколько? - с интересом спросил Изя.
- Восемь тысяч долларов. - Я назвал сумму и зажмурился. Обычно у Изи
меняли долларов двести-триста для помощи родственникам в России. Мне од-
нако и в голову не приходило, что в свободном обращении скромного слеса-
ря могут ходить тысячи.
- Дружок, ты что, думаешь я нищий, да? Деньги при тебе? - Изя весело
рассмеялся, почесывая волосатую грудь. Деньги были при мне. Изя подошел
к небольшому сейфу, открыл его, и я увидел, что сейф весь забит банкно-
тами. Он достал тоненькую пачку бумажек, отсчитал ее и забрал мой бумаж-
ный пакет, набитый шекелями. - Желаю удачи! - Израильский пролетарий
осклабился и снова обмакнул лук в соль и аппетитно им захрустел.
- Оттуда не возвращаются, - сказала мне грустная худая высокая библи-
отекарша, когда сотрудники факультета провожали меня в дорогу. - Там
слишком хорошо. Я уже многих друзей провожала, пока что никто не вернул-
ся. Купили дома, говорят, что вернутся в следующем году. Но продолжают
жить. Не забывай нас...
Я уезжал ранним утром. Автобус собирал хмурых мальчиков в очках с ви-
сящими через плечо автоматами. Этой ночью в небе летали реактивные само-
леты, а где-то на севере глухо бухали разрывы. Я чувствовал себя преда-
телем. Эти дети ехали туда, где пахло порохом и можно было погибнуть в
любую минуту. Я же уезжал в беззаботную, залитую солнцем и продуваемую
океанским ветром долину. В кармане у меня лежали доллары, извлеченные из
глубины Изиного сейфа и уже принадлежавшие Ефиму Пусику. От них исходил
какой-то холодок, проникающий внутрь и смешивающийся с маленьким пульси-
рующим снежным комочком, сидящим в груди.
Глава 4. Скромный кожаный пояс с золотой пряжкой.
На въезде в Америку сидел курчавый молодой паренек с черно-лиловой
кожей, так сказать, местный архангел. Он деловито проставлял штампы в
паспорта, улыбаясь приезжающим своей широкой белозубой улыбкой. Мой пас-
порт, открывающийся сзади наперед, вызвал у него затруднения. Архангел с
лиловым отливом, в белой рубашке и в галстуке, вертел его во все сторо-
ны, то переворачивая сверху вниз, то листая его справа налево, пытаясь
определить мое происхождение.
- Откуда? - наконец непонимающе буркнул он.
- Израиль. - Я был настроен решительно.
- Как? - страж был явно поставлен в тупик.
- Израиль.
Паренек недоверчиво посмотрел мне в глаза и достал толстую засаленную
книгу. Он некоторое время изучал список стран и народов, затем снова
посмотрел на меня, и лицо его прояснилось.
- Это в Африке! Фрукты, растения, змей везете? - Парень с ловкостью
фокусника извлек цветные картинки с изображениями экзотических плодов,
покрытых странными наростами, и разноцветных, гадко выглядящих змей с
пестрыми пятнышками и ромбиками на боках.
- Нет, ничего не везу! - я решил не уточнять географического располо-
жения исторической родины.
Архангел махнул ладонью и шлепнул штамп в паспорте. Я был свободен!
Андрей ждал меня у выхода из аэропорта. Его розовые щеки, которые,
как мне показалось, еще более округлились со времени нашей последней
встречи, были надуты, что придавало лицу встречавшего важное и на-
чальственное выражение. Я обратил внимание на то, что он был одет так
же, как и несколько месяцев назад. Физическая оболочка старого знакомого
была покрыта полосатой рубашкой без галстука, напоминающей матрац, серы-
ми, с металлическим оттенком брюками и добротными кожаными туфлями. Вид
у Андрея был озабоченный и крайне деловой.
- Привет, - отрывисто сказал он. - Наконец-то ты соизволил приехать.
Нам надо в темпе двигаться. Поговорим в машине! Он выхватил у меня один
из чемоданов и, рассекая шумную толпу, побежал к лифтам, ведущим в под-
земный гараж. Я с трудом поспевал за ним. Мы швырнули чемоданы в багаж-
ник блестящей Тойоты, Андрей резко взял с места, и мы выкатились на ши-
рокую автостраду, по которой на огромной скорости бесшумно катились раз-
ноцветные машины, казавшиеся гигантами после компактных европейских мо-
делей. Их черные, блестящие шины мягко шуршали по асфальту, изредка пос-
тукивая на дорожных швах.
На горизонте возвышались зеленые горы, покрытые лесом, и серо-свинцо-
вые тучи перекатывались через их вершины и мягко спускались по лесистым
склонам. С другой стороны от дороги закатное солнце проглядывало сквозь
небольшие облака, обнажавшие клочки голубого неба. Я нажал на кнопку.
Стекло бесшумно опустилось, и в машину ворвался свежий воздух, наполнен-
ный ароматами моря, хвои и трав. После влажной духоты бушевавшего изра-
ильского лета он показался мне эликсиром жизни. Голова слегка кружилась
после бессонных суток.
- Здорово здесь у вас, - сказал я глубоко дыша. - А в Из...
- Давай-ка перейдем к делу! - неожиданное резко, даже, как мне пока-
залось грубо, оборвал меня Андрей. - Ты уже разобрался с работой, о ко-
торой с тобой говорил Ефим?
Я был ошарашен таким вступлением. Тогда, несколько месяцев назад, ни-
какого конкретного разговора не было, и я не подозревал о том, что пред-
полагалось, что я привезу вместе с собой какие-либо конкретные результа-
ты. Напротив, я наивно полагал, что факт физического перемещения моего
тела в компанию Пусика предполагает начало соответствующей деятельности.
Конечно же, я нашел в библиотеке гору статей, но работа оказалась неожи-
данно сложной. Настроение у меня сразу упало.
- Как тебе сказать, - осторожно начал я. - Я кое в чем разобрался, но
пока до конкретных результатов еще далеко. Видишь ли, у меня было очень
мало времени, все эти хлопоты, бюрократия...
- Это очень плохо. - Андрей произнес это ледяным тоном. - Ефим только
вчера интересовался тем, что же именно ты успел сделать.
При этих словах я вдруг почувствовал неловкость и даже некоторый стыд
за свою нерасторопность. Маленький ледяной холодок, который уже давно не
давал себя знать, встрепенулся, как бабочка, собирающаяся взлететь с
цветка, зашелестел крылышками холодного белого пламени и вдруг ровно
засветился, как лампочка Ильича. Неожиданно я даже обрадовался этому
ровному свечению.
- И еще, - вдруг жестко добавил Андрей. - Имей в виду: в Америке ни-
кого не интересуют твои личные проблемы. В Америке никому не жалуются и
не объясняют, почему не сделана работа. Здесь интересуются только тем,
сделана работа или нет! Так что не вздумай ссылаться на твои личные обс-
тоятельства, если с тобой будут разговаривать!
В кабине автомобиля воцарилось тяжелое молчание. Андрей напряженно и
недовольно смотрел на дорогу. Меня уже ничего не радовало. Угораздило же
угодить в такую дурацкую ситуацию! Почему же Ефим разговаривал со мной
таким доброжелательным тоном? По-видимому ситуация за эти месяцы измени-
лась.
Тем временем мы съехали с автострады, и машина уже неслась по не-
большой дороге среди аккуратных домиков. Андрей посмотрел на меня.
- И скажи спасибо за то, что я тебе об этом говорю, - сказал он дело-
