свет люминисцентных ламп слегка резал глаза, мой стол с горой бумаг ка-
зался чужим. Я взял в руки стоящий в глубине на полке томик стихов, со-
вершивший вместе со мной многочисленные перемещения в пространстве. Одна
из страниц была надорвана, и она когда-то аккуратно заклеила ее прозрач-
ной липкой лентой. Я открыл книгу на этой странице и долго смотрел на
нее. В груди возникала тупая, далекая боль. Казалось, в этих листах бу-
маги еще хранится тепло рук, прикосновения, дыхание, шелест, настольная
лампа...
- Вот хорошо что ты здесь! Ну что, выздоровел? - Ефим как всегда подкрался бесшумно. - Лучше себя чувствуешь? А ты мне нужен, у меня в кабинете ребята сидят. Я целую бригаду выписал из Петербурга, сильная команда! Иди, посмотри на них, я так и сказал, ты, молодой парень, всей Академией наук руководил.
- Ефим, что вы говорите? - возмутился я.
- Листен, Листен, а на самом деле так все и было! - Ефим пристально
посмотрел на меня, покачивая головой. - Ребята про тебя как про Бога
слушали, вот увидишь, как они будут сейчас на тебя смотреть!
Я понял, что искать здравый смысл, спорить, доказывать что-либо было
совершенно безнадежно. В кабинете Ефима сидели пять человек, трое
мальчиков в костюмах, со сбитыми набок галстуками, с чистыми, открытыми
лицами и двое ребят постарше, один из которых мне сразу не понравился
из-за немного бегающих, затаившихся глаз.
"Этот будет вместо Бориса или Леонида," - с тоской понял я.
- Вот, знакомьтесь, наш ведущий специалист, - Ефим гордо указал на
меня.
- Здравствуйте, - они испуганно посмотрели на меня.
"Какие открытые, хорошие лица у этих четверых, - подумал я, - В гла-
зах у них мысль, красота, свобода... А, может быть, я неправ, и у пятого
тоже все в порядке? Кто знает... Эх, мальчики, мальчики... Неужели и вас
перемолет эта мясорубка, и вылезете вы из нее испуганные, обгаженные, с
вывернутыми наизнанку душами и с больной совестью?"
- Ребята толковые, - Ефим обращался ко мне, - с ними горы можно свер-
нуть! Я проверил, они уровень наберут и Леонида с Андреем и Борисом
заткнут за пояс. Это я тебе точно говорю! Этих давно пора менять, заси-
делись, воображают о себе черт его знает что! Что они такого сделали
удивительного? Борис вообще ходит как сумасшедший, его Эдик совершенно с
ума свел. Как ядовитое насекомое, укусил, пустил свой яд в него и все!
Ты посмотри, у него вид такой сумасшедший, забитый, испуганный. Андрей
сидит надутый, бездельничает, воображает о себе черт знает что. А Леонид
вообще охренел! Он намекал, что хорошо бы зарплату поднять! - Ефим пере-
дернулся. - С тобой вот все ясно, я тебя поэтому пока и не трогаю. Ты
вот хочешь наукой заниматься, бессеребренник, ну и хрен с тобой! А они
работать уже в полную силу перестали, поощрений ждут. Ни хрена они не
получат, ни цента! Пусть уходят в другие компании, они ребята сильные,
будут в два раза больше получать. А вот эти, - Ефим махнул рукой в сто-
рону своего кабинета, - будут день и ночь пахать, свежие пополнения! И
счастливы будут своей зарплате, по крайней мере года два или три... Нет,
нет, пора вливать свежую кровь...
Я огляделся. Новая команда с некоторым испугом прислушивалась к Бори-
су, что-то объяснявшему им по-английски с поджатыми губами. Глазки парня
постарше бегали...
История повторялась в своей застывшей неизбежности. По слухам, Лео-
нид, Борис и Андрей появились в компании Пусика лет пять-шесть назад
точно таким же образом. Вначале смущенные и растерянные, они быстро об-
жились в непривычных условиях и, как птенцы кукушки, подсаженные в чужое
гнездо, с успехом выжили своих предшественников, которые без малейших
сентиментов были выброшены на улицу. По-видимому, сейчас я присутствовал
при начале новой фазы в истории компании Пусика.
Мне снова стало хуже, и я поехал домой. В квартире было пусто. Я лег
на диван и включил телевизор. Экран засветился. Где-то в Европе шла не-
большая война. Из маленькой, обшарпанной машины вылезала пожилая женщина
в вытертом длинном пальто и испуганно бежала к колонке набрать в ведро
воды. Неожиданно раздавался выстрел, она падала на асфальт, и вокруг ее
головы растекалась лужица крови. Из машины выскакивал обезумевший от го-
ря старик и, не обращая внимания на стрельбу, кидался к ней, еще не веря
в происшедшее. Эту сцену прокручивали несколько раз, в замедленном тем-
пе.
Я переключил канал. Русские самолеты летели низко над разрушенным го-
родом, покрывая его ковром бомб и взрывов. Горели дома, люди разбегались
врассыпную. Женщина, с широким деревенским лицом, в сером пуховом плат-
ке, случайно попавшая в кадр, бежала по улице, причитала по-русски и
плакала от ужаса.
Армейский грузовик подвозил к объективу камеры трупы убитых детей, и
мрачный небритый мужчина стаскивал их за ноги и укладывал один к одному
на землю. Стройный высокий джигит с орлиным взглядом и черной бородой
смотрел на смерть и разрушения и клялся отомстить за кровь детей, глаза
его горели черной яростью, и рука тянулась к несуществующему кинжалу.
"Под зеленым знаменем Пророка,"- неожиданно вспомнил я прочитанных в
детстве классиков, и боль поднялась в груди.
Я снова переключил канал. На Красной площади проходил парад Победы.
"Отец должен быть где-то там, - вспомнил о своем недавнем звонке к
родителям в Москву. - Мама сказала, что ему даже выдали по этому случаю
серый шерстяной костюм и туфли." Маленькая кучка выживших стариков с ор-
денами на груди шла, пытаясь отбивать шаг, и я вдруг мельком увидел от-
ца. Он был немного выше окружающих и отбивал шаг, высоко держа седую го-
лову и смотря перед собой. На трибуне стояли президенты России и Амери-
ки.
Кровавый век медленно подползал к своему концу.
