раметрам, и у нас в системах возникают сбои!
- Завтра поднимем шум. Все, времени два ночи, никого уже нет, - Лео-
нид подошел к пульту и набрал секретный код. - Здание на охране, поехали
домой.
- Распустились люди! - Борис выйдя на улицу перешел на русский. - Эти
русские на сборке... Каждый думает о своей выгоде, пытается побольше ур-
вать, в воскресенье их не выгнать на работу... Это что за свет на первом
этаже горит?
- Академик, мудак, забыл погасить! - Леонид ругнулся.
- Идиот, у себя в квартире бы не оставил! А в компании, пожалуйста, я
видите ли забывчивый, фирма не обеднеет! Вот она, типичная советская ма-
нера. - Борис заскрежетал зубами. - Меня от этого трясет! Слава богу,
Ефим его собирается уволить.- Две фигуры отошли от здания и скрылись во
тьме.
Со дна колбочки поднялся еще один серебристый пузырь, булькнул, и
столбик жидкости фонтанчиком вырвался из маленькой трубки. Глаза слипа-
лись, и в голове начинало шуметь. Тени, воспоминания, мысли, исписанные
листочки бумаги с графиками мелькали перед глазами, как в хороводе, пе-
ремешиваясь, то явственно возникая перед глазами, то рассыпаясь, и ака-
демик почувствовал, что сильно устал.
"Эх, поздно уже, - он посмотрел на часы. - Мать честная, два часа! Ну
и засиделся я сегодня." - Академик встал, расправил затекшие плечи, наб-
росил на плечи куртку и подошел к двери. В коридоре неярко горела фиоле-
товым светом лампочка, и здание, похоже, было абсолютно пустым.
Он сделал шаг вперед, и вдруг белая коробочка, висящая около потолка,
мигнула зловещим ярко-красным светом, совсем как злобным подслеповатым
глазом, и где-то вдалеке раздался противный, тревожно и хрипло жужжащий
звонок.
"Черт, - испугался академик, - что это такое?" - Он замер, коробочка
перестала мигать и неподвижно уставилась на него, слегка поблескивая
странным фиолетовым отсветом стеклянных фотоэлементов. Академик застыл
на месте, неожиданно чувствуя, что мурашки побежали у него по спине. Ему
казалось, что из этой коробочки на него смотрит что-то недоброе, жесто-
кое, безжалостное, бесконечно далекое и холодное, как космическая пусто-
та, как серые коробки Пусика, набитые бездушными жучками микросхем. Он
машинально попятился назад к двери, коробочка тут же судорожно замигала
кровавым глазком и вдруг ослепила его яркой вспышкой. От неожиданности
академик испуганно вздрогнул, прикрыв ослепшие глаза рукой и, потеряв
равновесие, упал на пол, больно стукнувшись коленкой о дверной косяк. В
пустом, освещенном фиолетовым светом коридоре надрывно завыла сирена.
"Господи, что же это?" - с ужасом подумал он и попытался подняться.
Тут же чуть поодаль в коридоре, под потолком засветилась фиолетовым отб-
леском камера и, мягко жужжа моторчиком, уставилась на него тупым черным
объективом, поймав скорчившееся тело в фокус.
"Как дуло пулемета," - с омерзением подумал академик и попытался под-
няться на ноги. Страх, неестественный, подсознательный, словно пришедший
из детских снов, начал проходить.
"Черт побери! - мысль эта неожиданно пронзила его. - Ведь завтра об
этом все узнают, начнут издеваться. - Он содрогнулся, представив себе
предстоящую реакцию Ефима. - Ведь он, чего доброго, объявит, что я хотел
к нему в кабинет залезть и в его столе рылся, а у Бориса секретные бума-
ги украсть, кто знает, что ему в голову взбредет... Угораздило же так
поздно засидеться... Все, это конец, надо увольняться. Нельзя насиловать
себя, поеду домой в Москву. Хотя бы успеть установку разобрать, данные
обработать..."
В глухой голос сирены вмешался другой, более звонкий, и стены коридо-
ра неожиданно осветились красными и голубыми всплесками маячка. Около
здания с визгом затормозили две полицейские машины. Академик приподнялся
на колени и увидел, что из передней машины выбежал человек в форме с
пистолетом в приподнятой руке, за ним еще один и они решительно побежали
к зданию.
Входная дверь распахнулась и полицейские, что-то надрывно и хрипло
крича по-английски бежали к нему, беря на мушку скорчившегося на полу
старика.
"Да что же они, в конце концов!" - Академик попытался что-то крик-
нуть, но неожиданно страшная боль пронзила его где-то в груди, и он по-
чувствовал, что не может вдохнуть.
- Я не... - он рухнул вниз с колен, сильно ударившись о пластиковый
пол головой, и неожиданно увидел перед глазами прохладную лестничную
клетку на Петроградской стороне, высокие готические своды окон, явствен-
но ощутил тишину, пронизанную гулким эхом, маму, открывающую резную де-
ревянную дверь, и себя, маленького, старающегося переступать по черным
узорам кафельных плиток. Он пытался попасть на черный квадратик, но нога
в высоких потертых кожаных ботинках все время как назло съезжала в сто-
рону, попасть на плитку никак не удавалось, от отчаяния он начинал пла-
кать. "Мама," - хотел пожаловаться он и прильнуть к ее теплому, пахнуще-
му шерстью пальто. Он неожиданно почувствовал, что безумно по ней соску-
чился, и уже хотел об этом сказать, но вдруг наступила пронзительная
темнота...
Здание компании было освещено мигалками полицейских машин, и скорая
помощь с воем отъезжала от компании. В машине сидел полицейский вместе с
разбуженным Леонидом, срочно примчавшимся в компанию и сейчас подписыва-
ющим бесконечные бумаги. Ночь медленно приближалась к концу, в кустах
уже начинали петь птицы, и вскоре на востоке зарозовела кромка неба над
темными силуэтами гор. Утро подступило быстро, и яркие лучи солнца уже
били наискосок, отбрасывая зеркальные зайчики на автомобили и здания.
Включилась поливочная система и холодные прозрачные струйки воды забили
из-под земли. Пахло свежей травой.
- Мудак! - Леонид был взбешен. - Кто же мог знать, что этот идиот бу-
дет сидеть со своими склянками до двух ночи!
- Мы здесь не при чем, - Борис, недовольно поджав губы, явно давал
понять всем своим видом, что продолжать разговор он считает неуместным.
- Мать вашу! - Ефим раздраженно ходил по кабинету. - Мало мне проб-
лем, теперь полиция будет выяснять, что к чему... Угораздило же его ин-
фаркт схватить. Как его состояние?
- Врачи ничего определенного сказать не могут, откачают, наверное,
куда они денутся! Они за пять минут были на месте, он умереть не успел.
- Леонид брезгливо поморщился.
- Ну что поделать, - Ефим начал успокаиваться. - Может быть, даже к
лучшему, что так получилось. У нас на моей памяти человек пять инфаркт
хватали, но только когда я на них орал. Ну да ладно, заболел и дело с
концом. Жаль человека, он ведь сильный специалист был, верно?
- Да, - Леонид растерянно нахмурился, - он неплохо соображал.
- Ну да... - Ефим рассеянно посмотрел на Бориса. - Жалко, сердце от-
казало. Толковый мужик, интеллигентный, литературу знает... Если выжи-
вет, я ему оплачу и больницу, и билеты назад, подкину денег, пусть ле-
чится. Поедет в Россию, отдохнет, а там посмотрим. Не в Швейцарию же его
в пансионат посылать... Ну, рассказывайте, что у вас там с микросхемами
за история?
Глава 28. Бред.
После роковой ночи время странным образом сжалось, потекло стреми-
тельным, белым, неразборчивым и мутным потоком мимо моего сознания, и
вскоре я заболел.
Встав утром с постели я почувствовал, что комната плывет у меня перед
глазами, и упал на пол с жуткой головной болью. До сих пор не знаю, было
ли это результатом накопившейся усталости и нервного переутомления, или
просто обычным гриппом, который носился в освещенных немигающим светом
залах компании Пусика. Я лежал на диване, смотрел на залитые солнцем,
качающиеся за окном зеленые ветви сосны, создававшие причудливые тени на
стенах, и перебирал в памяти недавние события.
Академика выписали из больницы. Он не стал ни с кем встречаться и
улетел в Москву ближайшим рейсом Аэрофлота, причем провожать его поехал
сам Ефим, который за пару дней до этого оплатил космические счета, при-
шедшие из госпиталя. Вернулся он мрачным и устроил жуткий разгон Леониду
и его помощникам, как всегда из-за непросверленных дырок.
Олег удачно устроился на работу в одной из огромных корпораций, пер-
вое время удивляясь тому, что на него никто не кричит. Буквально через
месяц он посвежел, начал ходить с расправленными плечами, кожа на его
лице разгладилась, и на щеках появился здоровый румянец. Борис, правда,
сделал попытку обвинить его в намеренном вредительстве, якобы Олег спе-
циально испортил какие-то ценные Пусиковские программы, но тот пригрозил
подать на Бориса в суд, и скандал мгновенно угас.
Я так и не смог найти ее адрес. Мы даже не успели обменяться телефо-
нами и, несмотря на все мои попытки, я не смог найти ее ни в телефонной
компании, ни в адресных книгах. Скорее всего, она сменила фамилию.
Только время от времени сердце начинало как-то тоскливо давить, и неяс-
ные видения возникали перед глазами. В такие моменты стены Пусика стано-
вились мне ненавистны, и я выходил на улицу выкурить сигарету. Иногда я
садился в машину и гнал ее мимо аккуратных аллей и домиков к площади, на
которой стоял ресторан и где через дорогу блестела окнами гостиница, в
которой она жила. Негр в оборванных джинсах сидел на тротуаре в том же
месте около перехода и прислушивался к шороху шин и к проходящей жизни.
Казалось, что пространство на улицах сгущалось, становясь светящимся,
дрожащим облаком, и, закрыв глаза, я представлял себе, что она рядом, за
углом, в соседнем здании.
Иногда я заходил в ту комнату, в которой когда-то сидел академик. Его
стол так и остался на том же месте, в углу пылились установки, собранные
Гришей и Володей, стул куда-то утащили, и в воздухе стоял запах пустоты
и заброшенности. Дни вяло катились один за другим, неразличимые и пус-
тые.
Моя семья, наконец, получила заветный вид на жительство в Америке.
Как-то неожиданно пришла повестка, извещавшая нас о положительном реше-
нии иммиграционной службы, и мы поехали проходить медицинскую комиссию.
Усталый, щупленький маленький китаец в белом халате, широко улыбаясь щу-
пал мне и жене живот, стучал малышу молоточком по коленке и светил лам-
почкой в глаза.
- Да, - он смутился, - еще одна формальность, закатайте, пожалуйста,
рукава.
Мы послушались. Маленький человечек жадно схватил мою руку, потом ру-
ку жены и впился взглядом в кожу на сгибе локтя.
- Изумительно, прекрасно, - рассыпался он в комплиментах, не увидев
ни одного следа от уколов, - наркотиков не употребляете, все в порядке!
- Он схватил печать и поставил ее на серой бумажке, которую запечатал в
конверт. - Поздравляю! - и он склонился в почтительном поклоне, как веж-
ливый придворный ворон из какого-то старого мультфильма.
В управлении по иммиграции толпились небритые, оборванные мексиканцы
в порванных грязных и потных майках, сидели на скамьях древние вьетнамс-
кие патриархи с маленькими седыми бородками, ползали смуглые неумытые
дети. Полноватый чиновник, казалось, был так удивлен, увидев перед собой
прилично одетых белых людей, что расцвел от радости.
- Поклянитесь, подняв руку, - сказал он, заглянув в анкету, - что не
будете проповедовать полигамию на территории Соединенных Штатов Америки.
- Не будем. - Я внутренне содрогнулся, от волнения спутав полигамию с
каннибализмом.
- Поздравляю, - Он потянулся к паспортам и брякнул в них красный жир-
ный штампик, дающий его обладателям свободу и право на уход из компании
Пусика. Почему-то при этом я не испытал никаких эмоций, только усталость
и желание поскорее сесть в машину и включить кондиционер.
Удивительным образом, за время моей работы у Пусика я сумел разоб-
раться в какой-то несущественной ерунде, почему-то обрел признание и да-
же написал небольшую книжку, наглядно разъясняющую инженерам всякие до
тех пор неизвестные им премудрости. Книжку расхватали, и я неожиданно
