ких морозов и ее придется заменять. Пока что ведутся переговоры с конт-
рольной службой Шереметьева о том, что делать с застрявшим на взлетном
поле самолетом.
Неожиданно я вспомнил фотографию, увиденную еще в детстве в каком-то
журнале. На фотографии были показаны обломки американского самолета.
Подпись под картинкой гласила: "Хваленая американская техника часто под-
водит". Кем и когда хваленая, так и осталось навсегда невыясненным. По
крайней мере в нашем случае все закончилось далеко не так трагично, как
на этой фотографии из детства. Я уже чувствовал, что ожидавшая меня пе-
ресадка в Амстердаме откладывается на неопределенное время и, скучая,
посмотрел в иллюминатор.
По бескрайнему снежному полю, устеленному перекатывающимися маленьки-
ми вихрями поземки, семенил мужик в валенках, ватнике и ушанке. Увидев
застывший самолет, он на мгновение замер от изумления, потом почему-то
снял шапку, стукнул себя по голове и от удивления развел руками, что-то
при этом сказав. Я с холодной уверенностью понял, какие именно слова бы-
ли им произнесены в этот момент и, оглянувшись вокруг, понял также, что
я был единственным пассажиром в самолете, который был в состоянии произ-
вести это нехитрое умозаключение. Наверное, так же реагировал бы кре-
постной Петровской поры, увидев на поле у барина огромную алюминиевую
махину с распахнутыми крыльями. Мужик нахлобучил шапку на голову и
вприпрыжку, таща за собой правую ногу, запрыгал куда-то и вскоре скрылся
в бушевавшей белой мгле.
Через несколько минут из пурги вынырнула легковая машина, казалось,
только что побывавшая на Курской дуге. Весь ее корпус был черен от гари
и испещрен рваными дырами, напоминавшими следы от реактивных снарядов.
Ветровое стекло и одна из дверей отсутствовали вовсе, вторая дверь была
наполовину прикручена к корпусу толстой проволокой и болталась при езде.
Машина подкатила к самолету, из нее вылез мужик в валенках, нашедший наш
самолет, и мрачного вида сутулый мужчина в куртке, кирзовых сапогах и
меховой ушанке. Первооткрыватель железной птицы начал оживленно жестику-
лировать руками, подпрыгивать и показывать свою находку обладателю кир-
зовых сапог, похлопывая себя руками по груди и по голове. Его ужимки яв-
но не возымели действия, так как водитель подбитой автомашины почесал
затылок и неопределенно махнул рукой, сделав резкое движение куда-то в
сторону. Он сел в подбитый автомобиль и уехал, почему-то оставив мужика
в валенках на месте. Брошенный первооткрыватель явно ругался, он пару
раз постучал по голове, оживленно жестикулируя, затем зачерпнул снег и
со злостью бросил его в сторону отъезжавшей машины, сплюнул, повернулся
и пошел куда-то в сторону, разводя руками и постепенно скрываясь в снеж-
ной мгле.
Я вспомнил о своей предстоящей в Амстердаме пересадке, и отчаяние,
совершенно иррациональное, охватило меня. Мне казалось, что нас завалит
снегом в этом заснеженном поле, и мы просто потеряемся в неумолимо нас-
тупающем жутком колышащемся белом безмолвии среди деревьев с голыми вет-
ками, обгоревших машин и мужичков в валенках. По весне, когда солнце
растопит сугробы, проржавевшее тело Боинга откатят в сторону и бросят
догнивать на свалке.
Через несколько часов за нами все-таки послали какой-то захудалый
буксир. Он откатил нас обратно, и я снова вошел в коридоры аэропорта, из
которого, как думал, улетел надолго.
Мысль о родных не давала мне покоя, но почему-то ни одного телефо-
на-автомата в свободной зоне не нашлось. В большой, не вполне чистой
комнате ожидания на кожаных диванах сидело огромное количество негров в
длинных национальных одеждах. Некоторым из них места не хватило и они
терпеливо ожидали своего рейса сидя на корточках. У входа на широком
столе стоял телефон ярко-красного цвета. За столиком суетилась высокая
светловолосая девица, ярко накрашенная, в короткой юбке, при каждом по-
вороте приподнимающейся и обнажающей скрывающиеся в таинственном полум-
раке интимные части стройных аппетитных ног. Поднималась юбка довольно
часто, иногда совсем высоко, так как девица все время крутилась вокруг
телефона, то и дело наклоняясь и почти-что ложась грудью на стол. Фан-
тастическое это зрелище это явно увлекало своей динамикой нескольких
ожидающих жителей развивающихся стран, в национальных костюмах сидящих
на корточках. Их рты, раскрывшиеся в довольной улыбке, обнажающей яркие
белоснежные зубы, казалось, не собирались закрываться, а головы исполня-
ли какое-то подобие танца змей, неотступно следуя за колышущимся полум-
раком.
Девица была занята странным занятием. Она подпускала очередного
страждущего к телефону, разрешала ему набрать код родной африканской
республики, а сама при этом глядела на наручные часики и записывала в
тетрадке время. По окончании разговора она на калькуляторе подсчитывала
причитающиеся ей деньги и пыталась изъять их у разговаривающего. На этой
стадии у нее возникали многочисленные конфликты, так как ни одного язы-
ка, кроме русского, она не знала, а нетерпеливые абоненты начинали
яростно спорить по поводу времени, проведенного у телефонной трубки.
Только что какой-то курчавый пигмей отказался платить назначенную
сумму и долго кричал и доказывал, что говорил он не восемь, а пять ми-
нут. Наконец, он в ярости бросил девушке двадцатидолларовую бумажку и
ушел, проклиная все на свете.
- Девушка, а можно с вашего телефона позвонить в Москву? - спросил я.
Она вспыхнула и с облегчением вздохнула.
- Ой, хорошо-то как, я уже не знала, что мне делать, я с ума с ними
сойду, как же хорошо, что вы по-русски говорите! Ну объясните этой чук-
че, что он мне деньги недоплатил! Пожалуйста, всего один доллар минута.
Я несколько обомлел от этой цифры, но делать было нечего, и я, вздох-
нув, положил на стойку пять долларов и набрал свой номер. Голос мамы был
совсем близко, но я уже не мог выйти из аэропорта, сесть на автобус,
идущий к Речному вокзалу, и через час оказаться дома...
Через несколько часов я уже был в Амстердаме, смешавшись с разноязыч-
ной толпой, и вскоре приземлился в аэропорту имени Бен-Гуриона в
Тель-Авиве. Теплый летний ночной воздух, пропитанный влажным ароматом
пальм и цветов, ударил в лицо, как когда-то, когда мы впервые сошли по
трапу на эту землю.
Автобус подвез пассажиров к стеклянным дверям аэропорта. Картина, ко-
торую я увидел, совершенно не укладывалась в привычные рамки. Я не мог
поверить своим глазам. У узких будочек, в которых сидели смуглые девуш-
ки, ставящие в паспортах штампы, дающие разрешение на въезд в Израиль,
плескалась огромная русская толпа, казалось, перенесенная сюда высшей
волей прямо из волжских степей.
Я неожиданно вспомнил грозные предупреждения раввина из Министерства
по делам религий о том, что в последнее время большое число иммигрантов
в Израиль приезжают обманным путем, покупая документы и не имея ни ма-
лейшего отношения к еврейской национальности.
Такого массового и явного подтверждения своих слов он явно не ожидал.
Толпа была точной копией зала ожидания где-нибудь на Казанском вокзале в
Москве. Крестьянского вида востроносые бабы с котомками, скуластые, по-
вязанные платками, по виду откуда-то из Мордвы, совершенно советского
вида мужчины в поношенных костюмах, тоже почему-то с котомками, в кото-
рых белели вещи, завернутые в рваные газеты, девушки помоложе с широкими
бедрами в меховых сапогах, похмельные парни, напоминающие сельских хули-
ганов на прогулке, от которых хотелось по старой привычке шарахнуться в
сторону. На каменном полу лежал один из них, без рубашки, в грязных туф-
лях, громко стонал и ничего не соображал. Мужчина постарше, с бледным,
опухшим лицом сочувственно наклонился над ним.
- Парень, паспорт-то у тебя есть? - спросил он.
- Где мы? - нечленораздельно спросил парень и снова громко застонал.
- В Израиле, в Израиле, дурень! Упился, паспорт у тебя где, дурак? -
Он схватил парня под руки и несколько раз встряхнул его.
- Ребята, оставьте, я полежу, - промычал парень, но мужик рывком пос-
тавил его на ноги и потащил за собой к очереди.
Я на секунду закрыл глаза и с ужасом представил себе, что дела в Рос-
сии, видимо, совсем плохи, если измученное ее население рвется въехать в
крохотный клочок земли, с трудом заметный на политической карте мира.
Жалкий ручеек пассажиров, доставленный рейсом из Амстердама, совершенно
потерялся в огромной степной толпе, с ужасом пытаясь избежать ее. За бу-
дочками паспортного контроля сиял белизной пустой зал аэропорта, и на
плакате бородатый основоположник сионизма Теодор Герцль иронично скрес-
тил руки на груди, словно наблюдая за всем происходящим. "Добро пожало-
вать в Израиль", - гласила надпись и плавно переходила в рекламу лимона-
да "Спрайт" и израильского банка "Дисконт".
Ощущение от всего происходящего у меня было совершенно нереальное,
впечатления и переживания последних недель переполнили меня, и я уже не
пытался анализировать иррациональность наблюдаемой мной сцены. Усатый
таксист, похожий на араба, ласково усадил меня в свой старенький мерсе-
дес, и мы помчались вдоль моря на север. Над горами поднимался нежный
розовый рассвет, белые домики с черепичными крышами осветились розоваты-
ми бликами, и воздух, наполненный ароматами цветения, бил в лицо и на-
полнял собой все окружающее.
Загадка сцены, которую я наблюдал в аэропорту, выяснилась только че-
рез несколько дней, и вся ее ночная магия и загадочность сразу поблекла,
приобретя вполне рациональный оттенок. В эти дни в Израиль приехал на
гастроли бывший Кировский театр оперы и балета, и степная толпа состояла
из плясунов, работников сцены и участников огромных массовок, изображаю-
щих половецкие пляски, князевы дружины и татар.
Кто же мог до такого додуматься?
Глава 3. Долги, которые нас выбирают.
Я вышел из просторного стеклянного здания аэропорта. Я находился в
Америке. Все хлопоты и трудности прошедших нескольких месяцев были поза-
ди.
Мной были уговорены изворотливые и подозрительные чиновники, получены
многочисленные официальные бумаги, выстояны очереди в пыльных и грязных
прихожих ведомств, занимающихся взиманием долгов с неблагодарных репат-
риантов, а также ведомств, занимающихся призывом последних в армию и
уточняющих их возможные связи с разведывательными органами страны, из
которой они бежали.
Ведомство, взимающее долги, которые за время моего проживания на бе-
регу Средиземного моря достигли весьма значительных размеров, находилось
на маленькой улочке в пыльном портовом районе, застроенном складами и
бесчисленными маленькими лавочками. Вход в ведомство почему-то пролегал
через галантерейный магазин, и дремлющий усатый араб, в прохладном по-
лумраке сидевший за стойкой, увешанной брюками и кофтами, всякий раз
просыпался и зорким взглядом впивался в лицо потенциальному покупателю.
Русских, пришедших платить свои долги, он различал сразу же и мгновенно
прикрывал глаза, предаваясь сладкой нирване.
На втором этаже по темному и душному коридору ходила жуткого вида
старуха, ругалась и протирала пластиковый пол с прожженными следами от
окурков грязной тряпкой, оставляющей после себя коричневые разводы. В
конце коридора находился сортир, в котором стояла мутная, испускающая
зловоние лужа и сквозь пыльное битое стекло, наполовину заколоченное фа-
неркой, виднелась узкая серая портовая улица, забитая продирающимися
сквозь нее машинами, складами и крохотными конторками.
На старом кожаном диване, скамейках, деревянных, серых от грязи, ска-
мейках и стульях сидела очередь задолжавших бывших граждан Советской им-
перии, которым по каким-либо причинам необходимо было пересечь границы
исторической родины еврейского народа. Часть из них явно хотела сбежать
