Она не успела сказать, на ком должен жениться принц, еще герцог Крун не
успел переварить и оценить саму идею, как Варг подал свой решающий голос:
-- Я согласен!
-- Но почему? -- вырвалось у Софии.
Ответом явилась полупрезрительная ухмылка, показавшаяся ей до крайности
гнусной и вызывающей. "О, будь я дикая кошка, я бы просто расцарапала твою
наглую физиономию, -- пронеслось в мозгу молодой княгини. -- Нет, не могу,
ведь я -- Юстина... Но я тебя угомоню, будь уверен, я тебе отомщу, мерзкий
мальчишка! Никому не позволено насмехаться над Софией Юстиной, а тебе,
жалкий раб своих низменных страстей, -- в особенности!".
-- Вам интересно знать, принц, кто ваша избранница?
Варг отрицательно покачал головой: ему было совершенно все равно.
* * *
Следующий день, шестнадцатое октября, ушел на приготовления.
Семнадцатого октября женихи и невесты встретились друг с другом в
сопровождении родственников.
А восемнадцатого октября жители Темисии получили возможность лицезреть
новое удивительное зрелище. Не где-нибудь, а в столичном Пантеоне отпрыски
архонта нарбоннских галлов сочетались законным браком с представителями
сразу двух великокняжеских династий. София Юстина стала невесткой принцессы
Кримхильды, а Корнелий Марцеллин стал тестем принца Варга. Как объявили
народу, браки Виктора Лонгина с Кримхильдой и Доротеи Марцеллины с Варгом
заключаются по причине глубокой любви, возникшей между названными персонами,
и из стремления союзом молодых укрепить вечный мир между Аморийской империей
и Нарбоннской Галлией.
Причина и стремление показались народу вескими, народ возрадовался
красочному и необычному зрелищу, лишь кое-кто из стариков-сенаторов немного
побрюзжал на тему: "слишком много чести варварам", да некоторые не самые
умные плебейские делегаты обрушились на Юстинов и Марцеллинов за их
презрение к интересам трудового народа, каковой народ, по мнению этих
делегатов, не имеет ни малейшего шанса выдать своих сыновей и дочерей за
княжеских отпрысков.
А умные получили повод поразмышлять, с какой бы это стати София Юстина
и Корнелий Марцеллин решились, во-первых, отдать своих ближайших родичей на
заклание варварам и, во-вторых, всюду демонстрировать взаимную любезность,
даже симпатию, словно и не противники они, как то известно всем и каждому, а
преданнейшие друзья.
Воистину, много диковинного и непонятного пришлось узреть счастливому
аморийскому народу на этой двойной свадьбе, а еще больше скрывалось за
кулисами.
Народ увидел великолепную Софию Юстину, облаченную в роскошное платье
красного атласа, идущую под руку со своим невзрачным мужем Юнием Лонгином;
она лучилась от счастья, раздаривая ослепительные улыбки, и могло
показаться, что это она, а не Кримхильда, выходит замуж. Другая странность
заключалась в отсутствии на брачной церемонии отца Софии, князя и сенатора
Тита Юстина, из чего одни заключили, что первый министр втайне не одобряет
затеи своей дочери, а вторые -- что амбициозная дочь окончательно прибрала к
рукам своего стареющего отца и сама воспретила ему являться в Пантеон, дабы
не бросал тень на ее триумф.
Шутил, кокетничал с дамами и широко улыбался коллегам-сенаторам и князь
Корнелий Марцеллин; его жена Эстелла основное время проводила в обществе
князя Марсия Милиссина, брата своего. Князь Корнелий оспаривал у племянницы
роль самого счастливого человека этого дня и даже произнес трогательную
речь, из которой следовало, сколь тяжко и радостно ему устраивать брак своей
любимой дочери с "достойным сыном достойного отца", как выразился сенатор по
поводу Варга и Круна.
Вскоре София и Корнелий исчезли из поля общего внимания, чтобы затем
явиться вновь. Сначала то была княгиня София -- она вела под руку деверя
своего, Виктора Лонгина. Навстречу ей вышел герцог Крун с Кримхильдой.
Молодые заняли положенные места перед Алтарем Аватаров, произнесли короткие
молитвы, ответили на ритуальные вопросы понтифика -- да, именно так, венчал
их сам глава Святой Курии -- и под конец старинной клятвой "Consortium omnis
vitae"41 утвердили свой союз.
Следом вышли князь Корнелий с Доротеей и снова герцог Крун, но уже с
Варгом. Церемония повторилась в точности; так принц, игравший нынче роль
верного сына и счастливого жениха, обрел себе законную половину.
После церемонии был праздник в самом богатом заведении аморийской
столицы, в таверне "Нектар и амброзия". И снова звучали радостные речи,
сверкали улыбки, лилось отборное вино... Самыми грустными на этом диковинном
празднике жизни казались молодые; впрочем, последнее замечание не относилось
к принцу Варгу, который раздаривал искусственные улыбки, -- таким необычным
способом он укрывал свое презрение к напыщенному и фальшивому собранию.
Доротея Марцеллина, напротив, улыбалась мало; она испытывала жуткий
страх перед варваром, чьей женой по воле любимого отца и господина
согласилась стать.
Виктор Лонгин горевал над собственной планидой, и его тоже можно было
понять: каково-то ему, аристократу, рожденному и взращенному под благодатным
южным солнцем и божественным оком Эфира, следовать в эту самую промозглую
Галлию-Варварию... что там ждет его... любовь? удача? или смерть?..
Из счастливой четверки лишь принцесса Кримхильда была печальна просто
потому, что без памяти влюбилась в своего красавца мужа.
Следующим днем, девятнадцатого октября, семейный праздник сменился
государственным: Империя отмечала семьдесят шестой день рождения
Божественного императора. Согласно традиции, торжественный прием в
Палатинском дворце состоялся во второй половине дня, а утром Виктор V
прочитал тронную речь перед Большой Консисторией -- так называлось общее
собрание министров, сенаторов, членов Святой Курии, плебейских делегатов и
архонтов двенадцати имперских провинций. Среди гостей присутствовали
нарбоннские галлы. В речи, которую для августа написала София Юстина,
отмечались последние достижения Богохранимой Империи, говорилось о намерении
Правительства Его Божественного Величества и впредь развивать дружбу с
подвластными Империи народами, а также решительно искоренять всяческую
ересь.
Выслушав речь Владыки Ойкумены и поприсутствовав на вечернем приеме
девятнадцатого октября, Крун с детьми и свитой двадцатого октября отбыл из
космополиса; вместе с ним, разумеется, уехали и Виктор Лонгин, и Доротея
Марцеллина, и обещанные Софией Юстиной врачи с геологами -- те и другие,
между прочим, были замаскированы под миссионеров, -- и миссионеры настоящие,
в чью задачу входило наставлять темный народ герцога Круна на путь Истинной
Веры.
Еще в Нарбоннскую Галлию разными путями устремились другие полезные в
своем деле люди: шпионы, стяжатели, колонисты, да и просто искатели
приключений. Некий бесплотный дух, обычно покровительствующий этой отважной
братии, редко когда ошибался; нынче он нашептывал, что именно здесь, в
Нарбоннской Галлии, намечается игра по-крупному.
Интерлюдия первая,
в которой сенатор Аморийской империи и его племянница подводят
промежуточный итог своим интригам
148-й Год Химеры (1785),
22 октября, Темисия, дворец Большой Квиринал, Палаты Сфинкса42
-- ...Дражайшая племянница, я испытал необыкновенную радость и
гордость, когда узнал о решении Его Божественного Величества присвоить вам
чин логофета и назначить вас новым министром колоний.
-- Дражайший дядюшка, сегодня вы как никогда любезны. Да будет вам
известно, я приняла упомянутое вами назначение единственно из стремления
помочь моему отцу во внешних делах...
-- В каковых вы справедливо считаетесь непревзойденным художником;
взять хотя ваш впечатляющий триумф в Нарбоннской Галлии.
-- Ах, милый дядюшка, вы льстите мне!
-- Нисколько, милая Софи.
-- Вы, дядюшка, сама скромность: уж я-то знаю, что без вас...
-- Ну, оставьте! Я всего-то воспользовался плодами вашей игры.
-- Мы сыграли ее вместе, любимый дядюшка.
-- О, неужели я это слышу?! Я счастлив! Вы наконец-то поняли: мы
созданы друг для друга, милая Софи!
-- Ради Творца и всех великих аватаров, дядюшка, -- ужели вы не видите,
как я краснею?!
-- Я вижу розовое совершенство -- и пусть завидует Венера вам!
-- Ага, теперь вы, дядя, возжелали, чтобы ревнивая богиня ко мне
враждою воспылала?! Хм, это в вашем духе!
-- Нисколько, милая Софи. Как вам известно, я грудь готов подставить,
дабы ее удары вам на себя принять!
-- Вот как, грудь? Я предпочла бы ваши ум и ваши связи, милый дядя.
-- То есть?
-- Порекомендуйте мне, кого назначить послом в Нарбонну.
-- Клянусь эгидой Зевса! Вы это спрашиваете у меня?!
-- У вас, милейший дядя, и даже обещаю послом назначить человека,
преданного вам. Я полагаю, вы сумеете найти такого, хотя это и трудно.
-- О, вы меня смутили, огорошили, растрогали! Я, право, недостоин
давать советы вам... Я не готов назвать кандидатуру.
-- Ну что ж, подумайте и назовите... А может, у вас есть уже посол,
дражайший дядя?
-- У меня -- посол?!
-- А ваша дочь родная -- чем не посол отца?
-- Да что такое говорите вы, милейшая Софи! Дора моя -- смиренный
ангел, а не дипломат.
-- Ну-ну, посмотрим! Хочу, чтобы вы знали, дядя: я буду наблюдать за
Дорой, за своей кузиной, и если я замечу, что ангел оказался дипломатом...
-- Помилуйте, София, это невозможно! Такого превращения моей любимой
Доротеи я не переживу!
-- Я вас предупредила, дядя... Вас что-нибудь еще интересует?
Великодушно извините меня, но первый день на службе государства...
-- Да-да, я понимаю, работы много... Я хочу всего лишь уточнить насчет
Ульпинов.
-- Говорите тише, дядя!
-- А что, у этих стен есть уши?
-- Причем здесь стены? Нас слышат боги!
-- А если мы начнем шептаться -- разве нас боги не услышат?!
-- Услышат, разумеется, но и простят: они поймут, как нам стыдно.
-- Софи, вы просто прелесть! Значит, получилось?
-- Увы и ах! Экраноплан с еретиками... он разбился. Случился страшный
взрыв, и все погибли.
-- Точно все?
-- Все, абсолютно. Двадцать три человека. Должно быть, боги решили
призвать еретиков на суд небесный, не дожидаясь, когда еретики прибудут в
"Обитель Обреченных"...
-- А почему в газетах нет?
-- Завтра будет, на первых полосах.
-- Значит, получилось. Хи-хи... Неисповедимы пути богов!
-- Вы самый милый негодяй из всех, кого я знаю, дражайший дядюшка. Я
думаю, вам стоит помолиться аватарам об отпущении грехов.
-- Не устаю молиться, дорогая. И знаете, о чем? Чтобы узнать скорее,
где настоящие еретики!
-- И я молюсь о том же.
-- А спецслужбы?
-- Они Ульпинов ищут. Уже -- по всей стране.
-- Скверно, очень скверно, Софи, если окаянным еретикам удастся -- или
уже удалось -- бежать из Амории.
-- Мы их везде достанем, дядюшка. Даже в Галлии -- и особенно в Галлии!
-- Неужели принц Варг окажется настолько безрассуден, что с ними
сызнова соединится?!
-- Не знаю, дядюшка, не знаю... Но если принц опять поддастся козням
Аты, с ним то же самое случится...
-- Что с экранопланом?
-- Да. Гнев богов, я полагаю, будет столь велик, что их огонь священный
изничтожит всякого, кто возымеет глупость -- или несчастье -- оказаться
вблизи еретиков.
-- Дьявол!.. Но с ним же дочь моя!
-- Об этом раньше надо было думать, дядя.
-- Софи, прошу, молю вас, поклянитесь, что ничего не сделаете с ним...
