А он, не отрывая глаз от ее совершенного тела, лишь по пояс
пребывающего в воде, приложил обе руки к груди и изрек самым проникновенным
тоном:
-- Dukle laudari a laudato viro.30
-- Vir bonus et prudens,31 -- в тон ему ответила София Юстина.
"Как приятно созерцать двух самых талантливых в этой стране негодяев,
ненавидящих друг друга, но, тем не менее, совместно стряпающих мошенничество
в деле, касающемся государственной ереси! -- с удовольствием подумал князь
Корнелий. -- Страшная тайна свяжет нас, меня и ее, пока мы живы. О, как
досадно, что одни лишь мы присутствуем на сцене и что театр пуст!".
Читатель помнит: один зритель все же есть -- не в зале он, а
подглядывает из-за кулис, где его оставила София.
-- И что же, дядюшка, ваш январский подарок похож на сына ересиарха?
-- Не совсем, моя милая Софи, лицо другое, равно как и старый раб не
вполне смахивает на самого ересиарха.
-- Ох, это так печально!
-- Пусть такая мелочь не тревожит вас, дражайшая племянница. При поимке
еретики наверняка окажут сопротивление, и стражам порядка придется применить
силу...
"Он предлагает разукрасить собственных рабов так, чтобы их нельзя было
отличить от избитых до полусмерти Ульпинов, -- поняла София. -- И все-таки
это очень рискованно!".
-- У меня есть идея получше, -- заметила она. -- Мой старый слуга мэтр
Давид способен творить чудеса с человеческими лицами.
-- Разумно, -- кивнул сенатор. -- Но вы, конечно, понимаете, что после
этой демонстрации своего искусства мэтру Давиду придется исчезнуть навсегда.
-- Он нас не выдаст, -- быстро сказала София.
-- Я бы на вашем месте не стал рисковать, дорогая. Кто знает, чего
ждать от иудея. К тому же он всего лишь ваш раб.
-- Уже нет. Я его отпустила...
-- Тем более, -- кивнул Корнелий. -- Вам останется лишь чуть
подтолкнуть его по направлению к богам. Ну же, Софи! К чему сомнения? Omnes
una manet nox.32
-- А в ваших рабах вы уверены, дядя? Они не подведут?!
-- Я пообещаю им свободу, -- с сатанинской ухмылкой сказал сенатор, --
и я думаю, они согласятся, так как известно, что я всегда держу слово.
-- А я добавлю им немного денег, -- подхватила княгиня, -- чтобы они
имели чем оплатить услуги Харона.
-- Уж вы не поскупитесь, дражайшая племянница: денег должно хватить на
всех.
-- Кого еще вы имеете в виду?
-- Всех, кому суждено сопровождать так называемых Ульпинов по дороге из
Темисии в Пифон. Ведь мы же не хотим, чтобы наши друзья раньше времени
поняли, что мы намерены принести их в жертву богам!
-- Вы опять правы, дядя: это было бы слишком жестоко.
Корнелий Марцеллин и София Юстина с облегчением рассмеялись, скрепляя
этим смехом свой удивительный союз -- и, заодно, смертный приговор ни в чем
не повинным людям, слишком ничтожным, чтобы их жизни имели собственный вес в
глазах обоих потомков Великого Основателя. Внезапно княгиня оборвала смех и
сказала:
-- Дражайший дядя! Вы оказываете мне большую услугу, которую я принимаю
по единственной причине: я не желаю доставлять вам огорчение своим отказом.
"Нет, она совершенно очаровательна в своей кокетливой невинности! --
подумал Корнелий. -- Она сидит здесь, демонстрируя мне свои обнаженные
прелести, а еще более чудесные прелести пока скрывая -- и зная, как страстно
мечтаю я прикоснуться к тем и к другим, -- и делает мне одолжение тем, что я
ее спасаю! О, если бы она была иной, я перестал бы ее любить и уважать!".
-- Вы само великодушие, милая Софи!
-- Скажите, дядя, могу ли я что-нибудь для вас сделать?
"Умничка, ты не забываешь об оплате. И верно: за мою услугу тебе
придется дорого заплатить! Право же, я даже не знаю, как начать..."
София заметила, как заалели уши сенатора.
-- Не смущайтесь, дражайший дядюшка, говорите! Я вся во внимании!
-- Мне ничего от вас не нужно, я счастлив уже тем, что развеял вашу
грусть, -- выдавили его побелевшие уста.
"Сейчас я нанесу ответный удар, -- с наслаждением подумала она, -- и
погляжу, удастся ли тебе отбить его, пафосской веры сын!".
-- Я ничего не слышу, дядя, вы говорите так тихо! Прошу вас, подойдите
ко мне. Или нет, стойте, не подходите, боюсь, вода и пена забрызгают ваш
чудесный калазирис; я сама подойду к вам.
С этими словами она вынырнула из бассейна вся. Князь Корнелий
побледнел: черными были только волосы на голове, все остальное тело
оказалось белее самого нежного молока; даже лобок был тщательно выбрит, и
сенатор едва сумел отвести от него потрясенный взор.
-- Слишком хороша, чтобы испытывать смущение... -- пробормотал он.
Она почти вплотную подошла к нему и заглянула в его глаза.
-- Теперь я вас услышу, дядя, -- с придыханием произнесла она. -- Прошу
вас, говорите!
-- Вы хотите знать мое самое заветное желание? -- перебарывая спазм в
горле, прошептал Корнелий.
-- Да, и обещаю его исполнить.
-- О-о-о... -- застонал сенатор. -- Вы, воплощенная Афродита,
родившаяся из пены этого бассейна, и я, первый человек, сумевший по
достоинству оценить вас...
Тут София услышала негромкий стон в отдалении, который издали уста,
более близкие ей, чем уста князя Корнелия, -- и она поняла, что зашла в
своей игре чуть дальше, чем позволяли чувства Марсия Милиссина. Она прошла
через упоительное наслаждение, когда пикировалась с дядей, зная, что
любовник видит ее, -- но теперь наслаждение превратилось в страх, в
подлинный ужас. "Если Марс ворвется сюда, мы погибнем, все трое", --
пронеслось в ее мозгу, и она мгновенно приняла решение. Оттолкнув дядю, она
с криком бросилась обратно в бассейн.
А он, увидав ужас, отразившийся на ее лице, и не зная истинной его
причины, решил, что это его слова внушили Софии такой страх. Это изумило
его; София не была наивной девочкой -- будь он проклят, если она не знала,
чем все закончится, с самого начала; с какой бы стати ей иначе приглашать
его сюда, в зал бассейна?!
-- Ох, дядя, простите меня, -- выкрикнула она из воды. -- Простите,
ради Творца и всех великих аватаров! Я смутила вас. Вы, чистый, непорочный
человек, благородный князь, явились, чтобы спасти меня, а я, растленная
девчонка, расхаживала тут голой перед вами! О, дядя, мне так стыдно!
"Да она просто издевается надо мной! Забери меня Эреб! Ей -- стыдно?!
Ей, выставившей мне на обозрение свой выбритый лобок! Клянусь -- чем бы мне
поклясться? -- а-а-а, дьявол, клянусь твоим хвостом, копытами и рогами,
заставлю я ее о содеянном пожалеть!".
Похоже, огонь ярости, воспылавший меж глазных щелей сенатора, не на
шутку испугал Софию. Она поняла, что сделала неверный ход, -- и перешла в
наступление:
-- Вы тоже, дядя, хороши! Почему вы не остановили меня?
-- Да потому, дражайшая София, -- проскрежетал Корнелий, -- что я
безумно вас хочу, хочу с самого вашего детства, и будь я проклят, если вы
этого не знаете, опять же, с самого вашего детства!
"Марсий, милый, ради Творца, молю, держи себя в руках! -- пронеслось в
мозгу Софии. -- Какая же я дура, что позволила тебе смотреть нас и
слушать!".
-- Ступайте, дядя, прочь! -- вскричала она. -- Страшные вещи вы
говорите! Это великий грех, думать об инцесте! Я же ваша племянница, дочь
вашей родной сестры!
"К Эребу! А мне плевать, кого ты дочь! Я даже собственную дочь...", --
едва не выкрикнул сенатор Марцеллин.
Однако он сдержался; проиграв в одном, он не имел права проигрывать
повсюду. Скорее по инерции, чем в порыве гнева, он воскликнул:
-- Может, то и грех! Но я столь сильно люблю вас, София, что готов
упасть к вашим ногам, готов пресмыкаться пред вами, как презренный раб,
готов, наконец, письменно оформить отказ от всех возможных притязаний на
Квиринальский дворец -- лишь бы на одно мгновение познать ласку вашего
божественного тела!
Нет, никакие усилия тренированной воли не смогли сдержать искреннего
изумления, отразившегося на лице Софии Юстины. Она и не подозревала, что
дядя готов зайти столь далеко в своем безумном желании обладать ею.
В то же мгновение раздался крик и грохот, заставивший его замереть с
выражением холодного ужаса на лице, а ее -- всего лишь закрыть глаза от
страха, потому что ужас она уже испытала. "Это конец, -- решила она, --
сейчас Марс ворвется и убьет его".
Однако ничего подобного не случилось: после крика и грохота явилась
тишина, какая бывает на кладбище в ночь новолуния.
Когда она открыла глаза, Корнелия Марцеллина не оказалось в зале. София
Юстина застонала от горечи и обиды. Партия, развивавшаяся так красиво на
всем своем протяжении, неожиданно завершилась, вопреки всем правилам древней
игры, позорным поражением обоих игроков.
Но нет! Партия продолжалась -- сенатор Марцеллин, выйдя откуда-то из-за
ее спины, в упор на нее глядя, спросил:
-- Кто это был, София?
-- Какой-нибудь мой раб, -- пролепетала она, чтобы что-то ответить.
Он криво усмехнулся:
-- Ваш раб! Воистину, ваш раб, более счастливый, чем я, сенатор!
-- Молю вас, замолчите! -- простонала она.
-- А не замолчу?
"Так вас заставят замолчать", -- ответил ему ее взгляд.
Корнелий Марцеллин помолчал минуту, размышляя над ситуацией, а затем
сказал:
-- Сдается мне, нам с вами ничего не угрожает, милая племянница: ваш
раб не осмелится на нас напасть.
-- О, вы его не знаете, дядя, -- он осмелится напасть даже на дьявола,
если почует, что дьявол угрожает мне.
-- Но я-то вам не угрожал.
-- Молю вас, замолчите.
-- Я знаю ваших рабов, милая Софи. Среди них нет столь смелых, чтобы
решили выступить против дьявола.
-- Этот раб у меня недавно. Вы его не знаете.
-- Зато я знаю вас! Позволите ли вы какому-то рабу, тем паче недавно
приобретенному, подслушивать нас? Да ни за что!
-- Вы невозможны, дядя. Любой на вашем месте давно б уже меня покинул.
-- А я не уйду. Мне любопытно, кто же нас подслушивал. Клянусь Гадесом,
Софи, это мое право -- знать, кому еще, кроме вас, я имел глупость выболтать
свои тайны!
-- Ну хорошо, -- устало вздохнув, проговорила княгиня, -- я скажу. Вам
нечего опасаться, дядя: это был мой муж.
-- Ваш муж?! -- сенатор сделал большие глаза и рассмеялся.
"Я делаю ошибки, одну за другой, -- с отчаянием поняла София. -- Он мне
не верит! Но не могу же я ему сказать, кто там в самом деле!".
-- Я верна своему мужу, как Лукреция была верна Тарквинию Коллатину, да
будет вам известно, и сомневаться в моей верности ему вы не имеете права! --
с достоинством истинной царицы воскликнула она.
-- В вас от незабвенной Лукреции, моя дражайшая, лишь только то, что
ваша мать, моя сестра, носит имя Лукреции, -- со смехом отозвался Корнелий.
-- Еще скажите, что вы любите своего мужа Юния Лонгина с того самого дня,
когда ваш отец Тит Юстин заставил вас выйти за него, потому что нуждался в
содействии его отца в одном весьма и весьма щекотливом дельце -- вы помните,
в каком?
"О-о-о... -- мысленно простонала София, ощущая себя загнанной в угол.
-- Он видит меня насквозь! Лучше я буду молчать, а для мести выберу другое
время".
-- Впрочем, дорогая, я не стану требовать с вас княжеской клятвы,
потому что вы лжете.
-- Да как вы смеете! Пойдите прочь, лукавый Мом!
-- Хорошо, я уйду -- и отправлюсь на виллу вашего мужа, где вы были
вчера с принцессой Кримхильдой и откуда затем возвратились, совершив
незаконный полет над озером Феб, где вас едва не изловили наши доблестные
стражи порядка.
"Он все знает, все! Но откуда?!! То-то он часто поминает дьявола -- он
