успокоилась. Теперь любую печальную новость я приму с надлежащим смирением.
-- Вот как?! -- его губы чуть вздрогнули. -- Даже весть о дерзком
бегстве злокозненных еретиков Ульпинов?!
Удар был нанесен коварно и жестоко. Из-под прищуренных век князь
Корнелий внимательно наблюдал за реакцией Софии.
-- Что вы сказали, дядя? -- промолвила она в надежде выиграть время,
дабы понять, зачем он шутит столь безжалостно и прямолинейно.
-- Марк и Януарий Ульпины бежали нынче ночью.
-- Дядюшка, мне кажется, нынче ночью вам приснился дурной сон, который
вы поспешили объявить явью. Я нахожу вашу шутку неудачной.
-- Вы теряете время, милая Софи, -- с непритворной горечью изрекли уста
сенатора. -- Ульпины сбежали не во сне, а наяву.
-- Не может быть!..
Ей вдруг стало холодно в горячей ванне. Эпопея Ульпинов в одно
мгновение пронеслась в ее мозгу. Она вспомнила, скольких трудов имперскому
правительству и Святой Курии стоило раскрыть тщательно законспирированный
заговор еретиков-маркианцев; она вспомнила волнующий показательный процесс
по делу Марка и Януария, завершившийся полным разгромом зловещей секты; она
вспомнила собственную блестящую речь в столичном Конгресс-центре, из каковой
речи всякий мог понять, кому принадлежит решающая заслуга в искоренении
маркианской скверны; она вспомнила все это -- и ей стало страшно.
Безраздельная победа над еретиками-маркианцами была одним из самых
внушительных ее козырей к предстоящим выборам первого министра; если теперь
выяснится, что этот козырь выскользнул из ее рук, -- не говоря уж о том,
сколь опасны беглые ересиархи сами по себе! -- с мечтой о Квиринале придется
расстаться надолго, если не навсегда.
Она не могла не признать, что Корнелия Марцеллина привела к ней в это
утро более чем веская причина. Он не стал бы так шутить.
-- Они бежали, -- с гневным трепетом произнес между тем сенатор, -- и
тем явили дерзкий вызов Небесным Аватарам, нашей Божественной власти и лично
вам, моя бедная племянница!
"Вот еще не хватало, чтобы он тут начал меня жалеть", -- подумала
София. Она представила себе, как потешается дядя в душе над ее бедой, как
упивается ее поражением и, следовательно, собственным торжеством, -- и она
едва сдержалась, чтобы не явить ему стыдные свидетельства овладевшего ею
отчаяния.
-- Как это случилось, дядя?
-- Некто взломал цепи и выпустил еретиков на волю. Мои друзья случайно
обнаружили это на рассвете.
"Как же, случайно!", -- пронеслось в мозгу Софии. На ум тотчас пришла
идея связать побег Ульпинов с интригами дяди против нее. "Если удастся
доказать, что побег еретиков был устроен с целью навредить правительству и
мне лично, можно будет задать вопрос: "Cui prodest?"26 -- и ненавязчиво
намекнуть на дядю. Он, конечно, отопрется, однако репутация его будет
подмочена. Никогда не станет первым министром человек, которым мог быть
замешан в преступлении против богов: requiescat in pace27".
"Она размышляет, стоит ли топить меня, дабы выплыть самой, -- думал,
глядя на Софию, князь Корнелий. -- Сейчас она придет к выводу, что
захлебнется прежде, чем я утону".
"Дядя слишком умен и осторожен, чтобы играть в такие опасные игры, --
думала княгиня. -- Возможно, это ловушка. Дядя чист, либо уже успел измазать
грязью других. Он не стал бы являться ко мне с таким сочувствующим видом, не
будучи убежденным в своей абсолютной неуязвимости".
-- Кто еще, кроме ваших друзей, дядя, знает о бегстве еретиков?
"Умница, -- отметил сенатор. -- Она сразу переходит к делу".
-- Понятия не имею, дорогая. Кто угодно может увидеть оборванные цепи и
поднять ложную тревогу.
Софии едва удалось скрыть изумление.
-- Вы сказали: "ложную", дядя?
-- Разумеется, милая Софи. Разве какой-нибудь случайный прохожий может
быть уверен, как уверены мы с вами, что всевидящие боги позволили
злокозненным еретикам бежать?!
Ответ сенатора прозвучал зловеще и двусмысленно, однако София уловила в
нем главное -- а главным были слова: "случайный прохожий". "Это становится
интересным, -- подумала она. -- Неужели дядя собирается помочь мне избежать
скандала?! Невероятно...".
-- Вы совершенно правы, дядя. Аморийцы не поверят никому, кто возьмется
утверждать, будто такие страшные преступники, как эти Ульпины, вольны бежать
из-под присмотра самих Высоких Богов!
-- Не поверят, при одном условии: если еретики будут скоро схвачены.
"Он прав, -- отметила София. -- Если Ульпинов поймают в течение дня,
можно будет сделать вид, что никакого бегства не было".
-- Я рада, что вы сообщили мне первой, дядя. Я тотчас подниму на ноги
всех секретных агентов.
-- И поступите опрометчиво, дражайшая племянница.
-- Опрометчиво?!
-- Не следует недооценивать ересиархов, милая Софи. С момента бегства
прошло прилично времени. Бьюсь об заклад, Ульпины уже покинули космополис
либо заползли в такую нору, в которую вашим агентам просто не придет в
голову заглянуть...
"Он опять прав, -- с досадой подумала княгиня. -- Неужели он оказался
настолько самонадеян, что все-таки связался с этим делом?! Может быть,
"нора", которую он имеет в виду, -- один из его дворцов?! Конечно, никто не
осмелится подумать, будто сенатор Империи способен прятать у себя беглых
еретиков. Нет, это глупо -- хотя и объяснило бы, к чему он клонит: он
надеется получить от меня нечто взамен Ульпинов".
-- ...Я нисколько не сомневаюсь, что в самое ближайшее время вам
удастся разыскать еретиков, и они не уйдут от карающей длани богов, --
продолжал между тем Корнелий Марцеллин. -- Однако, -- здесь сенатор позволил
себе чуть заметно ухмыльнуться, -- "ближайшее время" может растянуться на
день, на два, на три... к чему гадать? И все это время вы будете нервничать,
моя милая Софи, а я, как любящий дядя, буду нервничать вместе с вами. К чему
нам такие сложности?!
-- Уж не хотите ли вы, дядя, сказать, что знаете, где скрываются
Ульпины?! -- пряча под лукавой усмешкой охвативший ее трепет, спросила
София.
Сенатор скрестил руки на груди и, желая, как видно, насладиться
прелестью текущего момента, рассмеялся.
"Он меня провоцирует, -- поняла она. -- Разумеется, он Ульпинов не
прячет. Чего же он добивается?! О, нет, неужели опять...".
-- Вы само совершенство, прелесть моя, -- сказал сенатор. -- А вода в
вашем бассейне настолько чиста и прозрачна, что я имею счастье лицезреть
nitor splendens Pario marmore purius28. Простите, я отвлекся: ваши волнующие
контуры заставили меня забыть о цели моего визита.
-- Отнюдь! По-моему, вы уже добились, чего хотели, дядюшка: сперва
горькая для меня весть, затем некие туманные намеки... Вы, я вижу, явились,
дабы испортить мне настроение на целый день! -- вспылила София, погружаясь в
воду по самое горло; в действительности же она таким способом подталкивала
дядю к откровенности; она знала, что аромат настойки орхидеи уже должен
начать действовать.
"Погоди, дорогая, придет время, и у тебя с утра будет такое настроение,
которое уже никто никогда не сможет больше испортить", -- со злорадством
подумал князь Корнелий. Вслух он воскликнул:
-- Полноте, дражайшая племянница! Вы понимаете меня превратно. И вот
вам доказательство моей сердечной любви к вам: я отвечаю утвердительно на
ваш вопрос.
-- Я не верю своим ушам, дядя: вам известно, где прячутся Ульпины?!!
-- Именно так, милая Софи. Причем они до того убеждены в собственной
безопасности, что вы свободно можете войти к ним, а они вас заметят лишь
тогда, когда вы наденете на них оковы.
-- Вы нечеловечески жестоки, дядя. Вам должно быть стыдно.
-- Но за что, дорогая?! За то, что я спасаю вас от грандиозного
скандала? О, если слушать все, что клевещут на меня мои враги, мне бы
выгоднее было утопить вас, дабы возвыситься самому!
-- Значит, вы не шутите?
-- Клянусь водами Стикса, милая Софи, какие уж тут шутки!
-- Уйдите прочь, дядя. Вы ранили мое сердце. Ах, сколь наивным ребенком
я была до сей поры! Мне казалось, вы любите меня. Я не желаю вас больше
видеть.
-- А Ульпинов видеть желаете?
-- Ульпинов?
-- Их самых. Разве они вас уже не интересуют?
-- Где я могу их увидеть?
-- В моем дворце.
Последние удивительные слова Корнелия прозвучали настолько буднично,
что София, забыв, где она находится, наполовину высунулась из воды.
Восхищенный взгляд дяди и сладострастное выражение на его устах отрезвили
ее. Она испугалась и собралась спрятаться обратно в бассейн, затем
вспомнила, что пылкий Марсий Милиссин, по всей вероятности, наблюдает за ее
поединком с дядей; по телу ее прокатилась жаркая волна возбуждения -- и она,
сделав вид, что по-прежнему не замечает своей наготы по причине охватившего
ее изумления, не стала погружаться в воду.
Но князь Корнелий, конечно же, разгадал ее игру; он, разумеется,
понятия не имел, что кто-то, а тем более его собственный шурин, подглядывает
за ними; зато он видел мгновенно затвердевшие и увеличившиеся в размерах
соски на сводящих с ума полушариях Софии. Впрочем, он еще был очень далек от
того, чтобы сойти с ума.
-- Вы сказали, дядя, Ульпины в вашем дворце? Я не ослышалась?!
-- Ничуть, моя дражайшая. И я готов их выдать вам, как только вы сами
того пожелаете.
"Дядя сегодня бесподобен, -- подумала София. -- Он мне крутит голову
уже целый час, а я все не могу понять, какую игру он затеял. Что ж, придется
сыграть отступление!". Она пронзила его насмешливым взглядом и небрежно
бросила:
-- Но прежде я добуду приказ о вашем аресте, дражайший дядюшка, за
укрывательство особо опасных государственных преступников.
-- Вы этого не сделаете, милейшая Софи, -- от души рассмеялся князь
Корнелий, -- потому что я сенатор Империи, меня нельзя арестовать!
-- Даже сенатора можно арестовать по обвинению в государственной
измене, милейший дядюшка.
-- Максимум, чему я изменил, дражайшая Софи, это обычаю не давать рабам
патрисианские имена.
И вот тут София Юстина поняла все. Корнелий Марцеллин славился своей
коллекцией, если можно так выразиться, экзотических представителей
человеческого племени. По всему свету разъезжали его агенты и покупали, где
только можно, всяких уродцев, гигантов, карликов, мутантов, разноцветных --
в общем, таких, которые уже не были животными, но так и не стали
полноценными людьми. Помимо содержания этого паноптикума, которым сенатор
очень гордился, он имел обыкновение отыскивать двойников знаменитых
личностей и даже иногда презентовал первых для театральных и цирковых
представлений. Используя подобным образом двойников, князь Корнелий нередко
приобретал весомую власть и над оригиналами. Однако София никогда не боялась
увидеть среди рабынь дяди свое живое отражение: как известно читателю, дочь
Тита Юстина полагала себя совершенно неповторимой личностью.
-- Правильно ли я вас поняла, дядя: одного вашего раба зовут Марк, и он
стар29, тщедушен, похож на крысу...
-- Совершенно верно, милая племянница, а другого раба я назвал
Януарием, потому что приобрел его в январе месяце. Уж не знаю, зачем я их
купил, наверное, какое-то внутреннее чувство подсказывало мне, что эти
никчемные рабы когда-нибудь да пригодятся...
Молодой княгине хотелось расцеловать своего зловещего дядю. Конечно, он
был ее враг -- но враг этот нынче предлагал спасение!
-- Ваше чутье выше всяких похвал, мой самый любимый дядюшка, --
лучезарно улыбаясь, молвила она.