сам не человек, а дьявол, Аргус тысячеглазый!".
-- Так мне уйти, дражайшая племянница?
-- Делайте что хотите. И думайте что хотите. Мне уже все равно. Но
знайте, -- в голосе Софии Юстины зазвучал металл, -- когда Афродиту загоняют
в угол, она становится Гекатой!
"Ого-го-го! -- подумал Корнелий Марцеллин. -- Крепко же я ее прижал!
Увы, больше она мне ничего не скажет. А хотелось бы знать, кто у нее там
прячется. Ничего, когда-нибудь этот счастливчик сам себя выдаст -- вот тогда
я его уничтожу и займу его место. А до той поры придется потерпеть! Право
же, Софи чересчур хороша, чтобы иметь ее всю и сразу!".
-- Не будем развивать эту тему, -- примирительно сказал он. -- Вас
удовлетворит, если я начну думать, что в соседней комнате был человек под
условным именем Купидон?
Она улыбнулась, удовлетворенная изяществом, с которым Корнелий вывел их
обоих из затруднительного положения.
-- Иногда вы бываете просто неподражаемы, дядя.
-- Я учусь у вас, прекраснейшее создание среди всех живущих под
Божественным Эфиром. О, если б только вы, рожденная из пены волн...
-- Как, вы опять?!
Он лукаво подмигнул ей, отчего Софию вновь пронзила нервная дрожь, и
заговорщически заметил:
-- Сдается мне, ваш Купидон улетел. Он больше нас не слышит.
"Действительно, странно. После такого взрыва -- тишина! Уж не случилось
ли беды с моим Марсом?", -- подумала она, и сердце отчаянно забилось.
Корнелий Марцеллин приблизился к самой кромке воды и, точно желая
проверить свое предположение, наклонился к Софии:
-- Ну, все еще не верите?!
Она вдруг ощутила жгучее желание схватить дядю за ногу и столкнуть в
воду, а самой выпрыгнуть -- и поглядеть, как будет он барахтаться в ее
бассейне, весь, целиком, в своем роскошном калазирисе, с сенаторской звездой
и княжеской диадемой... Она подавила в себе это желание, потому что знала,
сколь страшно мстит Корнелий Марцеллин за унижения; пока что была игра --
вот пусть игра игрой и остается!
-- Да, пожалуй, вы правы, Купидон улетел, -- и она лучисто улыбнулась
ему.
-- Ага, значит, это все-таки был Купидон, -- рассмеялся сенатор и
вдруг, сменив ироничный тон на страстный, заговорил: -- Вы самая
восхитительная женщина на свете, София! Вы лживы до мозга костей, вы
способны думать лишь о себе и собственных удовольствиях, вам доставляет
радость понукать другими, вас переполняет желание царить над всеми мужчинами
сразу, вы полагаете себя центром Мироздания -- и я готов согласиться с вами:
вы этого достойны! И я такой! Я ничуть не лучше и не хуже вас! Вся разница
между нами только в том, что Творец создал меня мужчиной, а вас -- женщиной!
Он создал нас друг для друга, поймите это! Вы читаете мои мысли -- и я вижу
вас насквозь! Вместе мы всемогущи! Нас ничего не разделяет, ничего!
-- Нас разделяют наши амбиции, -- вздохнула София. -- Там, где каждый
из нас мечтает очутиться, есть место лишь для одного.
-- И что с того? Второй может стоять рядом.
-- Вы это серьезно, дядя?
-- Клянусь кровью Фортуната, я никогда не был более серьезен! Вы будете
первым лицом в правительстве, когда я его возглавлю.
-- Первым после вас?
-- Но первым!
-- Не выйдет, дядя. Потому что правительство возглавлю я.
-- А если это вдруг случится, я буду после вас первым лицом?
-- У нас пошел откровенный разговор, так к чему нам эвфемизмы? Вы
будете вторым лицом после меня, дядя; я обещаю.
-- Поклянитесь княжеской клятвой, Софи, как это сделал я, иначе я вам
не поверю.
-- Клянусь кровью Фортуната! -- промолвила София, а сама подумала: "В
конце концов, как сказал Цицерон, juravi lingua, mentem injuratum gero33.
Боги извинят меня, если я обману этого Автолика. Вернее, оправдаю его
ожидания: он сам сказал, что я лжива до мозга костей!". -- Итак, вы
довольны, дядя?
-- Я в совершеннейшем восторге, милая Софи.
-- Вы слышите, как часы Пантеона бьют десять? Нам пора заняться
Ульпинами, пока наши общие враги нас с вами не опередили.
-- Совершенно с вами согласен. Но прежде мне надлежит воспользоваться
вашим любезным предложением.
-- Я снова вас не понимаю, дядя. Что вы теперь хотите от меня?
-- Лично я -- ничего, моя дражайшая племянница. Dixi34, я счастлив уже
тем, что развеял вашу грусть. Но моя дочь...
-- Ваша дочь?..
-- Да, моя дочь. Вам известно, как люблю я мою Доротею.
-- Я тоже люблю ее, дядя. Вы хотите сказать, я могу для нее что-то
сделать?
-- Полагаю, можете. Дело в том, что моя дочь несчастна.
-- В чем же ее несчастье?
-- Она влюблена.
-- Так это счастье, милый дядя!
-- Как посмотреть, милая племянница. Доротея влюблена в человека,
который не отвечает ей взаимностью.
-- А-а, вот оно что. И вы хотите, чтобы я устроила счастье вашей
дочери?
-- Только богиня способна это сделать; задача не из легких!
-- Неужели? В таком случае соблаговолите сообщить мне имя счастливца.
-- Извольте: это Варг, наследный принц Нарбоннский.
Нужно сказать, внутренне София Юстина была готова услышать нечто
подобное. Дочь сенатора Доротея Марцеллина была скромной девушкой, которой
недавно исполнилось восемнадцать, и всегда, сколько знала ее София, всецело
находилась под контролем деспотичного отца. Помимо воли своего отца княжна
Доротея не осмеливалась даже выйти в город, не то что полюбить кого-то!
Следовательно, брак дочери с Варгом нужен был самому Корнелию Марцеллину --
но вот зачем? Тут тоже была загадка, и София Юстина с присущей ей
самоуверенностью предприняла попытку эту загадку с ходу разгадать.
-- Ваша дочь желает выйти замуж за человека, который бросил нам вызов?
В лице Корнелия что-то дернулось, и София поняла, что попала если не в
яблочко, то в круг.
-- Что вы имеете в виду, дражайшая племянница?
-- А разве не этот варвар помог бежать еретикам Ульпинам?!
"В яблочко!", -- мысленно воскликнула София. Корнелий даже не попытался
что-либо отрицать, а лишь посетовал:
-- Вы чересчур умны для женщины, милая Софи.
-- Да и вы виртуоз, милый дядя, особенно для мужчины. Кто, кроме вас,
додумался бы обезопасить варвара от подозрений, женив его на дочери
светлейшего князя?! Мне жаль мою кузину, дядя. Вы хотите сделать Доротею
несчастной: Варг ей не пара.
-- Напротив: только такой мужчина способен овладеть сердцем моей
дочери, не принимая ее всерьез.
"Вот оно что, -- подумала княгиня, -- ко всему прочему дядя хочет иметь
подле Варга свою лазутчицу. Это начинает казаться опасным!".
-- Мне не нравится ваша идея, дядя. Не много ли чести для варвара? В
жилах вашей дочери течет кровь Великого Фортуната -- а Варг почти что дикий
зверь!
-- Уже нет, дражайшая племянница. Благодаря вам нарбоннские галлы
обратились в Истинную Веру...
-- Вы святотатствуете, дядя, и даже не морщитесь! Варг презирает
Истинную Веру, потому и бросил вызов нам, освободив еретиков Ульпинов! Его
бы надо примерно наказать...
-- О, это было бы весьма и весьма неразумно!
"Увы! После всего, что было сделано мной, дабы привязать Нарбоннию к
Империи, после всех моих попыток подружиться с герцогом Круном я не могу
наказывать его сына, да еще примерно, -- подумала София. -- Это уронит мой
авторитет, и весьма, а цепные плебеи моего дяди не упустят случая облаять
правительство. Но Варгу дерзость не сойдет с рук: я сделаю так, что отец сам
его накажет, Кримхильду же объявит своей наследницей".
-- Вы правы, дядя, -- сказала она, -- неразумно из-за глупого поступка
мальчишки-варвара ставить под угрозу едва наметившийся мир.
-- Вот и я о том, -- улыбнулся Корнелий, который отлично понимал, какие
мотивы движут Софией, -- а отыщется ли средство укрепить этот пока еще
хрупкий мир, лучшее, нежели брак между аморийской княжной и нарбоннским
наследником?!
"Или брак между нашим нобилем и их будущей герцогиней", -- мысленно
поправила его София. Вслух она сказала:
-- Я обещаю вам, милый дядя, сделать все во имя счастья вашей дочери.
Вскоре они расстались, по-своему разочарованные, но довольные друг
другом. Они знали, что это была "ничья" и что основная борьба развернется в
следующих партиях.
-- Любимый дядя, -- молвила София Юстина на прощание, -- мне, право же,
неловко просить вас, после всего, что вы уже для меня сделали...
-- Я внимаю вам, дражайшая племянница.
-- О, вы так добры!.. Отдайте мне Интелика.
-- София...
-- Ну что вам стоит, дядя! Ради любви ко мне -- отдайте мне Интелика!
-- Это невозможно. Кимон Интелик -- делегат от народа.
-- Я говорю о молодом Интелике, об Андрее, и вы прекрасно поняли меня,
дядя. Мечтаю растерзать его; вид этого мерзавца, истекающего кровью у меня
на глазах, доставит мне наслаждение.
-- Вы кровожадны, дражайшая Софи. Жалкий плебей, homo trioboli,35 не
стоит вашего гнева.
-- Он оскорбил меня, и я поклялась отомстить.
-- Месть сиятельной княгини столь ничтожному созданию? Вы шутите. Я бы
вас понял, если бы вы захотели отомстить кому-нибудь, достойному вашей
мести, о прекраснейшая из смертных. Например, мне.
-- Дядя, отдайте мне этого проклятого плебея, и тогда я не стану вам
мстить. У вас наверняка есть на него какой-нибудь компромат.
-- Еще вчера не было никакого.
-- А сегодня? Постойте, уж не хотите ли вы сказать...
-- Ни за что! Это было бы слишком жестоко даже для Андрея Интелика.
Сколько раз я предупреждал нашу молодежь: ночью спать нужно, а не гулять по
Форуму...
"Потрясающе! -- с восторгом, который едва удавалось сдерживать,
подумала София. -- Он выдает мне для расправы всю радикальную фракцию! Ай-да
аромат букетной орхидеи! Следует почаще принимать дядю в этом бассейне!".
-- Милый дядя, ведь вы избавите меня от Интелика, не правда ли?
-- Я подумаю, что можно сделать, милая Софи.
...Отпустив дядю, София Юстина первым делом отправила слуг на Форум. Им
надлежало захватить в качестве улик цепи, которыми к "позорному столбу" были
прикованы еретики Ульпины, и, соблюдая все предосторожности, снять с этих
цепей отпечатки пальцев.
Несколькими минутами спустя, еще не покинув дворец Юстинов, Корнелий
Марцеллин осознал, какие страшные вещи изрекли его предательские уста. "Не
могу поверить, что я все это говорил, -- мысленно клял он себя. -- Будь я
проклят, если Софи не подмешала в свою ванну какого-нибудь дурмана! Ecce
femina!36 С каждым часом я все больше и больше влюбляюсь в нее...".
Вернувшись домой, сенатор послал своих слуг с тем же самым заданием,
которое дала своим слугам княгиня София. Скоро слуги князя Корнелия
воротились и доложили хозяину, что цепей возле позорного столба они не
обнаружили, зато повстречали слуг Софии Юстины, покидавших Форум. Эта
новость привела обычно невозмутимого сенатора в такой неописуемый гнев, что
слуги, принесшие злополучную весть, не дожидаясь, когда этот гнев обрушится
на их головы, поспешили укрыться в апартаментах сердобольной Доротеи
Марцеллины. Впрочем, это им не помогло, потому что вскоре хозяин объявился
там, и по более веской причине, -- ему предстоял серьезный разговор с
дочерью.
Идея выдать Доротею за Варга явилась ему спонтанно, не исключено даже,
под воздействием дурманящего аромата, но, чем больше князь Корнелий
размышлял над этой идеей, тем более замечательной она ему казалась. Он
пришел к выводу, что приобрел согласие Софии Юстины на этот брак не столь уж
дорогой ценой -- цена, которую придется заплатить самой Софии, будет куда
дороже! Настроение его улучшилось; относительно же участи отца и сына
