Нарбоннский вепрь
Борис Толчинский.
Нарбоннский вепрь
© Copyright Борис Толчинский
E-mail: paxdei@hotmail.ru | psionic@complife.net
Авантюрно-историческая эпопея
БОЖЕСТВЕННЫЙ МИР
Истории любви и розни
Книга I. НАРБОННСКИЙ ВЕПРЬ
МОИМ РОДИТЕЛЯМ
"Abyssus abyssum invocat in voce cataractarum tuarum..."1
Псалтирь, XLI, стих 8
Интроверсия первая,
в которой читатель становится свидетелем беседы, круто изменившей
судьбу двух миров на одной известной ему планете
-- Я дал им все: и твердь, дабы ступать могли они, и воду, чтобы не
знали жажды, и воздух, коим следует дышать, и огонь, тепло дающий, и свет,
который различать себе подобных помогает. Я дал плоды от благодатной земли
той и живых тварей, каковые полезны в пищу и для хозяйства... Скажите, вы,
советники мои и сын мой, что не сотворил для них я?!
Он горестно вздохнул и отвел взор от крохотного голубого шарика,
одиноко парящего в стылом пространстве.
Ответом ему было молчание. Впрочем, Он знал и так, что Ему могут
ответить Советники и Сын. Он не мог не знать.
-- Почему они так живут?.. -- снова и снова вопрошал Он. -- Чего им не
хватает?.. Разве так уж плохо жить как я велю?!
И тут вступили Советники.
-- Владыка, -- сказали Советники, -- Ты слишком добр к ним. Они этого
не заслуживают. Сколько и чего ни даруй, им всего будет мало. Ибо не в силах
они оценить дары Твои. То существа неразумные, не вольны они выбрать
истинный путь Твой. Сами они неспособны жить как Ты велишь. Их нужно свыше
направлять: иначе жить по-Твоему они не смогут.
-- Но как? -- удивился Он. -- Я создал их по своему образу и подобию.
Они -- это я! Как я могу их переделать?!
-- Ты всемогущ, -- напомнили Советники. -- И переделывать их тебе не
след. Доверься нам. Минует миг-другой, и ты их не узнаешь.
Он задумался. Советникам Он доверялся уж не раз. Они Его не подводили
-- хотя, признаться, плоды трудов их не всегда ласкали Его взор.
-- А ты что скажешь, сын мой?
-- Скажу, Отец, что заблуждаются советники Твои, -- мягко, но уверенно
заметил Сын. -- Скажу Тебе иначе. Не вини тех, кто там живет, -- он бросил
взор на голубой шарик. -- Поверь, они есть лучшее Твое творение.
Единственное, чего недостает им, -- любви...
-- Но разве это так?! -- воскликнул Он. -- Разве мало я люблю их?! Они
-- моя боль! -- Он на мгновение задумался, а затем добавил: -- Ну что ж,
возможно, в чем-то ты и прав, сын мой. Добавлю им еще любви и погляжу, что
выйдет.
-- Напрасный труд, Владыка, -- вздохнули Советники. -- Ты их любовью
лишь испортишь.
-- Воистину, напрасный, -- согласился Сын. -- Ибо любовь должна
родиться в душах, изнутри придти, а не снаружи! Научатся любить, увидят
тщету склок, простят друг друга и себя, познают мир в собственных душах, --
вот только так изведают истинный путь Твой, Отец!
-- Да прежде перебьют друг друга неразумные создания сии! -- возгласили
Советники. -- Дозволь же нам, Владыка, явиться к ним, открыть Величие Твое
-- и, вот увидишь, устроится их жизнь немедля как Тебе угодно!
-- Меня пошли, Отец, молю Тебя, -- промолвил Сын. -- Не буду я насилие
чинить над душами Твоих творений. Во мне они себя узрят, и мой пример
великим вдохновеньем им послужит. К Тебе я их любовью обращу; пусть не
немедля, но зато уж твердо, на верный путь взойдут они!
-- Опомнись, Сын Владыки, -- сказали Советники. -- Тобой Владыка
дорожит, а ты это не ценишь. Ужель не ведаешь, что зла в творениях Владыки
ничуть не меньше, чем добра, и что побьют они тебя и в душу твою плюнут, да
расхохочутся при том! Опомнись! Негоже Сыну нашего Владыки подобно низшим
тварям по земле ходить!
-- Те твари, коих низшими зовете вы, -- творения Отца, и я, сын, --
творение Его; так в чем различье между нами?!! О, если те, кто ходит по
земле, не радуют Отца, возможно ль мне порадовать Его?! И не мое ли право,
не мой ли долг вернуть заблудших чад в Отцово лоно?! -- голос Сына вдруг
набрал силу и мощь, в нем не было гнева и презрения, но жили лишь любовь и
глубокая вера в торжество этой любви.
-- Чисты, мы видим, помыслы твои, -- с упреком вымолвили Советники, --
но видим мы не только это. Мы тщету зрим, какой не знаешь ты, ибо пока
молод; вокруг тебя прольется много крови, ты растревожишь души, но вотще:
искомое не выйдет у тебя.
-- А я глаголю: выйдет, ибо вера моя крепче вашей, -- спокойно и
уверенно ответил Сын.
Советники скептически переглянулись. Они не понимали Сына Владыки. И
они совершенно искренне полагали, что Сын не понимает их. Они готовы были
смириться с этим. Главное, что их понимает Владыка. Он не может их не
понимать.
А Он молчал. Молчал -- и смотрел туда, вниз, на крохотный голубой
шарик, одиноко парящий в стылом пространстве. Там все было по-прежнему...
Наконец Он вернул свой взор к Советникам и Сыну.
-- Я позволяю вам свершить задуманное вами, -- объявил Он Советникам.
-- И ты, сын мой, ступай по своему пути. Не стану я задерживать тебя. Я
верю, знаешь ты, на что идешь... Итак, и вы, советники мои, и ты, сын мой,
равно старайтесь. Творить от Имени моего вам позволяю, как будто это я
творю. Минует срок -- работу я у вас приму. Тогда и вынесу вердикт, где
истина средь ваших дум лежит. Да будет так, по слову моему!
-- Но Владыка! -- в изумлении воскликнули Советники. -- Ты посылаешь
нас и Сына посылаешь своего -- но как творить мы станем на одной земле, друг
другу не мешая?!!
-- Пустяки, -- Он добродушно улыбнулся. -- Не вы ли мне напоминали: ты
всемогущ, Владыка!?
Интроверсия вторая,
в которой читатель получает возможность оценить, как взялись за дело во
втором из подопытных миров на одной известной ему планете
Во времена суровые и отдаленные, когда молодое человечество уже успело
познать очарование семи чудес света; когда таинственная страна, что лежит по
обеим берегам полноводного Нила, уже клонилась к неизбежному упадку; когда
другая чудесная страна, страна богов, героев и мыслителей, явив напоследок
миру величайшего завоевателя всех времен и народов, покорилась воле
властительного Рима; когда, наконец, этот новый повелитель Ойкумены
неожиданно стал обнаруживать в самом себе черты грядущего разрушения -- в
эти смутные времена на полуострове, который с давних времен эллины называли
Анатолией, то есть "восточной землей", в Памфилии, в горах Западного Тавра,
жил народ, считавший себя счастливейшим на свете.
То были греки, потомки Геракла, Тесея и Ахилла, и римляне, наследники
Энея, Ромула и Тарквиниев. В горах они искали и находили спасение от суетной
лжи беспокойного мира. Люди этого народа, впрочем, почитали себя преемниками
племени еще более древнего и загадочного, нежели эллины и римляне; некогда,
в пору владычества над землей седого Урана, отца богов, сюда, в горы Тавра,
пришел, изгнанный из Ханаана и Вавилона, народ амореев.
Тянулись столетия; боги не раз делили власть, обучая тому искусству
людей; как ни пытались амореи укрыться от нарастающего бега времен, все
новые и новые пришельцы вливались в колена древнего народа, растворялись в
нем и растворяли его в себе. Сюда, в горы, приходили филистимляне,
митаннийцы, хетты, эллины, лидийцы, персы, снова греки, карфагеняне и
римляне. Со временем они тоже стали называть себя наследниками легендарных
амореев -- аморийцами.
Так жили аморийцы в собственном полузакрытом мирке на перекрестке
враждующих цивилизаций, пока события удивительные и неожиданные не принудили
это любопытное племя стремительно вторгнуться на главную арену мирового
театра.
Первым солистом предстоящей исторической драмы суждено было стать вождю
аморийцев; истинное имя его затерялось в пламени Катаклизма -- нам известен
он под именем Фортунат, что означает "счастливый". Народ даст вождю такое
имя, ибо под началом его аморийцы, и прежде боготворившие мудрого и
справедливого вождя, вскоре свершат воистину великие, судьбоносные деяния.
По свидетельствам, дошедшим до нас с тех времен, мы может с достаточной
уверенностью утверждать, что родился Фортунат за шестьдесят три года до
события, круто изменившего его жизнь, судьбу его детей, его народа и целого
мира, то есть в год, когда консулом Рима был знаменитый Марк Туллий Цицерон,
а приснопамятный Луций Сергий Катилина пытался, по собственным своим словам,
"затушить развалинами пожар, который хочет уничтожить меня".
В возрасте семнадцати лет Фортунат начал службу у великого Цезаря и,
преследуя Помпея, вместе с ним вступил в блистательно-лживую Александрию,
где на его глазах впервые воссияла звезда юной царицы Клеопатры. Затем был
Рим, и мартовские иды, кровь на пурпурной тоге императора, и снова кровь --
кровь сторонников и противников Цезаря, его убийц и убийц его убийц...
Фортунат участвовал в битве при Филиппах на стороне Марка Антония, затем под
началом Октавиана, молодого Цезаря, своего ровесника, громил пиратов
Помпеева сына Секста; наконец, вместе с молодым Цезарем вновь вступал в
сумрачную Александрию и своими собственными глазами наблюдал романтический
конец Клеопатры, а с ней и всех Лагидов, и всего Египта.
Войны, терзавшие Римский мир без малого два столетия, как будто
завершились, и Фортунат возвратился к своему народу.
Минули еще три десятилетия. Двенадцать детей родились у Фортуната,
шесть сыновей и шесть дочерей, достойных отца; в иные часы, гуляя по горам и
размышляя о жизни, мудрый Фортунат, возможно, задумывался, не божественным
ли провидением исполнено его земное существование, не служит ли прожитое
всего лишь испытательной прелюдией к предстоящему...
А может, он и не думал ни о чем таком, ибо мирских забот у вождя
хватало. Во всяком случае, Фортунат не мог не изумиться всей силой своей
очарованной души, когда в один воистину чудесный день и миг солнечный свет
померк вокруг него, отступая перед сиянием неизмеримо более могучим. Посреди
сияющей неземным светом сферы оказался он, Фортунат, а его окружали
двенадцать сущностей, представших в облике известных по мифам
сверхъестественных созданий.
Ему явились: феникс -- птица, похожая на орла, в бушующем пламени;
кентавр -- существо с телом лошади, торсом и головой человека; цербер --
трехглавый пес со змеиным хвостом; саламандра -- человекообразная ящерица
среди языков огня; грифон -- существо с головой и крыльями орла и телом
льва; дракон -- ящер с орлиными крыльями, чешуйчатым телом, львиными
когтями, раздвоенными языком и хвостом; пегас -- конь с лебедиными крыльями;
единорог -- олень с козлиной бородкой, ногами антилопы, львиным хвостом и
длинным рогом, вырастающим изо лба; сфинкс -- существо с телом льва и
головой человека; химера -- существо с головой и шеей льва, туловищем козла
и хвостом змеи, раздвоенным на конце в форме стрелы; кракен -- гигантский
спрут со щупальцами на фоне морской волны; симплициссимус -- существо с
телом петуха, мелкой змеиной чешуей, орлиными лапами, когтями и клювом,
крыльями летучей мыши и длинным змеиным хвостом, скрученным "мертвой" петлей
и раздвоенным на конце в форме наконечника боевого копья.
Казалось невозможным видеть эти создания, такие разные, все вместе, и
Фортунат подумал было, что стал жертвой сомнительной шутки кого-то из
небожителей, возможно, самого молниеносного Юпитера, -- ибо кому иному под
силу собрать такой сонм чудовищ? -- как вдруг мифические звери заговорили с
