разве милость, каковая явлена ему богами небесными и богом земным, не в
состоянии изменить натуру человека?!
-- Отец меня убьет, -- с уверенностью обреченного повторила Кримхильда.
-- Или, в лучшем случае, выпорет.
-- Вот что я вам на это скажу, дорогая. Возможно, ваш отец сперва будет
шокирован, возможно даже, он выбранит вас, -- но, поверьте мне, это будет
ваша первая победа над предрассудками, низводящими женщину до положения
домашнего скота! Отец откроет в вас не только восхитительную красавицу -- он
найдет в вас личность! Гнев пройдет, а гордость останется. Поверьте мне,
дорогая, герцог Крун будет гордиться вами! Когда-то нужно сделать первый
шаг. Нет лучшего времени для такого шага, чем сегодня, здесь, в Темисии,
когда предрассудки рушатся, а рядом с вами ваши друзья, готовые вас
поддержать!
"Сегодня я неподражаема, -- отметила сама для себя София Юстина. -- Как
замечательно, что отец в свое время не скупился на лучших учителей риторики
для меня, а я была прилежной ученицей!".
Действительно, речи хозяйки, как видно, возымели действие, и
уверенность обреченной обратилась в решимость обреченной. Сделав над собой
страшное усилие, принцесса Кримхильда молвила:
-- Будь что будет! Надеюсь, вы окажетесь правы, ваше сиятельство.
-- Да будет вам известно, дорогая, я редко когда ошибаюсь, -- ответила
София Юстина.
Затем они покинули комнату цирюльника; напоследок мэтр Давид отпустил
обеим женщинам еще несколько особо изысканных комплиментов. Следую за
хозяйкой по длинным галереям дворца, Кримхильда с завистью и восхищением
посматривала на нее, а про себя размышляла: "Как эта женщина смела,
раскованна, пикантна. Как она умна, самостоятельна, находчива. А ведь у нее
тоже есть отец, первый министр. И она всего лишь на два года старше меня --
а кажется, будто я ребенок в сравнении с ней! Ах, почему я родилась
северянкой, среди варваров! Родись я княжной, как она, или хотя бы простой
аморийской патрисой, я бы могла всегда носить такие платья, ну, может, чуть
похуже, танцевать на балах, тратить деньги, делать, что захочу, и сводить
мужчин с ума своей красотой... Ах! Господи, она права: я и не знала, как я
красива! И все же она, пожалуй, красивей меня... Одно лишь посмотреть, как
ступает она своими точеными ножками"...
Вот так размышляла сама с собой принцесса Кримхильда, не догадываясь,
что сокровенные мысли ее вовсе не являются тайной для княгини Софии Юстины.
"Учись, учись у меня, дорогая, -- думала в то же самое время София. -- Очень
может быть, тебе моя наука пригодится. Во всяком случае, я ради этого
постараюсь!".
-- Ваше сиятельство, могу ли я задать вам вопрос? -- внезапно
обратилась к ней Кримхильда.
-- Разумеется, дорогая. Задавайте.
-- Почему вы помогаете мне, ваше сиятельство?
"Она неглупа, -- отметила София. -- И это замечательно! Теперь от моего
ответа, возможно, зависит моя карьера. Важно ответить так, чтобы она не
заподозрила меня в неискренности. Варвары порой бывают весьма
проницательны".
-- Потому что вы мне нравитесь. Но это, признаюсь, не единственная
причина.
-- Ага! Я так и знала, -- прошептала принцесса.
-- Вторая причина в том, что я, как никто другой в этой стране, желаю
мира между аморийцами и народами Севера. А мир непрочен без личной дружбы
между правителями государств...
-- Но я же -- не правитель государства и никогда им не буду! -- с
удивлением отозвалась Кримхильда.
-- Вы дочь правителя, и этого достаточно, -- парировала София, а сама
подумала: "Да, пожалуй, пока достаточно. Не все сразу. Нельзя ее
перепугать". -- Наконец, моя дорогая, вы женщина и я женщина. Вот вам третья
причина: я помогаю вам из женской солидарности... Разве этого мало, чтобы
увериться в моей искренности?!
-- О, нет, ваше сиятельство, я вам верю!
"Очень рада буду, если это так", -- подумала София Юстина.
Тем временем они вышли во двор, где их уже ждал личный мобиль дочери
первого министра. Мобиль представлял собой вытянутый приблизительно на пять
мер в длину и две меры в ширину снаряд обтекаемой формы, отдаленно
напоминающий лодку-плоскодонку, вырубленную из цельного древесного ствола.
Мобиль имел приятный серовато-серебристый цвет; вообще аморийцы, как давно
подметила Кримхильда, в согласии со своей верой, в которой каждому аватару
соответствовал строго определенный цвет, признавали лишь однотонные
расцветки. Потому, кстати, подумала она, София Юстина одела ее в зеленые
тона, соответствующие аватару Химере, со вчерашнего дня небесному
покровителю нарбоннской принцессы.
Мобиль опирался на три небольших колеса: два сзади и одно спереди, там,
где обтекаемый конус переходил в горизонтальную иглу, наподобие тарана.
Спереди, над этим самым "тараном", сверкал стилизованный знак Пегаса. С
обеих сторон корпуса мобиля располагались по одной дверце с геральдическим
символом семейства Юстинов.
София открыла правую дверцу и пригласила гостью внутрь. Кримхильда
испуганно попятилась. Да, конечно, в Темисии она видела такие самодвижущиеся
машины, но мысль самой отправиться в путь на мобиле ввергала ее в ужас.
-- Вы совершили столько решительных поступков сегодня, моя дорогая, --
с укоризненной улыбкой заметила София, -- что вам не составит труда
совершить еще один. Ну же, залезайте!
Кримхильда зарделась, сделала шаг к мобилю -- и остановилась.
-- А если... -- начала она.
-- А если мы разобьемся, вы хотите спросить? Ну, тогда, я думаю, мы
погибнем вместе, -- с истинно аморийским фатализмом отшутилась София и
прибавила, уже более строгим тоном: -- Не заставляйте меня разочаровываться
в вас, дорогая.
"А, будь что будет!", -- снова подумала Кримхильда; на самом деле в
присутствии Софии Юстины она начинала ощущать силу и уверенность, исходящие
от молодой княгини, и это очень успокаивало...
Когда Кримхильда заняла место справа, София устроилась рядом. Внутри
мобиль оказался гораздо меньше кареты. И здесь не было ни кучера, ни слуг --
только две женщины; больше места ни для кого бы не хватило. Слева, прямо
перед креслом, где сидела София, располагались какие-то кнопки и прочие
приспособления, назначение которых Кримхильде не было понятно; а прямо из
передней стенки, как раз меж кнопок, вырастал небольшой черный стержень с
венчающей его фигурной перекладиной. София положила руки на края этой
перекладины и вдавила нечто большими пальцами обеих рук. Кнопки зажглись,
превратившись в разноцветные лампочки, затем послышалось тихое жужжание.
-- Эта машина поедет, если только за рулем буду я, -- пояснила София.
-- Она имеет встроенный дактилоскоп.
-- Ясно, -- выдавила из себя принцесса, чтобы хоть что-то сказать.
Безо всякого усилия мобиль сдвинулся с места и мягко покатил к воротам.
Челядинцы уже открывали их.
-- Мы едем! -- в радостном изумлении воскликнула Кримхильда.
-- Еще бы нам не ехать! -- усмехнулась София. -- Пока сияет над нашей
страной Божественный Эфир, мы, аморийцы, будем ездить, летать, плавать куда
и когда захотим! Ну разумеется, если не забудем, как надлежит правильно
распоряжаться священной силой.
Чтобы пылевые выбросы гигантского города не повредили дорогие наряды и
макияж, София Юстина единственным нажатием какого-то рычага облекла кабину
мобиля герметичным стеклянным навесом.
Они выехали из квартала древних дворцов, пересекли проспект Береники и
Палатинский проспект. Никуда не сворачивая, мобиль мягко катился по гладкому
бетону Княжеской улицы. Как и все улицы в Темисии, Княжеская была строго
ориентирована по сторонам света, она шла от северной окраины космополиса до
Старой Набережной озера Феб.
Мобиль двигался медленнее конного экипажа: София предоставляла гостье
возможность сполна насладиться созерцанием подпирающей небо громады Большого
Императорского дворца. Был ясный полдень; хрустальная статуя
Двенадцатиликого Бога на вершине Палатиума слепила глаза принцессе
Кримхильде.
Официальная резиденция бога-императора Амории представляла собой
правильный квадрат со стороной в одну герму. Внешние стены сложены из
огромных блоков желтого песчаника, тщательно отесанных и добротно пригнанных
друг к другу. Высота наружной стены составляла десять, а ширина -- пять мер.
Она увенчана треугольными зубцами.
Комплекс дворца имеет четыре входа, ориентированные по сторонам света.
По периметру стены стоят пилоны -- возвышающиеся над соседними постройками
привратные башни с наклонными стенами, так что внешне пилон напоминает
урезанную пирамиду. Всего пилонов двенадцать: четыре угловых и восемь
привратных. Каждый пилон носит название бога-аватара, начиная с Феникса и
заканчивая Симплициссимусом. Высота углового пилона -- двадцать мер,
привратного -- тридцать. Главные врата -- Северные, выходящие на Площадь
Двенадцатиликого Бога, или Палатинскую; они расположены между пилонами
Сфинкса и Химеры. Парные привратные пилоны соединены надвратными галереями;
кроме того, галерея Северных врат имеет балкон ("Императорский"), с которого
август принимает парады и обращается к своему народу.
Перед каждым привратным пилоном возвышается четырехгранный гранитный
обелиск ("игла") высотой 25 метров. На обелиске высечен текст Завещания
Фортуната, этого своеобразного гибрида Конституции Империи и Священного
Писания аватарианской веры.
Собственно Большой Императорский дворец стоит на Палатинском холме, --
отчего дворец иногда называют Палатинским, -- так что внешние стены почти не
загораживают обзора, и представляет из себя грандиозную шестиступенчатую
пирамиду высотой двести десять мер. Чтобы создать впечатление еще большей
высоты и внушительности, колоссальные ярусы-террасы наклонены вовнутрь, как
у пилонов, а трапециевидные окна покрыты черным лаком.
Высота ярусов-террас нарастает от десяти мер на первом до двадцати мер
на втором, тридцати -- на третьем, сорока -- на четвертом, пятидесяти -- на
пятом и шестидесяти мер на шестом. Каждый ярус, согласно замыслу древних
строителей, символизирует определенный уровень иерархии аморийского
общества. Так, первый ярус обозначает народ, то есть плебеев, простолюдинов:
рыбаков, крестьян, пастухов, свободных мастеров, наемных служащих; второй --
солдат, милисов и прочих стражей безопасности государства, надзирающих за
народом; третий ярус -- нобилей (патрисов), чиновников, магнатов, офицеров
армии, иереев; четвертый -- кураторов Орденов аватарианского Содружества,
крупных чиновников, архонтов и экзархов, министров, плебейских делегатов,
князей и военачальников; пятый -- членов Дома Фортунатов, Высокой
Консистории и Святой Курии; наконец, шестой, самый верхний, ярус
символизирует земного бога, императора-августа...
Увлеченная созерцанием величественной Пирамиды, принцесса Кримхильда не
заметила, как мобиль выехал на Старую Набережную. Она опомнилась лишь тогда,
когда поняла, что София Юстина правит свою машину прямо к воде!
-- Доверьтесь мне, моя дорогая, -- с улыбкой молвила княгиня,
предвосхищая все вопросы, -- и ничего не бойтесь!
С замиранием сердца Кримхильда следила, как приближается озеро,
кажущееся океаном. Аморийская столица стояла на северном берегу озера Феб.
Как и большинство внутренних озер и рек Амории, оно образовалось без малого
восемнадцать столетий тому назад по воле богов-аватаров. Озеро Феб было
самым большим в Империи, оно продолговатой каплей тянулось с севера на юг на
