руках. Тут, в логове амореев, неподходящее место затевать драку. Пусть враг
думает, что смирил меня".
-- Ступай в дом, -- велел Крун, -- и ложись спать. Завтра в десять
приедет кесаревич Эмилий Даласин, внук августа. Он покажет нам город. Чтобы
ты знал, дурак: это большая честь, когда один из Фортунатов самолично
общается с нами, с варварами! Так что гляди у меня! Выкинешь что-нибудь --
сам выпорю, не посмотрю на твой рост!
-- Не беспокойся, отец, -- с усмешкой, не предвещавшей ничего хорошего,
ответил Варг. -- Императорскому Высочеству не придется на меня обижаться!
Принц с подчеркнутой вежливостью, как бы вытекающей из его последних
слов, поклонился отцу -- и зашагал по направлению к павильону.
А отец проводил его страдальческим взглядом, тщетно стараясь сдержать
слезы, -- и, когда фигура сына исчезла за деревьями, он разрыдался.
Воздев голову к вершине Пирамиды, герцог Крун мысленно обратился к
Двенадцатиликому Богу, Фортунату-Основателю:
"О, если ты на самом деле столь велик, мудр и справедлив, как о тебе
толкуют, помоги мне исправить то, что я сам сотворил, в безумной своей
гордыне: верни мне моего сына!".
Глава третья,
в которой читатель получает возможность поразмыслить, что случается,
когда непорочная душа оказывается в объятиях искусного обольщения
148-й Год Химеры (1785),
14 октября, Темисия и ее окрестности
Как и обещал герцог, в момент, когда башенные часы Пантеона пробили
десять, к павильону на берегу Квиринальского озера подкатила большая
золоченая карета, запряженная тройкой белых гераклейских скакунов. На
дверцах кареты красовалась выложенная платиной и серебром геральдическая
буква "Ф" с двойной короной, символизировавшей кесарское достоинство. Рядом
сиял грозный герб Дома Фортунатов, являвшийся одновременно и государственным
гербом всей аморийской державы, -- распростерший крылья гигантский орел,
сидящий на земном шаре и укрывающий его этими крыльями.
Крун, и прежде наслышанный о сверхъестественной пунктуальности
аморийской аристократии, лично встречал великородного гостя; принц Варг
стоял рядом с отцом. Облачены были герцог и его наследник в модные бордовые
накидки без пояса, богато украшенные мехом, поверх коротких бархатных курток
с разрезами на рукавах.
Золотая дверца отворилась, и на плиты мощеного мрамором двора легко
спрыгнул высокий, ладно сложенный мужчина средних лет. Калазирис чистейшего
белого цвета, расписанный жемчужными нитями, идеально сидел на нем; белые
колготы чуть выше колен были заправлены в узкие сапоги перламутрового
оттенка. На голове мужчины лежал лилейный клафт; его украшала золотая
кокарда в виде изготовившегося к прыжку кентавра.
Сияя доброжелательной улыбкой белоснежных зубов, мужчина быстрым,
уверенным шагом подошел к герцогу, протянул ему руку и изрек слова древнего
римского приветствия:
-- Если ты здоров, то и я здоров, друг!
Изумленный столь открытым обращением со стороны этой великоважной
особы, Крун на мгновение замешкался, затем все же пожал протянутую руку и
поклонился:
-- Рад приветствовать Ваше Высочество от лица себя и сына.
Кесаревич Эмилий Даласин перевел взгляд на Варга и протянул руку ему.
Здесь нужно сказать, что наш непримиримый принц, с брезгливой
неприязнью ждавший явления какого-нибудь хлипкого верзилы либо, напротив,
оплывшего жиром коротышки, с ног до головы увешанного драгоценными
безделушками, был изумлен истинным обликом императорского внука еще более,
нежели сам герцог Крун. С первых мгновений Варг ощутил слабую, но достаточно
ясную симпатию к этому человеку. Движимый ею, он пожал протянутую руку
кесаревича Эмилия. Рукопожатие оказалось по-настоящему мужским, вовсе не
церемонным; казалось, отпрыск Фортунатов с самого начала задался целью
сокрушить естественный барьер, отделяющий членов священной династии от
прочих смертных.
-- Для нас большая честь, Ваше Высочество... -- начал было Крун, но
кесаревич с добродушной улыбкой остановил его:
-- Ради Творца и всех великих аватаров, герцог! Я-то ехал к вам в
надежде, что хоть вы-то, варвары, не станете общаться со мной языком
скучного официоза!..
Он еще что-то сказал насчет дружбы и неформального характера своего
визита, но принц Варг его уже не слушал: слабая симпатия, едва родившись,
тут же испустила дух. "Для этих господ Ойкумены мы всегда будем оставаться
варварами, людьми третьего сорта, вернее даже, недочеловеками, -- с тоской и
злостью подумал принц. -- Он разговаривает с нами точно как чадолюбивая
нянька с неразумной детворой!".
Тем временем кесаревич Эмилий пригласил Круна и Варга занять отведенные
им места в карете, и вскоре обещанная экскурсия по блистательной Темисии
началась.
А часом прежде к павильону на берегу Квиринальского озера неожиданно
подкатила другая карета, отделанная красным бархатом и украшенная гранатами,
гиацинтами и кораллами. На дверцах сияла рубиновой вязью латинская
геральдическая буква "J" с одинарной короной, знак княжеского дома Юстинов.9
Из кареты, одетая в подчеркнуто скромное темно-каштановое платье до
щиколоток, вышла София Юстина. С разрешения герцога она пригласила дочь
Круна, принцессу Кримхильду, совершить "женскую экскурсию" по Темисии, и
сама обещалась быть у принцессы провожатой. Крун, недолго думая, согласился:
он был достаточно умен для того, чтобы оценить степень дружеского участия
дочери первого министра в его делах.
Если бы в то утро герцог Нарбоннский знал -- или хотя бы догадывался --
к каким воистину катастрофическим последствиям приведет эта "экскурсия", он
бы, наверное, счел за благо немедленно отослать свою дочь домой, в Нарбонну,
а то и бежать вместе с ней...
* * *
-- А теперь посмотрите налево, дорогая: мы проезжаем Императорский
Университет; я закончила его десять лет тому назад.
Словно желая доказать гостье истинность своих слов, княгиня София
высунулась из окошка кареты и помахала рукой группе студентов, спешащих по
Княжеской улице к комплексу приземистых зданий с ионической колоннадой.
Студенты, как видно, узнав Софию, заулыбались, прокричали ей приветствия и
помахали в ответ.
Принцесса Кримхильда наблюдала эту сцену с тихой завистью. Ей нравились
все эти люди. Сразу понравились, как только она их увидела: этих и других,
прежде. Они были веселы, вежливы, не в пример ее соотечественникам, приятны
в обращении, с ними было легко водить знакомство -- если бы не пугающая
разница обычаев аморийцев и людей Севера; она, эта разница, имела
обыкновение проявляться в самый неподходящий момент, заставляла краснеть и,
стыдливо опустив глаза, признавать собственную ущербность...
Экскурсия только началась, а принцесса, напряженная, как струна,
приунывшим взором смотрела в окно. Ее облачение составляли длинная
рубаха-платье цвета предсумеречного неба, с широкими рукавами, и шерстяной
плащ, вышитый изображениями солнечного диска с расходящимися от него лучами;
плащ был накинут на голову, а белый платок-барбетт, туго обвязанный вокруг
шеи, закрывал не только шею, но и подбородок.
Проехав проспект Астреи, карета углубилась в Княжеский квартал. Здесь,
в самом центре Старого Города, стояли дома и дворцы высшей знати, древнейших
патрисианских родов, берущих начало от детей Фортуната-Основателя. Вскоре
показалась обширная усадьба, окруженная витой чугунной оградой; в глубине
усадьбы возвышался пятиэтажный беломраморный дворец античного типа с
пропилеями и широкой лестницей на второй этаж. Венчала дворец изящная
беседка-талос с правильным, в форме полусферы, куполом.
Карета ненадолго задержалась перед воротами с уже известной читателю
геральдической буквой "J", а также с совой, фамильным гербом дома Юстинов,
затем ворота отворились, пропускаю карету во двор. Карета сделала круг мимо
золотой статуи величественного мужа, поднимавшейся посреди фонтана в центре
обширного двора. Муж, облаченный в римскую консульскую тогу, стоял в
горделивой позе, скрестив руки на груди, и опирался правой ногой на
склоненную голову какого-то бородача в рабском торквесе. Голову мужа венчал
шлем в форме орла с распростертыми крыльями. Золотая статуя, омываемая
тонкими струями воды, произвела на принцессу Кримхильду настолько сильное
впечатление, что она решилась спросить Софию, кто этот человек.
-- Мой далекий предок Юст, младший, но любимый сын Великого Фортуната,
основатель нашей династии, -- с гордостью ответила княгиня. -- Юст стал
консулом-правителем еще при жизни отца и много сделал для упрочения Империи.
Кримхильда поняла, что имеет в виду любезная хозяйка, и не стала
спрашивать, кто тот бородач, чью голову попирает нога любимого сына
Фортуната, -- тем более что означенный бородач подозрительно смахивал на
отца ее, герцога Круна.
У пропилей карета остановилась.
-- Дорогая принцесса, -- сказала гостье София Юстина, -- я имею честь
пригласить вас в фамильный дворец моего рода. Обещаю, вас ждет приятный
сюрприз! Я знаю, вы обожаете сюрпризы!
И хотя принцесса Кримхильда ни разу не заикалась в присутствии княгини
Софии о своей склонности к приятным сюрпризам, удар попал в точку: в
печальных глазах принцессы промелькнула искра любопытства.
"То ли еще будет!", -- мысленно усмехнулась София -- и повела гостью во
дворец.
Всюду, где они проходили, было полным-полно челяди; Кримхильда слышала
перешептывания: "Молодая госпожа приехала...", волной катившиеся впереди
них. Слуги кланялись, какие-то люди в богатых одеждах подбегали к Софии, и
та на ходу давала им указания. Одному из них она быстро бросила:
-- Приготовить мой мобиль и подать его к главному входу.
Мужчина в черном калазирисе кивнул и ринулся выполнять приказание.
София и Кримхильда закончили переход по дворцу в обширной палате,
заставленной какими-то непонятными приспособлениями, шкафами, ларчиками и
более всего напоминавшими театральную гримерную. Из-за ширмы вдруг выскочил
полный человечек с лоснящимся лбом. Он поклонился молодой княгине и застыл,
ожидая распоряжений. София подозвала человечка к себе и прошептала ему на
ухо несколько слов на незнакомом Кримхильде языке. Человечек с
профессиональным интересом взглянул на принцессу, которую сперва как будто
не заметил, затем по губам его пробежала улыбка, заставившая Кримхильду
покраснеть.
-- Будет исполнено, моя госпожа, -- сказал лоснящийся человечек
по-аморийски.
-- Дорогая, -- сказала София Юстина, -- познакомьтесь с мэтром Давидом,
моим модельером и цирюльником.
-- Очень рада, -- прошептала Кримхильда, опустив глаза.
-- И я очень рад, моя красавица, -- благодушно заявил человечек, делая
попытку поцеловать пальцы правой руки принцессы.
София рассмеялась.
-- Вы не стесняйтесь мэтра, дорогая. По рождению он стоит гораздо ниже
вас. Он простой иудей. Будучи девятым ребенком в бедной семье, он был продан
родителями в рабство. Мой отец как-то купил его, чтобы воспитать домашнего
служку. Когда у Давида обнаружился художественный дар, отец отдал его на
обучение дворцовым цирюльникам. И вскоре Давид превзошел их в искусстве...
-- Вы льстите мне, моя госпожа, -- в приятном смущении пробормотал
мэтр.
-- ...Когда мне исполнилось пятнадцать лет, отец подарил мне Давида ко
дню рождения. А два года тому назад я дала ему вольную.
-- У вашего сиятельства великодушное сердце, -- вставила Кримхильда.
-- Ну еще бы, -- хмыкнула София, -- мне потребовалось все мое