на растерзание, нет, не отдам, не ждите -- не отдам!..
"Держись, София! -- донесся из глубин души бестрепетный голос. -- Это
его агония! Ты победишь! Смелее наступай!".
София Юстина поднялась с кресла, и скрестив руки на груди, гордо встала
перед варваром.
-- Клянусь кровью Фортуната, -- глядя прямо в глаза ему, молвила она,
-- ни один волос не упадет с головы принца Варга иначе как по воле герцога
Нарбоннского, отца его и господина!
Крун опешил; а она, не давая ему времени на раздумья, развивала
наступление:
-- Нынче ночью ваш сын совершил тяжкое преступление против нашей
великой державы. Вот, взгляните сюда, -- она схватила со стола какие-то
бумаги и предъявила их герцогу.
Это оказались фотографии, целый альбом фотографий. Сначала Крун увидел
некое жилище в горах, снаружи и изнутри, таинственные знаки и символы,
очевидно, магические. Далее его взору предстал снимок с обугленными
черепами; подле черепов стояли двое -- неприятный тщедушный старик и юноша,
вернее, молодой человек, такой же хлипкий и несимпатичный, как и старик. На
следующем снимке Крун увидел их же в зале аморийского суда. Еще на
нескольких фото старик и юноша представали в соседстве с отрубленными
головами, руками, половыми членами, с дьявольскими символами, какими-то
склянками однозначно омерзительного вида, с потрепанными чародейскими
книгами -- и так далее. Завершал зловещую подборку снимок, живописующий
обоих прикованными к каменному столбу.
-- Что это? Зачем? -- прошептал Крун. -- Кто такие эти колдуны?
София ткнула пальцем в последнее фото.
-- Здесь вы видите место преступления вашего сына. Минувшей ночью,
втайне от вас, принц Варг выпустил на свободу еретиков Ульпинов, слуг
дьявола, злодеев лютых, чье имя страх и ненависть внушает всякому, в ком жив
еще человек, творение Господне...
-- Ложь!!! -- взревел герцог, отбрасывая альбом. -- Тысячу раз ложь! Вы
подстроили все это! Вы -- или по вашему приказу! Вам не удалось заполучить
моего сына -- и вы замыслили сгубить его! Так нет же, не бывать!..
-- Это правда, -- хладнокровно молвила княгиня, понимая, что малейшая
дрожь в ее голосе погубит все дело; нет, лишь решительным наступлением она
сломает последние бастионы в душе тяжело раненого старого волка...
-- А где на этих снимках сын мой Варг? Его мне покажите! Его здесь нет!
-- Уж не думаете же вы, -- с ледяной усмешкой ответила София, -- что
принц Варг пригласил фотографа, дабы тот запечатлел для истории его
злодеяние?! О, нет, он всего лишь жаждал погубить меня -- и вас со мною
заодно. Все, что сказали вы, все истинно и справедливо, да с точностью до
наоборот: ваш сын не смог словами с дороги мира совратить отца -- вот отчего
решился он на злодеяние!
-- Ложь! Ложь! Ложь... -- шептал герцог; лицо его стало землистого
оттенка.
София взяла со стола другой бумажный лист и показала его Круну.
-- Это отпечатки пальцев, обнаруженные на цепях душегубителей Ульпинов.
Они принадлежат вашему сыну. Кроме того, имеется свидетель...
-- Ложь!.. Подделка! А ваш свидетель -- наймит презренный, раб или
плебей с душонкой рабской, -- простонал Крун.
"Ты почти угадал, -- мысленно усмехнулась она, -- вот только сыну
твоему сыграть на репутации Интелика не удастся: любой простолюдин из Амории
нашему суду священному стократ дороже, ближе и роднее любого варварского
принца".
-- Думайте что угодно, -- жестко проговорила София Юстина, -- однако
для нашего правосудия улик более чем достаточно. Ваш сын совершил
преступление, для которого нет иммунитета и смягчающих вину обстоятельств.
Принц Варг будет арестован и подвергнут допросу с пристрастием, так как дело
касается государственной ереси. Признается он или нет, неважно: лишь одна
кара ждет его -- смерть!
-- Никогда! -- захрипел герцог Крун, занося руку для удара. -- Никогда
тому не бы...
Княгиня София отпрянула -- однако то импульсивное движение оказалось
излишним. Глаза герцога выпучились, тело пронзила конвульсия -- и он рухнул
прямо к ногам княгини.
-- О, нет... -- простонала она и тут же бросилась из кабинета с криком:
-- Врача, скорее, врача! Всех моих врачей -- немедленно, ко мне!!!
* * *
148-й Год Химеры (1785),
день 15 октября, Темисия, Княжеский квартал, дворец Марцеллинов
-- Дочь моя, -- начал князь Корнелий Марцеллин, -- ты знаешь, как я
люблю тебя...
Доротея кивнула: да, она знала, как он ее любит -- как дочь и как
женщину; больше, чем ее, отец не любит никого, кроме самого себя; о
своеобразной любви отца к Софии Юстине она не знала ничего.
-- ...И потому для меня будет величайшим несчастьем расстаться с тобой.
Девушка затрепетала; преданной рабыней своего отца она была столь
долгое время, наверное, с самого детства, и настолько привыкла к своей роли,
что перспектива расстаться с отцом-господином по-настоящему испугала ее.
Отец безраздельно царил в ее жизни и наполнял эту жизнь смыслом; возможна ли
ее жизнь без отца, она не знала и не хотела узнавать...
-- Ради Творца и всех великих аватаров, господин, -- взмолилась
Доротея, -- не шути со мной столь жестоко! Давай лучше я сделаю тебе
приятно...
Она потянулась к отцу, туда, где под халатом уже привычно
прорисовывалось жаждущее естество -- но отец, к изумлению ее, мягко отвел ее
руку.
-- Когда-нибудь это должно было случиться, Дора, -- с грустью сказал
сенатор. -- Тебе восемнадцать уже, а это самое время для девушки выходить
замуж. Женитьба, если разобрать по правде, хотя и зло, но необходимое зло,
как сказал в свое время Менандр...
-- Нет, ради всего святого, господин! Я никого не люблю так, как тебя!
Я не хочу замуж...
-- Ты захочешь, -- ласково, но настойчиво возразил он, -- ибо того
желаю я, отец и господин твой. Во имя любви ко мне ты полюбишь другого
мужчину. Я облегчу тебе задачу, указав, кого именно тебе надлежит полюбить.
Конечно, любить его ты будешь не так, как меня... Он будет называться твоим
мужем.
Бледная, точно сама смерть, Доротея встала.
-- Позволь мне уйти, господин. Я не могу слышать, что ты говоришь.
-- Сядь, глупая! -- рявкнул князь Корнелий; дочь, напуганная вспышкой
его гнева, послушно опустилась на скамейку у его ног, а он продолжил: -- Я
выбрал для тебе редкостного мужа. Он молод, он храбр и силен, он умен, он
красив, как бывает красив первозданной красотой, дарованной самими богами,
дикий зверь -- лев или вепрь. Он -- воплощение мужчины. Достаточно сказать,
что по Выбору он -- Симплициссимус. Он -- истинный Геракл для тебя, моя
Геба! Он будет оберегать и защищать тебя. А если нет, -- Корнелий Марцеллин
скривил губы в жестокой усмешке, -- тогда я сокрушу его своими перунами37!
Но пока... пока этот человек мне нужен -- и я его заполучу, через тебя,
родная!
-- О, господин... -- заплакала Доротея.
Отец нежно погладил ее каштановые волосы.
-- Ты у меня красота ненаглядная, Дора. Ты неотразима. Принц Варг
женится на тебе и станет моим зятем.
Она с ужасом воззрилась на отца. "Это всего лишь страшный сон", --
прочел он в ее глазах.
-- Не бойся, родная. Ничего, что он варвар. У него характер зверя, но
тебе хорошо известно, как укрощать диких зверей: я тебя научил. Я берег и
лелеял тебя. Пришло время отблагодарить папу за его труды.
-- Что... что я должна сделать?
-- Ты ответишь "да" на предложение Варга. Вначале он, я думаю,
возненавидит тебя. Тебе придется пройти через это. Угождай ему, как только
можешь. Стань ему верной женой. Доставляй ему наслаждение в постели, как
доставляла мне -- но будь осторожна: варвар, по всей видимости, сущее дитя в
искусстве любви. Не испугай его! Он не полюбит тебя, если увидит в тебе
блудницу. Роди ему ребенка, и чем скорее, тем лучше. Я хочу, чтобы это был
сын, наследник. Сын свяжет его с тобой и со мной. Затем стань ему не только
женой и матерью его ребенка, но и подругой, которой он доверит свои
сокровенные тайны. Ты понимаешь меня, Дора?
-- Да, господин, -- прошептала девушка.
-- Умница, -- кивнул сенатор. -- Итак, ты должна стать Варгу преданной
женой, любовницей, подругой. Его жизнь -- твоей жизнью. Его пристрастия --
твоими. Его цели -- твоими целями. Так ты завоюешь его, будущего великого
воителя... А теперь самое главное, -- князь Корнелий наклонился к уху
дочери, как будто в его собственном дворце их могли подслушивать. -- Герцог
Крун, отец Варга, -- человек Софии. Я не хочу, чтобы он оставался герцогом и
дальше. Я хочу, чтобы герцогом Нарбоннским стал твой будущий муж.
-- Я... я... мне придется отравить Круна, да, господин?
-- Нет, нет, что ты, родная! Никаких убийств, особенно с твоей стороны!
Запомни: твой образ -- жена, во всем следующая за мужем, жена, которая не
сделает и шагу помимо воли мужа, этакая овечка. Твое дело -- соглашаться с
Варгом во всем, что касается его ненависти к нашей державе...
-- О-о-о...
-- Не бойся, Дора, это не измена. Напротив, благодаря тебе наше влияние
в Галлии укрепится; но произойдет это не сразу, а тогда, когда я возглавлю
имперское правительство... Но я отвлекся. Так вот, родная, я ставлю тебе
задачу укрепить Варга в его преданности свободе. Vita sine libertare,
nihil38, иными словами. Ему кажется, что свобода его родины и
покровительство Империи несовместимы. Это хорошо. Он наивен, прямодушен,
благороден -- но далеко не дурак, поэтому будь осторожна. Очаруйся его
страной; пусть он поверит, что твоя душа тоже, как и его, алчет свободы!
Такое родство душ сблизит тебя и его, а поскольку у него среди женщин нет
друзей и поскольку женщина-друг нужна всякому великому мужчине, он начнет
поверять тебе свои секреты...
-- Но как я стану передавать тебе их из Галлии?
Сенатор беззвучно рассмеялся.
-- Это не требуется, родная. Мне не нужны его секреты. Мне нужно, чтобы
он, борясь за свободу родины, за свободу друзей, жены и свою собственную,
поднял бунт против отца, против Круна, и сверг его, а сам стал герцогом!
Видишь ли, Дора, герцог Крун, согласившись поклониться нашему Божественному
императору, и так настроил против себя собственный гордый народ, -- таким
образом, свободолюбивым галлам для успеха восстания нужен лишь хороший
вождь. Если принц Варг станет таким вождем и одержит победу, я буду тобой
доволен. Вернее сказать, очень доволен!
Умные и испуганные глаза девушки увлажнились снова.
-- А я? Что будет со мной, когда это случится?
-- Родная моя, -- целуя дочь в ухо, задушевно молвил князь Корнелий, --
когда это случится, с тобой будет все, что ты захочешь! Поверь мне, своему
отцу и господину, -- разве я когда лгал тебе, любимая?!
-- И я смогу вернуться к тебе, мой господин?
-- Сможешь, родная.
-- О, я так тебя люблю! -- всхлипнула несчастная Доротея. -- Я все
сделаю как ты велишь.
-- Знаю, родная, -- улыбнулся сенатор, -- я воспитал чудесную дочь.
Пожалуй, даже лучшую, чем Тит Юстин, -- добавил он после некоторого
раздумья.
Разговор с дочерью поднял настроение князю Корнелию, и князь вдруг
решил сделать Доротее подарок, о котором она молила его уже много лет, но в
котором он ей упорно отказывал.
-- Родная, -- шепнул он ей на ухо, -- сегодня у тебя будет праздник: я
возьму тебя спереди.
-- А-а, -- промычала дочь.
-- Дора, ты меня не поняла, -- и он объяснил ей, что за подарок имеет в
виду.
Доротея, которой любящий отец с самого ее детства давал уроки
