-- Обожди, Ромаша, я только разогрелся, -- прогнусавил вожак и,
взмахнув руками, бросил в лицо Софии: -- А вы меня не пугайте, ваше
сиятельство! Ну, что вы сделаете моему отцу? А?! Он делегат от народа, не
забывайте! Скоро и я стану делегатом, вот тогда мы с вами и поговорим!
София Юстина презрительно усмехнулась.
-- Вы бредите, гражданин. Вы, что же, никогда не смотрелись в зеркало?
Ваше место -- в зоопарке, а не в Народном Доме!
Лицо Андрея перекосила гримаса ярости. Он отступил на шаг.
-- А-а-а!!! -- вращая зрачками, как помешанный, взревел он. -- Глядите,
люди! Вот она, наша власть! Эта женщина считает себя всесильной! Она думает,
что ей позволено все! Так нет же, нет! Долой ее! Долой всех Юстинов!
Довольно им над нами измываться! До-лой!!
-- До-лой! До-лой! До-лой! До-лой! -- принялись скандировать юнцы,
размахивая руками и медленно наступая на Софию.
Чтобы не оказаться в кольце, ей приходилось пятиться. На прекрасном
лице дочери Тита Юстина демонстративное презрение смешивалось с
разгорающимся гневом, стыдом и страхом.
-- Довольно! -- взмахнув рукой, воскликнула она. -- Чего вы хотите?
Юнцы тотчас умолкли: то ли сила духа и уверенность в себе этой женщины
остановила их, то ли так было задумано их вожаком с самого начала. Он
выдавил приторную улыбку и заметил:
-- Вот так-то лучше, ваше сиятельство! Вам надлежит прислушиваться к
голосу народа, пока народ еще желает с вами разговаривать.
-- Клянусь, вы об этом пожалеете, жалкие недоумки, -- прошептала София
Юстина.
Внезапно -- для него вообще, как видно, не существовало плавных
переходов от одного настроения к другому -- Андрей Интелик отпрыгнул в
сторону и, указывая пальцем на Круна, завопил:
-- Глядите, граждане! Вот обезьяна из северных джунглей! В то время как
благочестивые подданные Его Божественного Величества испытывают недостаток в
самом главном, эта языческая горилла живет в "консульских палатах", вместе с
другими себе подобными гориллами, -- вот на что тратит деньги трудового
народа наше хваленое правительство!
Крун, пытавшийся остаться бесстрастным наблюдателем, как то и подобает
чужестранцу, после этих слов не смог сдержать себя. Пока что это был лишь
взгляд -- но взгляд, устремленный им на вожака, оказался столь страшен, что
Андрей Интелик счел за благо спрятаться за спины своих сторонников и оттуда,
из-за спин, прокричать, с торжеством в голосе:
-- Ага! Вот кому нравится наше правительство -- этой самой горилле!
Позор правительству Юстинов!
-- Постойте, герцог, ради Творца, не вмешивайтесь, им только это и
нужно! -- вскричала София Юстина, но было уж поздно...
Герцог Крун, это могучий северный варвар, не привыкший спускать и куда
менее обидные оскорбления, рванулся в гущу толпы, разметал юнцов и, прежде
чем вожак успел сообразить, сколь стремительно изменилась ситуация, -- нанес
ему разящий удар своим железным кулаком.
-- Получай, ублюдок!
Интелик, лишь казавшийся средоточием физической силы, отлетел в
сторону, прямо на аккуратно подстриженный кустарник.
В то же самое мгновение вспыхнул яркий свет, вспыхнул и сразу погас,
сделав свое дело...
София Юстина в отчаянии заломила руки.
-- Что вы натворили, герцог! -- прошептала она по-галльски. -- Это была
провокация, чтобы погубить меня, -- и вы попались!
-- Я не понимаю...
-- Посмотрите на него и, может быть, тогда поймете, -- с горечью
промолвила она.
Крун перевел взгляд на Интелика. У того от удара герцогского кулака
текла изо рта кровь, возможно даже, были выбиты зубы, -- однако вожак нагло
щерился, всем своим довольным видом показывая полную победу над Круном и
Софией. Его сторонники тоже многозначительно усмехались. Андрей поднялся на
ноги и заметил, указывая на свою рассеченную губу:
-- Этот удар вам больно отзовется, ваше сиятельство.
-- Вы низкий и порочный человек, Андрей Интелик, -- констатировала
София Юстина. -- Что ж, торжествуйте, пока можете. В одном вы правы
наверняка: вы действительно испытываете недостаток в самом главном -- в
здравом смысле! Какое счастье, что таких, как вы, немного!
-- Сами виноваты, сиятельная княгиня, -- осклабился Интелик. -- Не
нужно было спускать северную псину с поводка!
Он сказал это -- и увидел, как снова сжались в кулаки пальцы Круна.
Интелик отскочил в сторону и приготовился что-то выкрикнуть, как вдруг
побледнел лицом, а с толстых губ его вместо оскорблений сорвались слова
досады.
-- А-а, боишься, сучий потрох! -- свирепо ухмыльнулся Крун, наступая на
негодяя.
Однако вожак испугался не его.
-- Именем моего деда, Божественного Виктора, остановитесь! -- прозвучал
гневный голос Эмилия Даласина.
Юнцы сбились в жалкую кучку подле своего вожака. Крун услышал, как по
рядам их пробежал испуганный шепот: "Фортунат... Кесаревич Эмилий!", а самый
маленький юнец, которого вожак называл "Ромашей", обреченно проныл: "Ну вот,
что я говорил! Мы пропали...".
-- Что здесь происходит? -- жестко вопросил Эмилий.
-- Эти негодяи преградили нам дорогу, -- ответила София, -- и оскорбили
меня. Его светлость, -- она особо подчеркнула слова: "его светлость", --
вступился за мою честь, и вот...
Эмилий Даласин нахмурил густые брови и обратился к Интелику:
-- С каких это пор отпрыски народных избранников позволяют себе
угрожать женщине, в жилах которой течет кровь Великого Фортуната?!
-- Вашему Высочеству не о чем беспокоиться, -- кланяясь и заискивающе
улыбаясь, ответил вожак. -- Мы с княгиней всего-навсего беседовали о
политике.
Эти слова подразумевали: "Мы беседовали о политике, а политика не ваше
дело, кесаревич!".
-- Он говорит правду, княгиня?
-- Увы, Ваше Высочество, -- вздохнула София Юстина, понимавшая всю
бессмысленность этого дознания, -- вот только гражданин Интелик выбрал для
дискуссии крайне неудачное время и место!
Вожак торжествующе осклабился.
-- Мы уже закончили. Ваше Высочество позволит нам уйти?
Эмилий Даласин медленно кивнул, однако София Юстина вышла вперед и
сказала Андрею Интелику:
-- Нет, постойте. Кто-то из ваших фотографировал нас вон из тех кустов.
Я требую, чтобы вы засветили пленку -- здесь и сейчас!
Интелик сделал большие глаза и прижал руки к груди в знак своей
искренности.
-- Помилуйте, ваше сиятельство! Я даже не понимаю, о чем вы говорите!
Что за пленка, где, какие кусты?..
София стиснула зубы от досады.
-- Клянусь кровью Фортуната, вы пожалеете больше моего, гражданин, если
этот снимок появится в газетах!
Она увидела, что удар достиг цели. Интелик растерялся: ведь София
Юстина поклялась священной княжеской клятвой; всякий, нарушивший ее,
переставал считаться потомком Основателя и навсегда изгонялся из высшего
света. Поэтому аморийские князья клялись кровью Фортуната лишь в самых
исключительных случаях.
Однако он сумел побороть свою растерянность, церемонно поклонился
кесаревичу и княгине -- и поспешил покинуть место баталии. Вместе с ним ушли
его люди. Роман Битма, не надеявшийся столь дешево отделаться, шепнул ему на
ухо:
-- Что же мы теперь предпримем, Андрей?
-- Фото у нас есть, -- отозвался Интелик. -- И это только начало! Вот
увидишь, Ромаша, мы заставим поволноваться этих чванливых нобилей.
-- А как же ее клятва? Юстина достаточно сильна, чтобы уничтожить
нас...
Вожак усмехнулся.
-- Не трусь, Ромаша. Наши друзья не слабее Юстины!
-- Ох, -- вздохнул семнадцатилетний Роман Битма, явно не обладавший
бойцовским характером своего двадцатидвухлетнего друга и его верой в
могущество "друзей".
* * *
-- Кто были эти негодяи? -- спросил герцог Крун, как только те утратили
возможность его слышать.
-- Это плебеи, -- ответила София Юстина, -- их вожак приходится сыном
делегату Кимону Интелику.
-- Проклятие! -- с возмущение в голосе прогремел Крун. -- И вы
позволяете презренным простолюдинам оскорблять вас?! Клянусь всеми богами, я
у себя в Нарбоннии подвешивал мужиков за меньшие грехи!
Княгиня печально усмехнулась.
-- Иногда мне хочется того же самого, герцог. Право, гражданин Интелик
неплохо бы смотрелся вниз головой!
-- Ну так что же вам мешает?! Пусть негодяя схватят и подвергнут
положенной каре!
-- Это невозможно, -- сказал Эмилий Даласин. -- Плебеи -- такие же
подданные Божественного императора, как и мы, патрисы. Мы и они -- аморийцы!
Крун помотал головой, не понимая логики в словах императорского внука.
-- Разве у вас, у патрисов, мало власти, чтобы внушить черни должное
почтение?!
-- Те, кого вы видели, не совсем чернь, -- заметила София Юстина. -- Их
родители -- влиятельные политики либо магнаты. Если мы без достаточных
оснований начнем преследовать сынков, нас упрекнут в небрежении правами
трудового народа. Собственно, вы это уже слышали.
-- Все равно не понимаю! Какое вам дело до того, что скажет чернь!
Власть-то у вас, у патрисов!
-- И мы дорожим ею, поверьте! По-моему, пусть лучше плебеи митингуют на
улицах, выбирают делегатов, путь лучше эти делегаты делают вид, что правят
вместе с нами...
-- Лучше чем что?
-- Чем если бы они втайне озлобились против нас, патрисов. Не
забывайте, герцог, в Империи патрисов менее восьмисот тысяч, а плебеев почти
тридцать семь миллионов!
"Умно, -- подумал Варг, внимательно слушавший этот разговор, -- очень
умно! Ловкие аристократы, подобные этой Софии, повязали свой народ
аватарианской верой и показным дружелюбием. И этот раболепный народ ловит
крошки с княжеских столов и еще радуется, что ему позволяют избирать своих
никчемных делегатов! А всякий, кто восстает против такого порядка,
объявляется еретиком, как Ульпины".
-- И все равно я не понимаю, -- в сердцах бросил Крун, -- может быть,
потому что я варвар. Будь моя воля, я бы с наглым сбродом церемониться не
стал!
Вскоре они расстались: Крун с сыном отправились в свой павильон, -- это
совсем рядом, стоит лишь пересечь проспект Фортуната и немного пройти в
сторону Квиринальского озера, -- а Эмилий Даласин и София Юстина в карете
кесаревича поехали в свои резиденции.
-- Удивительная страна, -- пробормотал Крун, когда остался наедине со
своим сыном. -- Здесь все не так, как у нас!
-- Вот потому-то мы и враги, -- сумрачно глядя из-под бровей, молвил
Варг. -- И останемся с ними врагами, кто бы ни желал иного!
-- Ты глупец, -- устало проговорил герцог; у него в этот вечер не было
ни сил, ни желания снова вправлять мозги непокорному сыну.
-- Я не глупец, -- сказал принц. -- Глупец тот, кто не видит, что все
это было разыграно.
-- Что?! -- ахнул герцог.
-- А то, -- с ожесточением отозвался Варг, -- что все амореи заодно.
Вернее, все, кто признает аватарианскую веру, -- поправился он, вспомнив об
Ульпинах. -- Все, что видели мы, было разыграно для тебя.
-- Для меня?!!
-- А как ты думал, отец?! Поставлю молот Донара против всех их богов,
что сиятельство с Высочеством заранее договорились! А тем простолюдинам
хорошо заплатили, чтоб разыграть этот пошлый фарс. А ты и клюнул!
Такая мысль не приходила Круну в голову.
-- Дьявол! -- пробормотал он. -- София тоже говорила, мол, я поддался
на какую-то провокацию.
Варг раскатисто рассмеялся.
-- Во имя Донара, это мне нравится! Хоть в чем-то мы сошлись с твоей
Софией, отец!
-- Этого не может быть. Не может быть, я сказал! София Юстина искренна
в своем стремлении подружиться с нами. Будь иначе, я бы понял...
