роскошно, как никто никогда не жил здесь. Воронцову, и в особенности его
жене, казалось, что они живут здесь не только скромной, но исполненной
лишений жизнью; здешних же жителей жизнь эта удивляла своей необыкновенной
роскошью.
Теперь, в двенадцать часов ночи, в большой гостиной, с ковром во всю
комнату, с опущенными тяжелыми портьерами, за ломберным столом, освещенным
четырьмя свечами, сидели хозяева с гостями и играли в карты. Один из
играющих был сам хозяин, длиннолицый белокурый полковник с
флигель-адъютантскими вензелями и аксельбантами, Воронцов; партнером его
был кандидат Петербургского университета, недавно выписанный княгиней
Воронцовой учитель для ее маленького сына от первого мужа, лохматый юноша
угрюмого вида. Против них играли два офицера: один - широколицый, румяный,
перешедший из гвардии, ротный командир Полторацкий, и, очень прямо
сидевший, с холодным выражением красивого лица, полковой адъютант. Сама
княгиня Марья Васильевна, крупная, большеглазая, чернобровая красавица,
сидела подле Полторацкого, касаясь его ног своим кринолином и заглядывая
ему в карты. И в ее словах, и в ее взглядах, и улыбке, и во всех движениях
ее тела, и в духах, которыми от нее пахло, было то, что доводило
Полторацкого до забвения всего, кроме сознания ее близости, и он делал
ошибку за ошибкой, все более и более раздражая своего партнера.
- Нет, это невозможно! Опять просолил туза! - весь покраснев,
проговорил адъютант, когда Полторацкий скинул туза.
[37]
Полторацкий, точно проснувшись, не понимая глядел своими добрыми,
широко расставленными черными глазами на недовольного адъютанта.
- Ну простите его! - улыбаясь, сказала Марья Васильевна. - Видите, я
вам говорила, - обратилась она к Полторацкому.
- Да вы совсем не то говорили, - улыбаясь, сказал Полторацкий.
- Разве не то? - сказала она и также улыбнулась. И эта ответная улыбка
так страшно взволновала и обрадовала Полторацкого, что он багрово
покраснел и, схватив карты, стал мешать их.
- Не тебе мешать, - строго сказал адъютант и стал своей белой, с
перстнем, рукой сдавать карты, так, как будто он только хотел поскорее
избавиться от них.
В гостиную вошел камердинер князя и доложил, что князя требует
дежурный.
- Извините, господа, - сказал Воронцов, с английским акцентом говоря
по-русски. - Ты за меня. Marie, сядешь.
- Согласны? - спросила княгиня, быстро и легко вставая во весь свой
высокий рост, шурша шелком и улыбаясь своей сияющей улыбкой счастливой
женщины.
- Я всегда на все согласен, - сказал адъютант, очень довольный тем,
что против него играет теперь совершенно не умеющая играть княгиня.
Полторацкий же только развел руками, улыбаясь.
Роббер кончался, когда князь вернулся в гостиную. Он пришел особенно
веселый и возбужденный.
- Знаете, что я вам предложу?
- Ну?
- Выпьемте шампанского.
- На это я всегда готов, - сказал Полторацкий.
- Что же, это очень приятно, - сказал адъютант.
- Василий! подайте, - сказал князь.
- Зачем тебя звали? - спросила Марья Васильевна.
- Был дежурный и еще один человек.
- Кто? Что? - поспешно спросила Марья Васильевна.
[38]
- Не могу сказать, - пожав плечами, сказал Воронцов.
- Не можешь сказать, - повторила Марья Васильевна. - Это мы увидим.
Принесли шампанского. Гости выпили по стакану и, окончив игру и
разочтясь, стали прощаться.
- Ваша рота завтра назначена в лес? - спросил князь Полторацкого.
- Моя. А что?
- Так мы увидимся завтра с вами, - сказал князь, слегка улыбаясь.
- Очень рад, - сказал Полторацкий, хорошенько не понимая того, что ему
говорил Воронцов, и озабоченный только тем, как он сейчас пожмет большую
белую руку Марьи Васильевны.
Марья Васильевна, как всегда, не только крепко пожала, но и сильно
тряхнула руку Полторацкого. И еще раз напомнив ему его ошибку, когда он
пошел с бубен, она улыбнулась ему, как показалось Полторацкому,
прелестной, ласковой и значительной улыбкой.
Полторацкий шел домой в том восторженном настроении, которое могут
понимать только люди, как он, выросшие и воспитанные в свете, когда они,
после месяцев уединенной военной жизни, вновь встречают женщину из своего
прежнего круга. Да еще такую женщину, как княгиня Воронцова.
Подойдя к домику, в котором он жил с товарищем, он толкнул входную
дверь, но дверь была заперта. Он стукнул. Дверь не отпиралась. Ему стало
досадно, и он стал барабанить в запертую дверь ногой и шашкой. За дверью
послышались шаги, и Вавило, крепостной дворовый человек Полторацкого,
откинул крючок.
- С чего вздумал запирать?! Болван!
- Да разве можно, Алексей Владимир...
- Опять пьян! Вот я тебе покажу, как можно...
Полторацкий хотел ударить Вавилу, но раздумал.
- Ну, черт с тобой. Свечу зажги.
[39]
- Сею минутую.
Вавило был действительно выпивши, а выпил он потому, что был на
именинах у каптенармуса. Вернувшись домой, он задумался о своей жизни в
сравнении с жизнью Ивана Макеича, каптенармуса. Иван Макеич имел доходы,
был женат и надеялся через год выйти в чистую. Вавило же был мальчиком
взят в верх, то есть в услужение господам, и вот уже ему было сорок с
лишком лет, а он не женился и жил походной жизнью при своем безалаберном
барине. Барин был хороший, дрался мало, но какая же это была жизнь!
"Обещал дать вольную, когда вернется с Кавказа. Да куда же мне идти с
вольной. Собачья жизнь!" - думал Вавило. И ему так захотелось спать, что
он, боясь, чтобы кто-нибудь не вошел и не унес что-нибудь, закинул крючок
и заснул.
Полторацкий вошел в комнату, где он спал вместе с товарищем Тихоновым.
- Ну что, проигрался? - сказал проснувшийся Тихонов.
- АН нет, семнадцать рублей выиграл, и клико бутылочку распили.
- И на Марью Васильевну смотрел?
- И на Марью Васильевну смотрел, - повторил Полторацкий.
- Скоро уж вставать, - сказал Тихонов, - и в шесть надо уж выступать.
- Вавило, - крикнул Полторацкий. - Смотри, хорошенько буди меня завтра
в пять.
- Как же вас будить, когда вы деретесь.
- Я говорю, чтоб разбудить. Слышал?
- Слушаю.
Вавило ушел, унося сапоги и платье.
А Полторацкий лег в постель и, улыбаясь, закурил папироску и потушил
свечу. Он в темноте видел перед собою улыбающееся лицо Марьи Васильевны.
У Воронцовых тоже не сейчас заснули. Когда гости УШЛИ, Марья
Васильевна подошла к мужу и, остановившись перед ним, строго сказала:
[40]
- Eh bien, vous aller me dire ce que c'est?
- Mais, ma chere...
- Pas de "ma chere"! C'est un emissaire, n'est-ce pas?
- Quand meme je ne puis pas vous le dire.
- Vous ne pouvez pas? Alors c'est moi qui vais vous le dire!
- Vous? (1)
- Хаджи-Мурат? да? - сказала княгиня, слыхавшая уже несколько дней о
переговорах с Хаджи-Муратом и предполагавшая, что у ее мужа был сам
Хаджи-Мурат.
Воронцов не мог отрицать, но разочаровал жену в том, что был не сам
Хаджи-Мурат, а только лазутчик, объявивший, что Хаджи-Мурат завтра выедет
к нему в то место, где назначена рубка леса.
Среди однообразия жизни в крепости молодые Воронцовы - и муж и жена -
были очень рады этому событию. Поговорив о том, как приятно будет это
известие его отцу, муж с женой в третьем часу легли спать.
IV
После тех трех бессонных ночей, которые он провел, убегая от высланных
против него мюридов Шамиля, Хаджи-Мурат заснул тотчас же, как только Садо
вышел из сакли, пожелав ему спокойной ночи. Он спал не раздеваясь,
облокотившись на руку, утонувшую локтем в подложенные ему хозяином пуховые
красные подушки. Недалеко от него, у стены, спал Элдар. Элдар лежал на
спине, раскинув широко свои сильные, молодые члены, так что высокая грудь
его с черными хозырями на белой черкеске была выше откинувшейся
свежебритой, синей головы, свалившейся с подушки. Оттопыренная, как у
детей, с чуть покрывавшим ее пушком верхняя
- -------------------
1 - Ну, ты скажешь мне, в чем дело?
- Но, дорогая...
- При чем тут "дорогая"! Это, конечно, лазутчик?
- Тем не менее я не могу тебе сказать.
- Не можешь? Ну, так я тебе скажу!
- Ты? (франц.)
[41]
губа его точно прихлебывала, сжимаясь и распускаясь. Он спал так же, как и
Хаджи-Мурат: одетый, с пистолетом за поясом и кинжалом. В камине сакли
догорали сучья, и в печурке чуть светился ночник.
В середине ночи скрипнула дверь в кунацкой, и Хаджи-Мурат тотчас же
поднялся и взялся за пистолет. В комнату, мягко ступая по земляному полу,
вошел Садо.
- Что надо? - спросил Хаджи-Мурат бодро, как будто никогда не спал.
- Думать надо, - сказал Садо, усаживаясь на корточки перед
Хаджи-Муратом. - Женщина с крыши видела, как ты ехал, - сказал он, - и
рассказала мужу, а теперь весь аул знает. Сейчас прибегала к жене соседка,
сказывала, что старики собрались у мечети и хотят остановить тебя.
- Ехать надо, - сказал Хаджи-Мурат.
- Кони готовы, - сказал Садо и быстро вышел из сакли.
- Элдар, - прошептал Хаджи-Мурат, и Элдар, услыхав свое имя и,
главное, голос своего мюршида, вскочил на сильные ноги, оправляя папаху.
Хаджи-Мурат надел оружие и бурку. Элдар сделал то же. И оба молча вышли из
сакли под навес. Черноглазый мальчик подвел лошадей. На стук копыт по
убитой дороге улицы чья-то голова высунулась из двери соседней сакли, и,
стуча деревянными башмаками, пробежал какой-то человек в гору к мечети.
Месяца не было, но звезды ярко светили в черном небе, и в темноте
видны были очертания крыш саклей и больше других здание мечети с минаретом
в верхней части аула. От мечети доносился гул голосов.
Хаджи-Мурат, быстро прихватив ружье, вложил ногу в узкое стремя и,
беззвучно, незаметно перекинув тело, неслышно сел на высокую подушку седла.
- Бог да воздаст вам! - сказал он, обращаясь к хозяину, отыскивая
привычным движением правой ноги другое стремя, и чуть-чуть тронул
мальчика, державшего лошадь, плетью, в знак того, чтобы он посторонился.
Мальчик посторонился, и лошадь, как будто сама зная, что ей надо делать,
бодрым шагом тронулась из
[42]
проулка на главную дорогу. Элдар ехал сзади; Садо, в шубе, быстро
размахивая руками, почти бежал за ними, перебегая то на одну, то на другую
сторону узкой улицы. У выезда, через дорогу, показалась движущаяся тень,
потом - другая.
- Стой! Кто едет? Остановись! - крикнул голос, и несколько людей
загородили дорогу.
Вместо того чтобы остановиться, Хаджи-Мурат выхватил пистолет из-за
пояса и, прибавляя хода, направил лошадь прямо на заграждавших дорогу
людей. Стоявшие на дороге люди разошлись, и Хаджи-Мурат, не оглядываясь,
большой иноходью пустился вниз по дороге. Элдар большой рысью ехал за ним.
Позади их щелкнули два выстрела, просвистели две пули, не задевшие ни его,
ни Элдара. Хаджи-Мурат продолжал ехать тем же ходом. Отъехав шагов триста,
он остановил слегка запыхавшуюся лошадь и стал прислушиваться. Впереди,
внизу, шумела быстрая вода. Сзади слышны были перекликающиеся петухи в
ауле. Из-за этих звуков послышался приближающийся лошадиный топот и говор
позади Хаджи-Мурата. Хаджи-Мурат тронул лошадь и поехал тем же ровным
проездом.
Ехавшие сзади скакали и скоро догнали Хаджи-Мурата. Их было человек
двадцать верховых. Это были жители аула, решившие задержать Хаджи-Мурата
или по крайней мере, для очистки себя перед Шамилем, сделать вид, что они
хотят задержать его. Когда они приблизились настолько, что стали видны в
темноте, Хаджи-Мурат остановился, бросив поводья, и, привычным движением
левой руки отстегнув чехол винтовки, правой рукой вынул ее. Элдар сделал
то же.
- Чего надо? - крикнул Хаджи-Мурат. - Взять хотите? Ну, бери! - И он
поднял винтовку. Жители аула остановились.
Хаджи-Мурат, держа винтовку в руке, стал спускаться в лощину. Конные,
не приближаясь, ехали за ним. Когда Хаджи-Мурат переехал на другую сторону
лощины, ехавшие за ним верховые закричали ему, чтобы он выслушал то, что
они хотят сказать. В ответ на это Хаджи-Мурат выстрелил из винтовки и
пустил свою лошадь вскачь. Когда он остановил ее, погони за ним
