и недалеко ударилось в землю. Так странно было, - этот тихий спящий лагерь, наш
разговор, и вдруг ядро неприятельское, которое, Бог знает откуда, влетело в
середину наших палаток, - так странно, что я долго не мог дать себе отчета, что
это такое. Наш солдатик Андреев, ходивший на часах по батарее, подвинулся ко
мне.
- Вишь подкрался! Вот тут огонь видать было, - сказал он.
- Надо капитана разбудить, - сказал я и взглянул на Гуськова.
Он стоял, пригнувшись совсем к земле, и заикался, желая выговорить что-то. -
Это... а то... неприя... это пре... смешно. - Больше он не сказал ничего, и я не
видал, как и куда он исчез мгновенно.
В капитанской палатке зажглась свеча, послышался его всегдашний пробудный
кашель, и он сам скоро вышел оттуда, требуя пальник, чтобы закурить свою
маленькую трубочку.
- Что это, батюшка, - сказал он, улыбаясь, - не хотят мне нынче спать давать: то
вы с своим разжалованным, то Шамиль; что же мы будем делать: отвечать или нет?
Ничего не было об этом в приказании?
- Ничего. Вот он еще, - сказал я, - и из двух. - Действительно, во мраке, справа
впереди, загорелось два огня, как два глаза, и скоро над нами пролетело одно
ядро и одна, должно быть наша, пустая граната, производившая громкий и
пронзительный свист. Из соседних палаток повылезали солдатики, слышно было их
покрякиванье и потягиванье и говор.
- Вишь, в очко свистит, как соловей, - заметил артиллерист.
- Позовите Никиту, - сказал капитан с своей всегдашней доброй усмешкой. -
Никита! ты не прячься, а горных соловьев послушай.
- Что ж, ваше высокоблагородие, - говорил Никита, стоя подле капитана, - я их
видал, соловьев-то, я не боюсь, а вот гость-то, что тут был, наш чихирь пил, как
услышал, так живо стречка дал мимо нашей палатки, шаром прокатился, как зверь
какой изогнулся!
- Однако надо съездить к начальнику артиллерии, - сказал мне капитан серьезным
начальническим тоном, - спросить, стрелять ли на огонь или нет; оно толку не
будет, но всё-таки можно. Потрудитесь, съездите и спросите. Велите лошадь
оседлать, скорей будет, хоть моего Полкана возьмите.
Через пять минут мне подали лошадь, и я отправился к начальнику артиллерии.
- Смотрите, отзыв дышло, - шепнул мне пунктуальный капитан, - а то в цепи не
пропустят.
До начальника артиллерии было с полверсты, вся дорога шла между палаток. Как
только я отъехал от нашего костра, сделалось так черно, что я не видал даже ушей
лошади, а только огни костров, казавшиеся мне то очень близко, то очень далеко,
мерещились у меня в глазах. Отъехав немного по милости лошади, которой я пустил
поводья, я стал различать белые четвероугольные палатки, потом и черные колеи
дороги; через полчаса, спросив раза три дорогу, раза два зацепив за колышки
палаток, за что получал всякий раз ругательства из палаток, и раза два
остановленный часовыми, я приехал к начальнику артиллерии. Покуда я ехал, я
слышал еще два выстрела по нашему лагерю, но снаряды не долетали до того места,
где стоял штаб. Начальник артиллерии не приказал отвечать на выстрелы, тем
более, что неприятель приостановился, и я отправился домой, взяв лошадь в повод
и пробираясь пешком между пехотными палатками. Не раз я уменьшал шаг, проходя
мимо солдатской палатки, в которой светился огонь, и прислушивался или к сказке,
которую рассказывал балагур, или к книжке, которую читал грамотей и слушало
целое отделение, битком набившись в палатке и около нее, прерывая чтеца изредка
разными замечаниями, или просто к толкам о походе, о родине, о начальниках.
Проходя около одной из палаток 3-го баталиона, я услыхал громкий голос Гуськова,
который говорил очень весело и бойко. Ему отвечали молодые, тоже веселые,
господские, не солдатские голоса. Это, очевидно, была юнкерская или
фельдфебельская палатка. Я остановился.
- Я его давно знаю, - говорил Гуськов. - Когда я жил в Петербурге, он ко мне
ходил часто, и я бывал у него, он очень в хорошем свете жил.
- Про кого ты говоришь? - спросил пьяный голос.
- Про князя, - сказал Гуськов. - Мы ведь родня с ним, а главное - старые
приятели. Оно, знаете, господа, хорошо этакого знакомого иметь. Он ведь богат
страшно. Ему сто целковых пустяки. Вот я взял у него немного денег, пока мне
сестра пришлет.
- Ну, посылай же.
- Сейчас. Савельич, голубчик! - заговорил голос Гуськова, подвигаясь к дверям
палатки, - вот тебе десять монетов, поди к маркитанту, возьми две бутылки
кахетинского и еще чего? Господа? Говорите! - И Гуськов, шатаясь, с спутанными
волосами, без шапки вышел из палатки. Отворотив полы полушубка и засунув руки в
карманы своих сереньких панталон, он остановился в двери. Хотя он был в свету, а
я в темноте, я дрожал от страха, чтобы он не увидал меня, и, стараясь не делать
шума, пошел дальше.
- Кто тут? - закричал на меня Гуськов совершенно пьяным голосом. Видно, на
холоде разобрало его. - Какой тут чорт с лошадью шляется?
Я не отвечал и молча выбрался на дорогу.
15 ноября 1856 г.
<<1>> [полоса неудачи,]
<<2>>[счастье отвернулось,]
<<3>> [Да, дорогой мой, дни идут один за другим, но не повторяются,]
<<4>> [положение в свете,]
<<5>> [Отец давал мне 10 000 ежегодно.]
<<6>> [я был принят в лучшем обществе Петербурга, я мог рассчитывать]
<<7>> [но особенно я владел этим светским жаргоном,]
<<8>> [так это связь с г-жей Д.,]
<<9>> [Мой отец, вы слышали о нем]
<<10>> [он лишил меня права на наследство]
<<11>> [он был последователен.]
<<12>> [лагерная жизнь,]
<<13>> [меня увидят под огнем]
<<14>> [и, знаете, с этим обаянием несчастья! Но, какое разочарование.]
<<15>> [Надеюсь, что этим достаточно сказано,]
<<16>> [Вы не можете себе представить, сколько я перестрадал.]
<<17>> [при тех маленьких средствах, которые у меня были, я нуждался во всем,]
<<18>> [с моей гордостью, я написал отцу,]
<<19>> [весь ваш]
<<20>> [Есть у вас папироса?]
<<21>> [авторитет]
<<22>> [сын управляющего моего отца,]
<<23>> [вы знаете...]
<<24>> [меня видели под огнем,]
<<25>> [войну, лагерную жизнь,]
<<26>> [Это ужасно, это убийственно.]
<<27>> [по душе]
<<28>> [вы выше этого; дорогой мой, у меня нет ни гроша.]
<<29>> [можете вы одолжить мне 10 рублей серебром?]
<<30>> [и мой отец...]
<<31>> [не беспокойтесь.]
<<32>> [с легким сердцем]
<<33>> [порядочных женщин,]
<<34>> [и у меня слабая голова.]
<<35>> [в нижнем этаже,]
<<36>> [Утром я выезжал, ровно в 5 часов]
<<37>> [Надо признаться, что это была очаровательная женщина! ]
<<38>> [всегда веселая, всегда любящая.]
<<39>> [Я за многое упрекаю себя перед нею. Я ее часто заставлял страдать.]
<<40>> [Я разбит.]
<<41>> [достоинства в несчастьи]
<<42>> [отпечаталась на мне,]
<<43>> [рок]
<<44>> [я не могу,]
<<45>> [я доказал,]
Л.Н.Толстой
ЗАПИСКИ МАРКЕРА.
РАССКАЗ.
(1853-1855)
Так часу в третьем было дело. Играли господа: гость большой (так его наши
прозвали), князь был (что с ним всё ездит), усатый барин тоже был, гусар
маленький, Оливер, что в актерах был, Пан были. Народу было порядочно.
Гость большой с князем играли. Только вот я себе с машинкой круг бильярда
похаживаю, считаю: девять и сорок восемь, двенадцать и сорок восемь. Известно,
наше дело маркёрское: у тебя еще во рту куска не было, и не спал-то ты две ночи,
а всё знай покрикивай да шары вынимай. Считаю себе, смотрю: новый барин какой-то
в дверь вошел, посмотрел, посмотрел да и сел на диванчик. Хорошо.
"Кто, мол, это такой будет? из каких, то есть", думаю про себя.
Одет чисто, уж так чисто, что как с иголочки всё платье на нем: брюки триковые
клетчатые, сюртучок модный, коротенький, жилет плюшевый и цепь золотая, а на ней
всякие штучки висят.
Одет чисто, а уж из себя еще того чище: тонкий, высокий, волоса завиты наперед,
по-модному, и с лица белый, румяный, - ну, сказать, молодец.
Оно известно, наше дело такое, что народу всякого видим; и самого что ни есть
важного, и дряни-то много бывает, так всё хотя и маркёл, а к людям
приноровишься, то есть, в том разе, что в политике-то кое-что смыслишь.
Посмотрел я на барина, - вижу, сидит тихо, ни с кем не знаком, и платье-то на
нем новехонько; думаю себе: али из иностранцев, англичан будет, али ив графов
каких приезжих. И даром что молодой, вид имеет в себе. Подле него Оливер сидел,
так посторонился даже.
Кончили партию. Большой проиграл, кричит на меня:
- Ты, - говорит, - всё врешь: не так считаешь, по сторонам смотришь.
Бранится, кий шваркнул и ушел. Вот поди ты! По вечерам с князем по пятидесяти
целковых партию играют, а тут бутылку макону проиграл и сам не в себе. Уж такой
характер! Другой раз до двух часов играют с князем, денег в лузу не кладут, и уж
знаю, денег нет ни у того, ни у другого, а всё форсят:
- Идет, - говорит, - от двадцати пяти угол?
- Идет!
Зевни только али шара не так поставь - ведь не каменный человек! - так еще
норовит в морду заехать.
- Не на щепки, - говорит, - играют, а на деньги.
Уж этот пуще всех меня донимает.
Ну, хорошо. Только князь и говорит новому барину-то, как большой ушел:
- Не угодно ли, - говорит, - со мной сыграть?
- С удовольствием, говорит.
Сидел он, так таким фофаном смотрит, что ну! Куражный то есть из себя; ну, а как
встал, подошел к бильярду, и не то: заробел. Заробел, не заробел, а видно, что
уж не в своем духе. В платье, что ли, в новом неловко, али боится, что смотрят
все на него, только уж форцу того нет. Ходит боком как-то, карманом за лузы
цепляет, станет кий мелить - мел уронит. Где бы и сделал шара, так всё
оглядывается да краснеет. Не то, что князь: тот уж привык - намелит, намелит
себе руку, рукава засучит, да как пойдет садить, так лузы трещат, даром что
маленький.
Сыграли две ли три партии, уж не помню, князь кий положил, говорит:
- Позвольте узнать, как ваша фамилия?
- Нехлюдов, - говорит.
- Ваш, - говорит, - батюшка корпусом командовал?
- Да, - говорит.
Тут по-французски что-то часто заговорили; уж я не понял. Должно, всё родство
вспоминали.
- А ревуар, - говорит князь: - очень рад с вами познакомиться.
Вымыл руки и ушел кушать; а тот стоит с кием у бильярда, шарики поталкивает.
Наше дело, известно, с новым человеком что грубей быть, то лучше: я взял шары да
и собираю. Он покраснел, говорит:
- Можно еще сыграть?
- Известно, - говорю, - на то бильярд стоит, чтоб играть. А сам на него не
смотрю, кии уставляю.
- Хочешь со мной играть?
- Извольте, - говорю, - сударь!
Шары поставил.
- На пролаз угодно?
- Что такое значит, - говорит, - на пролаз?
- Да так, - я говорю, - вы мне полтинничек, а я под бильярд пролезу.
Известно, ничего не видамши, чудно ему показалось, смеется.
- Давай, - говорит.
Хорошо. Я говорю: - Мне вперед сколько пожалуете?
- Разве, - говорит, - ты хуже меня играешь?
- Как можно, - я говорю, - у нас против вас игроков мало.
Стали играть. Уж он и точно думает, что мастер: стучит так, что беда; а Пан
сидит да всё приговаривает:
- Вот так шар! Вот так удар!
А какой!.. ударишка точно был, да расчету ничего не знает. Ну, как водится,
проиграл я первую партию: полез, кряхчу. Тут Оливер, Пан с местов пососкочили,
киями стучат.
- Славно ! Еще, - говорят, - еще !
А уж чего "еще" ! Особенно Пан-то за полтинник рад бы не то под бильярд, под
Синий мост пролезть. А то туда же кричит:
- Славно, - говорит, - пыль не всю еще вытер.
Петрушка маркёл, я чай, всем известен. Тюрин был да Петрушка маркёл.
Только игры, известно, не открыл: проиграл другую.
- Мне, - говорю, - с вами, сударь, так и так не сыграть.
Смеется. Потом как выиграл я три партии - у них сорок девять было, у меня никого
- я положил кий на бильярд, говорю:
- Угодно, барин, на всю?
- Как на всю? - говорит.
- Либо три рубля за вами, либо ничего, - говорю.
- Как, - говорит, - разве я с тобой на деньги играю? Дурак!
