ним, они рядом сидели на сундуке, разбирали платья и спорили о том, что
Кити хотела отдать Дуняше то коричневое платье, в котором она была, ког-
да Левин ей сделал предложение, а он настаивал, чтоб это платье никому
не отдавать, а дать Дуняше голубое.
- Как ты не понимаешь? Она брюнетка, и ей не будет идти... У меня это
все рассчитано.
Узнав, зачем он приезжал, княгиня полушуточно-полусерьезно рассерди-
лась и услала его домой одеваться и не мешать Кити причесываться, так
как Шарль сейчас приедет.
- Она и так ничего не ест все эти дни и подурнела, а ты еще ее
расстраиваешь своими глупостями, - сказала она ему. - Убирайся, убирай-
ся, любезный.
Левин, виноватый и пристыженный, но успокоенный, вернулся в свою гос-
тиницу. Его брат, Дарья Александровна и Степан Аркадьич, все в полном
туалете, уже ждали его, чтобы благословить образом. Медлить некогда бы-
ло. Дарья Александровна должна была еще заехать домой, с тем чтобы взять
своего напомаженного и завитого сына, который должен был везти образ с
невестой. Потом одну карету надо было послать за шафером, а другую, ко-
торая отвезет Сергея Ивановича, прислать назад... Вообще соображений,
весьма сложных, было очень много. Одно было несомненно, что надо было не
мешкать, потому что уже половина седьмого.
Из благословенья образом ничего не вышло. Степан Аркадьич стал в коми-
чески-торжественную позу рядом с женою, взял образ и, велев Левину кла-
няться в землю, благословил его с доброю и насмешливою улыбкой и поцело-
вал его троекратно; то же сделала и Дарья Александровна и тотчас же зас-
пешила ехать и опять запуталась в предначертаниях движения экипажей.
- Ну, так вот что мы сделаем: ты поезжай в нашей карете за ним, а Сер-
гей Иванович уже если бы был так добр заехать, а потом послать.
- Что же, я очень рад.
- А мы сейчас с ним приедем. Вещи отправлены? - сказал Степан Ар-
кадьич.
- Отправлены, - отвечал Левин и велел Кузьме подавать одеваться.
III
Толпа народа, в особенности женщин, окружала освещенную для свадьбы
церковь. Те, которые не успели проникнуть в средину, толпились около
окон, толкаясь, споря и заглядывая сквозь решетки.
Больше двадцати карет уже были расставлены жандармами вдоль по улице.
Полицейский офицер, пренебрегая морозом, стоял у входа, сияя своим мун-
диром. Беспрестанно подъезжали еще экипажи, и то дамы в цветах с подня-
тыми шлейфами, то мужчины, снимая кепи или черную шляпу, вступали в цер-
ковь. В самой церкви уже были зажжены обе люстры и все свечи у местных
образов. Золотое сияние на красном фоне иконостаса, и золоченая резьба
икон, и серебро паникадил и подсвечников, и плиты пола, и коврики, и хо-
ругви вверху у клиросов, и ступеньки амвона, и старые почерневшие книги,
и подрясники, и стихари - все было залито светом. На правой стороне теп-
лой церкви, в толпе фраков и белых галстуков, мундиров и штофов, барха-
та, атласа, волос, цветов, обнаженных плеч и рук и высоких перчаток, шел
сдержанный и оживленный говор, странно отдававшийся в высоком куполе.
Каждый раз, как раздавался писк отворяемой двери, говор в толпе затихал,
и все оглядывались, ожидая видеть входящих жениха и невесту. Но дверь
уже отворялась более чем десять раз, и каждый раз это был или запоздав-
ший гость или гостья, присоединявшиеся к кружку званых, направо, или
зрительница, обманувшая или умилостивившая полицейского офицера, присое-
динявшаяся к чужой толпе, налево. И родные и посторонние уже прошли чрез
все фазы ожидания.
Сначала полагали, что жених с невестой сию минуту приедут, не приписы-
вая никакого значения этому запозданию. Потом стали чаще и чаще погляды-
вать на дверь, поговаривая о том, что не случилось ли чего-нибудь. Потом
это опоздание стало уже неловко, и родные и гости старались делать вид,
что они не думают о женихе и заняты своим разговором.
Протодьякон, как бы напоминая о ценности своего времени, нетерпеливо
покашливал, заставляя дрожать стекла в окнах. На клиросе слышны были то
пробы голосов, то сморкание соскучившихся певчих. Священник беспрестанно
высылал то дьячка, то дьякона узнать, не приехал ли жених, и сам, в ли-
ловой рясе и шитом поясе, чаще и чаще выходил к боковым дверям, ожидая
жениха. Наконец одна из дам, взглянув на часы, сказала: "Однако это
странно!" - и все гости пришли в беспокойство и стали громко выражать
свое удивление и неудовольствие. Один из шаферов поехал узнать, что слу-
чилось. Кити в это время, давно уже совсем готовая, в белом платье,
длинном вуале и венке померанцевых цветов, с посаженой матерью и сестрой
Львовой стояла в зале щербацкого дома и смотрела в окно, тщетно ожидая
уже более получаса известия от своего шафера о приезде жениха в церковь.
Левин же между тем в панталонах, но без жилета и фрака ходил взад и
вперед по своему нумеру, беспрестанно высовываясь в дверь и оглядывая
коридор. Но в коридоре не видно было того, кого он ожидал, и он, с отча-
янием возвращаясь и взмахивая руками, относился к спокойно курившему
Степану Аркадьичу.
- Был ли когда-нибудь человек в таком ужасном дурацком положении! -
говорил он.
- Да, глупо, - подтвердил Степан Аркадьич, смягчительно улыбаясь. - Но
успокойся, сейчас привезут.
Нет, как же! - со сдержанным бешенством говорил Левин. - И эти дурац-
кие открытые жилеты! Невозможно! - говорил он, глядя на измятый перед
своей рубашки. - И что как вещи увезли уже на железную дорогу!- вскрик-
нул он с отчаянием.
- Тогда мою наденешь.
- И давно бы так надо.
- Нехорошо быть смешным... Погоди! образуется.
Дело было в том, что, когда Левин потребовал одеваться, Кузьма, старый
слуга Левина, принес фрак, жилет и все, что нужно было.
- А рубашка!- вскрикнул Левин.
- Рубашка на вас, - с спокойной улыбкой ответил Кузьма.
Рубашки чистой Кузьма не догадался оставить, и, получив приказанье все
уложить и свезти к Щербацким, от которых в нынешний же вечер уезжали мо-
лодые, он так и сделал, уложив все, кроме фрачной пары. Рубашка, надетая
с утра, была измята и невозможна с открытой модой жилетов. Посылать к
Щербацким было далеко. Послали купить рубашку. Лакей вернулся: все за-
перто - воскресенье. Послали к Степану Аркадьичу, привезли рубашку; она
была невозможно широка и коротка. Послали, наконец, к Щербацким разло-
жить вещи. Жениха ждали в церкви, а он, как запертый в клетке зверь, хо-
дил по комнате, выглядывая в коридор и с ужасом и отчаянием вспоминая,
что он наговорил Кити и что она может теперь думать.
Наконец виноватый Кузьма, насилу переводя дух, влетел в комнату с ру-
башкой.
- Только застал. Уж на ломового поднимали, - сказал Кузьма.
Через три минуты, не глядя на часы, чтобы не растравлять раны, Левин
бегом бежал по коридору.
- Уж этим не поможешь, - говорил Степан Аркадьич с улыбкой, неторопли-
во поспешая за ним. - Образуется, образуется... - говорю тебе.
IV
- Приехали! - Вот он! - Который? - Помоложе-то, что ль? - а она-то,
матушка, ни жива ни мертва!- заговорили в толпе, когда Левин, встретив
невесту у подъезда, с нею вместе вошел в церковь.
Степан Аркадьич рассказал жене причину замедления, и гости, улыбаясь,
перешептывались между собой. Левин ничего и никого не замечал; он, не
спуская глаз, смотрел на свою невесту.
Все говорили, что она очень подурнела в эти последние дни и была под
венцом далеко не так хороша, как обыкновенно; но Левин не находил этого.
Он смотрел на ее высокую прическу с длинным белым вуалем и белыми цвета-
ми, на высоко стоявший сборчатый воротник, особенно девственно закрывав-
ший с боков и открывавший спереди ее длинную шею, и поразительно тонкую
талию, и ему казалось, что она была лучше, чем когда-нибудь, - не пото-
му, чтоб эти цветы, этот вуаль, это выписанное из Парижа платье прибав-
ляли что-нибудь к ее красоте, но потому, что, несмотря на эту приготов-
ленную пышность наряда, выражение ее милого лица, ее взгляда, ее губ бы-
ли все тем же ее особенным выражением невинной правдивости.
- Я думала уже, что ты хотел бежать, - сказала она и улыбнулась ему.
- Так глупо, что' со мной случилось, совестно говорить! - сказал он,
краснея, и должен был обратиться к подошедшему Сергею Ивановичу.
- Хороша твоя история с рубашкой! - сказал Сергей Иваныч, покачивая
головой и улыбаясь.
- Да, да, - отвечал Левин, не понимая, о чем ему говорят.
- Ну, Костя, теперь надо решить, - сказал Степан Аркадьич с притвор-
но-испуганным видом, - важный вопрос. Ты именно теперь в состоянии оце-
нить всю важность его. У меня спрашивают: обожженные ли свечи зажечь,
или необожженные? Разница десять рублей, - присовокупил он, собирая губы
в улыбку. - Я решил, но боюсь, что ты не изъявишь согласия.
Левин понял, что это была шутка, но не мог улыбнуться.
- Так как же? необожженные или обожженные? вот вопрос.
- Да,да! необожженные.
- Ну, я очень рад. Вопрос решен!- сказал Степан Аркадьич, улыбаясь. -
Однако как глупеют люди в этом положении, - сказал он Чирикову, когда
Левин, растерянно поглядев на него, подвинулся к невесте.
- Смотри, Кити, первая стань на ковер, - сказала графиня Нордстон,
подходя. - Хороши вы! - обратилась она к Левину.
- Что, не страшно? - сказала Марья Дмитриевна, старая тетка.
- Тебе не свежо ли? Ты бледна. Постой, нагнись!- сказала сестра Кити,
Львова, и, округлив свои полные прекрасные руки, с улыбкою поправила ей
цветы на голове.
Долли подошла, хотела сказать что-то, но не могла выговорить, заплака-
ла и неестественно засмеялась.
Кити смотрела на всех такими же отсутствующими глазами, как и Левин.
На все обращенные к ней речи она могла отвечать только улыбкой счастья,
которая теперь была ей так естественна.
Между тем церковнослужители облачились,и священник с дьяконом вышли к
аналою, стоявшему в притворе церкви. Священник обратился к Левину,
что-то сказав. Левин не расслушал того, что сказал священник.
- Берите за руку невесту и ведите, - сказал шафер Левину.
Долго Левин не мог понять, чего от него требовали. Долго поправляли
его и хотели уже бросить, - потому что он брал все не тою рукой или не
за ту руку, - когда он понял, наконец, что надо было правою рукой, не
переменяя положения, взять ее за правую же руку. Когда он, наконец, взял
невесту за руку, как надо было, священник прошел несколько шагов впереди
их и остановился у аналоя. Толпа родных и знакомых, жужжа говором и шур-
ша шлейфами, подвинулась за ними. Кто-то, нагнувшись, поправил шлейф не-
весты. В церкви стало так тихо, что слышалось падение капель воска.
Старичок священник, в камилавке, с блестящими серебром седыми прядями
волос, разобранными на две стороны за ушами, выпростав маленькие стар-
ческие руки из-под тяжелой серебряной с золотым крестом на спине ризы,
перебирал что-то у аналоя.
Степан Аркадьич осторожно подошел к нему, пошептал что-то и, подмигнув
Левину, зашел опять назад.
Священник зажег две украшенные цветами свечи, держа их боком в левой
руке, так что воск капал с них медленно, и повернулся лицом к новоне-
вестным. Священник был тот же самый, который исповедовал Левина. Он пос-
мотрел усталым и грустным взглядом на жениха и невесту, вздохнул и, вып-
ростав из-под ризы правую руку, благословил ею жениха и так же, но с от-
тенком осторожной нежности, наложил сложенные персты на склоненную голо-
ву Кити. Потом он подал им свечи и, взяв кадило, медленно отошел от них.
"Неужели это правда?" - подумал Левин и оглянулся на невесту. Ему нес-
колько сверху виднелся ее профиль, и по чуть заметному движению ее губ и
ресниц он знал, что она почувствовала его взгляд. Она не оглянулась, но
высокий сборчатый воротничок зашевелился, поднимаясь к ее розовому ма-
ленькому уху. Он видел, что вздох остановился в ее груди и задрожала ма-
