Левин молчал.
- Какое же вы можете иметь сомнение о творце, когда вы воззрите на
творения его? - продолжал священник быстрым, привычным говором. - Кто же
украсил светилами свод небесный? Кто облек землю в красоту ее? Как же
без творца? - сказал он, вопросительно взглянув на Левина.
Левин чувствовал, что неприлично было бы вступать в философские прения
со священником, и потому сказал в ответ только то, что прямо относилось
к вопросу.
- Я не знаю, - сказал он.
- Не знаете? То как же вы сомневаетесь в том, что бог сотворил все? -
с веселым недоумением сказал священник.
- Я не понимаю ничего, - сказал Левин, краснея и чувствуя, что слова
его глупы и что они не могут не быть глупы в таком положении.
- Молитесь богу и просите его. Даже святые отцы имели сомнения и про-
сили бога об утверждении своей веры. Дьявол имеет большую силу, и мы не
должны поддаваться ему. Молитесь богу, просите его, Молитесь богу, -
повторил он поспешно.
Священник помолчал несколько времени, как бы задумавшись.
- Вы, как я слышал, собираетесь вступить в брак с дочерью моего прихо-
жанина и сына духовного, князя Щербацкого? - прибавил он с улыбкой. -
Прекрасная девица.
- Да, - краснея за священника, отвечал Левин. "К чему ему нужно спра-
шивать об этом на исповеди?" - подумал он.
И, как бы отвечая на его мысль, священник сказал ему:
- Вы собираетесь вступить в брак, и бог, может быть, наградит вас по-
томством, не так ли? Что же, какое воспитание можете дать вы вашим ма-
люткам, если не победите в себе искушение дьявола, влекущего вас к неве-
рию? - сказал он с кроткою укоризной. - Если вы любите свое чадо, то вы,
как добрый отец, не одного богатства, роскоши, почести будете желать
своему детищу; вы будете желать его спасения, его духовного просвещения
светом истины. Не так ли? Что же вы ответите ему, когда невинный малютка
спросит у вас: "Папаша! кто сотворил все, что прельщает меня в этом ми-
ре, - землю, воды, солнце, цветы, травы?" Неужели вы скажете ему: "Я не
знаю"? Вы не можете не знать, когда господь бог по великой милости своей
открыл вам это. Или дитя ваше спросит вас: "Что ждет меня в загробной
жизни?" Что вы скажете ему, когда вы ничего не знаете? Как же вы будете
отвечать ему? Предоставите его прелести мира и дьявола? Это нехорошо! -
сказал он и остановился, склонив голову набок и глядя на Левина добрыми,
кроткими глазами.
Левин ничего не отвечал теперь - не потому, что он не хотел вступать в
спор со священником, но потому, что никто ему не задавал таких вопросов;
а когда малютки его будут задавать эти вопросы, еще будет время поду-
мать, что отвечать.
- Вы вступаете в пору жизни, - продолжал священник, - когда надо изб-
рать путь и держаться его. Молитесь богу, чтоб он по своей благости по-
мог вам и помиловал, - заключил он. - "Господь и бог наш Иисус Христос,
благодатию и щедротами своего человеколюбия, да простит ти чадо..." - И,
окончив разрешительную молитву, священник благословил и отпустил его.
Вернувшись в этот день домой, Левин испытывал радостное чувство того,
что неловкое положение кончилось, и кончилось так, что ему не пришлось
лгать. Кроме того, у него осталось неясное воспоминание о том, что то,
что говорил этот добрый и милый старичок, было совсем не так глупо, как
ему показалось сначала, и что тут что-то есть такое, что нужно уяснить.
"Разумеется, не теперь, - думал Левин, - но когда-нибудь после". Ле-
вин, больше чем прежде, чувствовал теперь, что в душе у него что-то не-
ясно и нечисто и что в отношении к религии он находится в том же самом
положении, которое он так ясно видел и не любил в других и за которое он
упрекал приятеля своего Свияжского.
Проводя этот вечер с невестой у Долли, Левин был особенно весел и,
объясняя Степану Аркадьичу то возбужденное состояние, в котором он нахо-
дился, сказал, что ему весело, как собаке, которую учили скакать через
обруч и которая, поняв, наконец, и совершив то, что от нее требуется,
взвизгивает и, махая хвостом, прыгает от восторга на столы и окна.
II
В день свадьбы Левин, по обычаю (на исполнении всех обычаев строго
настаивали княгиня и Дарья Александровна), не видал своей невесты и обе-
дал у себя в гостинице со случайно собравшимися к нему тремя холостяка-
ми: Сергей Иванович, Катавасов, товарищ по университету, теперь профес-
сор естественных наук, которого, встретив на улице, Левин затащил к се-
бе, и Чириков, шафер, московский мировой судья, товарищ Левина по мед-
вежьей охоте. Обед был очень веселый. Сергей Иванович был в самом хоро-
шем расположении духа и забавлялся оригинальностью Катавасова. Катава-
сов, чувствуя, что его оригинальность оценена и понимаема, щеголял ею.
Чириков весело и добродушно поддерживал всякий разговор.
- Ведь вот, - говорил Катавасов, по привычке, приобретенной на кафед-
ре, растягивая свои слова, - какой был способный малый наш приятель
Константин Дмитрич. Я говорю про отсутствующих, потому что его уж нет. И
науку любил тогда, по выходе из университета, и интересы имел человечес-
кие; теперь же одна половина его способностей направлена на то, чтоб об-
манывать себя, и другая - чтоб оправдывать этот обман.
- Более решительного врага женитьбы, как вы, я не видал, - сказал Сер-
гей Иванович.
- Нет, я не враг. Я друг разделения труда. Люди, которые делать ничего
не могут, должны делать людей, а остальные - содействовать их просвеще-
нию и счастью. Вот как я понимаю. Мешать два эти ремесла есть тьма охот-
ников, я не из их числа.
- Как я буду счастлив, когда узнаю, что вы влюбитесь!- сказал Левин. -
Пожалуйста, позовите меня на свадьбу.
- Я влюблен уже.
- Да, в каракатицу. Ты знаешь, - обратился Левин к брату, - Михаил Се-
меныч пишет сочинение о питании и...
- Ну, уж не путайте! Это все равно, о чем. Дело в том, что я точно
люблю каракатицу.
- Но она не помешает вам любить жену.
- Она-то не помешает, да жена помешает.
- Отчего же?
- А вот увидите. Вы вот хозяйство любите, охоту, - ну посмотрите!
- А нынче Архип был, говорил, что лосей пропасть в Прудном и два мед-
ведя, - сказал Чириков.
- Ну, уж вы их без меня возьмете.
- Вот и правда, - сказал Сергей Иванович. - Да и вперед простись с
медвежьею охотой, - жена не пустит!
Левин улыбнулся. Представление, что жена его не пустит, было ему так
приятно, что он готов был навсегда отказаться от удовольствия видеть
медведей.
- А ведь все-таки жалко, что этих двух медведей без вас возьмут. А
помните в Хапилове последний раз? Чудная была бы охота, - сказал Чири-
ков.
Левин не хотел его разочаровывать в том, что где-нибудь может быть
что-нибудь хорошее без нее, и потому ничего не сказал.
- Недаром установился этот обычай прощаться с холостою жизнью, - ска-
зал Сергей Иванович. - Как ни будь счастлив, все-таки жаль свободы.
- А признайтесь, есть это чувство, как у гоголевского жениха, что в
окошко хочется выпрыгнуть?
- Наверно есть, но не признается! - сказал Катавасов и громко захохо-
тал.
- Что же, окошко открыто... Поедем сейчас в Тверь! Одна медведица, на
берлогу можно идти. Право, поедем на пятичасовом! А тут как хотят, -
сказал, улыбаясь, Чириков.
- Ну вот ей-богу, - улыбаясь, сказал Левин, - что не могу найти в сво-
ей душе этого чувства сожаления о своей свободе!
- Да у вас в душе такой хаос теперь, что ничего не найдете, - сказал
Катавасов. - Погодите, как разберетесь немножко, то найдете!
- Нет, я бы чувствовал хотя немного, что, кроме своего чувства (он не
хотел сказать при нем - любви)... и счастия, все-таки жаль потерять сво-
боду... Напротив, я этой-то потере свободы и рад.
- Плохо! Безнадежный субъект!- сказал Катавасов. - Ну, выпьем за его
исцеление или пожелаем ему только, чтоб хоть одна сотая его мечтаний
сбылась. И это уж будет такое счастье, какое не бывало на земле!
Вскоре после обеда гости уехали, чтоб успеть переодеться к свадьбе.
Оставшись один и вспоминая разговоры этих холостяков, Левин еще раз
спросил себя: есть ли у него в душе это чувство сожаления о своей свобо-
де, о котором они говорили? Он улыбнулся при этом вопросе. "Свобода? За-
чем свобода? Счастие только в том, чтобы любить и желать, думать ее же-
ланиями, ее мыслями, то есть никакой свободы, - вот это счастье!"
- "Но знаю ли я ее мысли, ее желания, ее чувства?" - вдруг шепнул ему
какой-то голос. Улыбка исчезла с его лица, и он задумался. И вдруг на
него нашло странное чувство. На него нашел страх и сомнение, сомнение во
всем.
"Что как она не любит меня? Что как она выходит за меня только для то-
го, чтобы выйти замуж? Что если она сама не знает того, что делает? -
спрашивал он себя. - Она может опомниться и, только выйдя замуж, поймет,
что не любит и не могла любить меня". И странные, самые дурные мысли о
ней стали приходить ему. Он ревновал ее к Вронскому, как год тому назад,
как будто этот вечер, когда он видел ее с Вронским, был вчера. Он подоз-
ревал, что она не все сказала ему.
Он быстро вскочил. "Нет, это так нельзя! - сказал он себе с отчаянием.
- Пойду к ней, спрошу, скажу последний раз: мы свободны, и не лучше ли
остановиться? Все лучше, чем вечное несчастие, позор, неверность!!" С
отчаянием в сердце и со злобой на всех людей, на себя, на нее он вышел
из гостиницы и поехал к ней.
Никто не ждал его. Он застал ее в задних комнатах. Она сидела на сун-
дуке и о чем-то распоряжалась с девушкой, разбирая кучи разноцветных
платьев, разложенных на спинках стульев и на полу.
- Ах! - вскрикнула она, увидав его и вся просияв от радости. - Как ты,
как же вы (до этого последнего дня она говорила ему то "ты", то "вы")?
Вот не ждала! А я разбираю мои девичьи платья, кому какое...
- А! это очень хорошо!- сказал он, мрачно глядя на девушку.
- Уйди, Дуняша, я позову тогда, - сказала Кити. - Что с тобой? - спро-
сила она, решительно говоря ему "ты", как только девушка вышла. Она за-
метила его странное лицо, взволнованное и мрачное, и на нее нашел страх.
- Кити! я мучаюсь. Я не могу один мучаться, - сказал он с отчаянием в
голосе, останавливаясь пред ней и умоляюще глядя ей в глаза. Он уже ви-
дел по ее любящему правдивому лицу, что ничего не может выйти из того,
что он намерен был сказать, но ему все-таки нужно было, чтоб она сама
разуверила его. - Я приехал сказать, что еще время не ушло. Это все мож-
но уничтожить и поправить.
- Что? Я ничего не понимаю. Что с тобой?
- То, что я тысячу раз говорил и не могу не думать... то, что я не
стою тебя. Ты не могла согласиться выйти за меня замуж. Ты подумай. Ты
ошиблась. Ты подумай хорошенько. Ты не можешь любить меня... Если...
лучше скажи, - говорил он, не глядя на нее. - Я буду несчастлив. Пускай
все говорят, что хотят; все лучше, чем несчастье... Все лучше теперь.
пока есть время...
- Я не понимаю, - испуганно отвечала она, - то есть что ты хочешь от-
казаться... что не надо?
- Да, если ты не любишь меня.
- Ты с ума сошел! - вскрикнула она, покраснев от досады.
Но лицо его было так жалко, что она удержала свою досаду и, сбросив
платья с кресла, пересела ближе к нему.
- Что ты думаешь? скажи все.
- Я думаю, что ты не можешь любить меня. За что ты можешь любишь меня?
- Боже мой! что же я могу?.. - сказала она и заплакала.
- Ах, что я сделал! - вскрикнул он и, став пред ней на колени, стал
целовать ее руки.
Когда княгиня через пять минут вошла в комнату, она нашла их уже со-
вершенно помирившимися. Кити не только уверила его, что она его любит,
но даже, отвечая на его вопрос, за что она любит его, объяснила ему, за
что. Она сказала ему, что она любит его за то, что она понимает его все-
го, за то, что она знает, что' он должен любить, и что все, что он лю-
бит, все хорошо. И это показалось ему вполне ясно. Когда княгиня вошла к
