шегося Роллинга стала писать машинально, выдавая тайные мысли. Три раза,
одно под другим было написано: "Улица Гобеленов, шестьдесят три, инженер
Гарин". (Это был новый адрес Виктора Ленуара, только что сообщенный по
телефону Семеновым.) Затем: "Пять тысяч франков-Семенову..."
- Удача! Черт! Вот удача! - шептал Гарин, осторожно разглаживая лис-
точки на коленях.
Через десять минут Гарин выскочил из автомобиля на бульваре Сен-Ми-
шель. Зеркальные окна в кафе "Пантеон" были подняты. В глубине за столи-
ком сидел Виктор Ленуар. Увидев Гарина, поднял руку и щелкнул пальцами.
Гарин поспешно сел за его столик - спиной к свету. Казалось, он сел
против зеркала: такая же была у Виктора Ленуара продолговатая бородка,
мягкая шляпа, галстук бабочкой, пиджак в полоску.
- Поздравь - удача! Необычайно! - сказал Гарин, смеясь глазами. -
Роллинг пошел на все. Предварительные расходы несет единолично. Когда
начнется эксплуатация, пятьдесят процентов вала - ему, пятьдесят - нам.
- Ты подписал контракт?
- Подписываем через два-три дня. Демонстрацию аппарата придется отло-
жить. Роллинг поставил условие - подписать только после того, как своими
глазами увидит работу аппарата.
- Ставишь бутылку шампанского?
- Две, три, дюжину.
- А все-таки - жаль, что эта акула проглотит у нас половину доходов,
- сказал Ленуар, подзывая лакея. - Бутылку Ирруа, самого сухого...
- Без капитала все равно мы не развернемся. Вот, Виктор, если бы уда-
лось мое камчатское предприятие, - десять Роллингов послали бы к чертям.
- Какое камчатское предприятие?
Лакей принес вино и бокалы, Гарин закурил сигару, откинулся на соло-
менном стуле и, покачиваясь, жмурясь, стал рассказывать:
- Ты помнишь Манцева Николая Христофоровича, геолога? В пятнадцатом
году он разыскал меня в Петрограде. Он только что вернулся с Дальнего
Востока, испугавшись мобилизации, и попросил моей помощи, чтобы не по-
пасть на фронт.
- Манцев служил в английской золотой компании?
- Производил разведки на Лене, на Алдане, затем в Колыме. Рассказывал
чудеса. Они находили прямо под ногами самородки в пятнадцать килограм-
мов... Вот тогда именно у меня зародилась идея, генеральная идея моей
жизни... Это очень дерзко, даже безумно, но я верю в это. А раз верю -
сам сатана меня не остановит. Видишь ли, мой дорогой, единственная вещь
на свете, которую я хочу всеми печенками, - это власть... Не какая-ни-
будь королевская, императорская, - мелко, пошло, скучно. Нет, власть аб-
солютная... Когда-нибудь подробно расскажу тебе о моих планах. Чтобы
властвовать - нужно золото. Чтобы властвовать, как я хочу, нужно золота
больше, чем у всех индустриальных, биржевых и прочих королей вместе взя-
тых...
- Действительно, у тебя планы смелые, - весело засмеявшись, сказал
Ленуар.
- Но я на верном пути. Весь мир будет у меня - вот! - Гарин сжал в
кулак маленькую руку. - Вехи на моем пути - это гениальный Манцев Нико-
лай Христофорович, затем Роллинг, вернее - его миллиарды, и в-третьих, -
мой гиперболоид...
- Так что же Манцев?
- Тогда же, в пятнадцатом году, я мобилизовал все свои деньжонки,
больше нахальством, чем подкупом, освободил Манцева от воинской повин-
ности и послал его с небольшой экспедицией на Камчатку, в чертову
глушь... До семнадцатого года он мне еще писал: работа его была тяжелая,
труднейшая, условия собачьи... С восемнадцатого года - сам понимаешь -
след его потерялся... От его изысканий зависит все...
- Что он там ищет?
- Он ничего не ищет... Манцев должен только подтвердить мои теорети-
ческие предположения. Побережье Тихого океана - азиатское и американское
- Представляет края древнего материка, опустившегося на дно океана. Та-
кая гигантская тяжесть должна была сказаться на распределении глубоких
горных пород, находящихся в расплавленном состоянии. Цепи действующих
вулканов Южной Америки - в Андах и Кордильерах, вулканы Японии и, - на-
конец, Камчатки подтверждают то, что расплавленные породы Оливинового
пояса - золото, ртуть, оливин и прочее - по краям Тихого океана гораздо
ближе к поверхности земли, чем в других местах земного шара... [2] По-
нятно тебе?
- Не понимаю, тебе-то зачем этот Оливиновый пояс?
- Чтобы владеть миром, дорогой мой... Ну, выпьем. За успех...
В черной шелковой кофточке, какие носят мидинетки в короткой юбке,
напудренная, с подведенными ресницами, Зоя Монроз соскочила с автобуса у
ворот Сен-Дени, перебежала шумную улицу и вошла в огромное, выходящее на
две улицы кафе "Глобус" - приют всевозможных певцов и певичек с Монмарт-
ра, актеров и актрисок средней руки, воров, проституток и анархически
настроенных молодых людей из тех, что с десятью су бегают по бульварам,
облизывая пересохшие от лихорадки губы, вожделея женщин, ботинки, шелко-
вое белье и все на свете...
Зоя Монроз отыскала свободный столик. Закурила папироску, положила
ногу на ногу. Сейчас же близко прошел человек с венерическими коленками,
- пробормотал сиповато: "Почему такая сердитая, крошка?" Она отверну-
лась. Другой, за столиком, прищурясь, показал язык. Еще один разлетелся,
будто по ошибке: "Ки-ки, наконец-то..." Зоя коротко послала его к черту.
Видимо, на нее здесь сильно клевали, хотя она и постаралась принять
вид уличной девчонки. В кафе "Глобус" был нюх на женщин. Она приказала
гарсону подать литр красного и села перед налитым стаканом, подперев ще-
ки. "Нехорошо, малютка, ты начинаешь спиваться", - сказал старичок ак-
тер, проходя мимо, потрепав ее по спине.
Она выкурила уже три папиросы Наконец, не спеша, подошел тот, кого
она ждала, - угрюмый, плотный человек, с узким, заросшим лбом и холодны-
ми глазами. Усы его были приподняты, цветной воротник врезывался в
сильную шею. Он был отлично одет - без лишнего шика. Сел. Коротко поздо-
ровался с Зоей. Поглядел вокруг, и кое-кто опустил глаза. Это был Гастон
Утиный Нос, в прошлом - вор, затем бандит из шайки знаменитого Боно. На
войне он выслужился до унтер-офицера и после демобилизации перешел на
спокойную работу кота крупного масштаба.
Сейчас он состоял при небезызвестной Сюзанне Бурж. Но она отцветала.
Она опускалась на ту ступень, которую Зоя Монроз давно уже перешагнула.
Гастон Утиный Нос говорил:
- У Сюзанны хороший материал, но никогда использовать его она не смо-
жет. Сюзанна не чувствует современности. Экое диво - кружевные панталоны
и утренняя ванна из молока. Старо, - для провинциальных пожарных. Нет,
клянусь горчичным газом, который выжег мне спину у дома паромщика на
Изере, - современная проститутка, если хочет быть шикарной, должна пос-
тавить в спальне радиоаппарат, учиться боксу, стать колючей, как военная
проволока, тренированной, как восемнадцатилетний мальчишка, уметь ходить
на руках и прыгать с двадцати метров в воду. Она должна посещать собра-
ния фашистов, разговаривать об отравляющих газах и менять любовников
каждую неделю, чтобы не приучить их к свинству. А моя, изволите ли ви-
деть, лежит в молочной ванне, как норвежская семга, и мечтает о сельско-
хозяйственной ферме в четыре гектара. Пошлая дура, - у нее за плечами
публичный дом.
К Зое Монроз он относился с величайшим уважением. Встречаясь в ночных
ресторанах, почтительно предлагал ей протанцевать и целовал руку, что
делал единственной женщине в Париже. Зоя едва кланялась небезызвестной
Сюзанне Бурж, но с Гастоном поддерживала дружбу, и он время от времени
выполнял наиболее щекотливые из ее поручений.
Сегодня она спешно вызвала Гастона в кафе "Глобус" и появилась в
обольстительном виде уличной мидинетки. Гастон только стиснул челюсти,
но вел себя так, как было нужно.
Потягивая кислое вино, жмурясь от дыма трубки, он хмуро слушал, что
ему говорила Зоя. Окончив, она хрустнула пальцами. Он сказал:
- Но это - опасно.
- Гастон, если это удастся, вы навсегда обеспеченный человек.
- Ни за какие деньги, сударыня, ни за мокрое, ни за сухое дело я те-
перь не возьмусь: не те времена. Сегодня апаши предпочитают служить в
полиции, а профессиональные воры - издавать газеты и заниматься полити-
кой. Убивают и грабят только новички, провинциалы да мальчишки, получив-
шие венерическую болезнь. И немедленно записываются в полицию. Что поде-
лаешь - зрелым людям приходится оставаться в спокойных гаванях. Если вы
хотите меня нанять за деньги - я откажусь. Другое - сделать это для вас.
Тут я бы мог рискнуть свернуть себе шею.
Зоя выпустила дымок из уголка пунцовых губ, улыбнулась нежно и поло-
жила красивую руку на рукав Утиного Носа.
- Мне кажется, - мы с вами договоримся.
У Гастона дрогнули ноздри, зашевелились усы. Он прикрыл синеватыми
веками нестерпимый блеск выпуклых глаз.
- Вы хотите сказать, что я теперь же мог бы освободить Сюзанну от мо-
их услуг?
- Да, Гастон.
Он перегнулся через стол, стиснул бокал в кулаке.
- Мои усы будут пахнуть вашей кожей?
- Я думаю, что этого не избежать, Гастон.
- Ладно - Он откинулся. - Ладно. Будет все, как вы хотите.
Обед окончен. Кофе со столетним коньяком выпито. Двухдолларовая сига-
ра - "Корона Коронас" - выкурена до половины, и пепел ее не отвалился.
Наступил мучительный час: куда ехать "дальше", каким сатанинским смычком
сыграть на усталых нервах что-нибудь веселенькое?
Роллинг потребовал афишу всех парижских развлечений.
- Хотите танцевать?
- Нет, - ответила Зоя, закрывая мехом половину лица.
- Театр, театр, театр, - читал Роллинг. Все это было скучно: трехакт-
ная разговорная комедия, где актеры от скуки и отвращения даже не грими-
руются, актрисы в туалетах от знаменитых портных глядят в зрительный зал
пустыми глазами.
- Обозрение. Обозрение. Вот: "Олимпия" - сто пятьдесят голых женщин в
одних туфельках и чудо техники: деревянный занавес, разбитый на шахмат-
ные клетки, в которых при поднятии и опускании стоят совершенно голые
женщины. Хотите - поедем?
- Милый друг, они все кривоногие - девчонки с бульваров.
- "Аполло". Здесь мы не были. Двести голых женщин в одних только...
Это мы пропустим. "Скала". Опять женщины. Так, так. Кроме того, "Всемир-
но известные музыкальные клоуны Пим и Джек".
- О них говорят, - сказала Зоя, - поедемте.
Они заняли литерную ложу у сцены. Шло обозрение. Непрерывно двигаю-
щийся молодой человек в отличном фраке и зрелая женщина в красном, в ши-
рокополой шляпе и с посохом говорили добродушные колкости правительству,
невинные колкости шефу полиции, очаровательно подсмеивались над высоко-
валютными иностранцами, впрочем, так, чтобы они не уехали сейчас же пос-
ле этого обозрения совсем из Парижа и не отсоветовали бы своим друзьям и
родственникам посетить веселый Париж.
Поболтав о политике, непрерывно двигающий ногами молодой человек и
дама с посохом воскликнули: "Гоп, ля-ля". И на сцену выбежали голые, как
в бане, очень белые, напудренные девушки. Они выстроились в живую карти-
ну, изображающую наступающую армию. В оркестре мужественно грянули фан-
фары и сигнальные рожки.
- На молодых людей это должно действовать, - сказал Роллинг.
Зоя ответила:
- Когда женщин так много, то не действует.
Затем занавес опустился и вновь поднялся. Занимая половину сцены, у
рампы стоял бутафорский рояль. Застучали деревянные палочки джаз-банда,
и появились Пим и Джек. Пим, как полагается, - в невероятном фраке, в
жилете по колено, сваливающиеся штаны, аршинные башмаки, которые сейчас
же от него убежали (аплодисменты), морда - доброго идиота. Джек - обсы-
пан мукой, в войлочном колпаке, на заду - летучая мышь.
Сначала они проделывали все, что нужно, чтобы смеяться до упаду, Джек
бил Пима по морде, и тот выпускал сзади облако пыли, потом Джек бил Пима
по черепу, и у того выскакивал гуттаперчивый волдырь.
