торых чихают, плачут, срывают с себя защитные маски, задыхаются, рвут
кровью, покрываются нарывами, сгнивают заживо...
Так как Роллингу было скучно в этот дождливый воскресный вечер, то он
охотно предался размышлению о великом будущем химии.
- Я думаю (он помахал около носа до половины выкуренной сигарой), я
думаю, что бог Саваоф создал небо и землю и все живое из каменноугольной
смолы и поваренной соли. В Библии об этом прямо не сказано, но можно до-
гадываться. Тот, кто владеет углем и солью, тот владеет миром. Немцы по-
лезли в войну четырнадцатого года только потому, что девять десятых хи-
мических заводов всего мира принадлежали Германии. Немцы понимали тайну
угля и соли: они были единственной культурной нацией в то время. Однако
они не рассчитали, что мы, американцы, в девять месяцев сможем построить
Эджвудский арсенал. Немцы открыли нам глаза, мы поняли, куда нужно вкла-
дывать деньги, и теперь миром будем владеть мы, а не они, потому что
деньги после войны - у нас и химия - у нас. Мы превратим Германию прежде
всего, а за ней другие страны, умеющие работать (не умеющие вымрут ес-
тественным порядком, в этом мы им поможем), превратим в одну могучую
фабрику... Американский флаг опояшет землю, как бонбоньерку, по экватору
и от полюса до полюса...
- Роллинг, - перебила Зоя, - вы сами накликаете беду... Ведь они тог-
да станут коммунистами... Придет день, когда они заявят, что вы им
больше не нужны, что они желают работать для себя... О, я уже пережила
этот ужас... Они откажутся вернуть вам ваши миллиарды...
- Тогда, моя крошка, я затоплю Европу горчичным газом.
- Роллинг, будет поздно! - Зоя стиснула руками колено, подалась впе-
ред. - Роллинг, поверьте мне, я никогда не давала вам плохих советов...
Я спросила вас: представляют ли опасность для взрыва химические заво-
ды?.. В руках рабочих, революционеров, коммунистов, в руках наших вра-
гов, - я это знаю, - окажется оружие чудовищной силы... Они смогут на
расстоянии взрывать химические заводы, пороховые погреба, сжигать эскад-
рильи аэропланов, уничтожать запасы газов - все, что может взрываться и
гореть.
Роллинг снял ноги со скамеечки, красноватые веки его мигнули, некото-
рое время он внимательно смотрел на молодую женщину.
- Насколько я понимаю, вы намекаете опять на...
- Да, Роллинг, да, на аппарат инженера Гарина... Все, что о нем сооб-
щалось, скользнуло мимо вашего внимания... Но я-то знаю, насколько это
серьезно... Семенов принес мне странную вещь. Он получил ее из России...
Зоя позвонила. Вошел лакей. Она приказала, и он принес небольшой сос-
новый ящик, в нем лежал отрезок стальной полосы толщиною в полдюйма. Зоя
вынула кусок стали и поднесла к свету камина. В толще стали были проре-
заны насквозь каким-то тонким орудием полоски, завитки и наискосок,
словно пером - скорописью, было написано: "Проба силы... проба... Га-
рин". Кусочки металла внутри некоторых букв вывалились. Роллинг долго
рассматривал полосу.
- Это похоже на "пробу пера", - сказал он негромко, - как будто писа-
ли иглой в мягком тесте.
- Это сделано во время испытаний модели аппарата Гарина на расстоянии
тридцати шагов, - сказала Зоя. - Семенов утверждает, что Гарин надеется
построить аппарат, который легко, как масло, может разрезать дредноут на
расстоянии двадцати кабельтовых... Простите, Роллинг, но я настаиваю, -
вы должны овладеть этим страшным аппаратом.
Роллинг недаром прошел в Америке школу жизни. До последней клеточки
он был вытренирован для борьбы.
Тренировка, как известно, точно распределяет усилия между мускулами и
вызывает в них наибольшее возможное напряжение. Так у Роллинга, когда он
вступал в борьбу, сначала начинала работать фантазия, - она бросалась в
девственные дебри предприятий и там открывала что-либо, стоящее внима-
ния. Стоп. Работа фантазии кончилась. Вступал здравый смысл, - оценивал,
сравнивал, взвешивал, делал доклад: полезно. Стоп. Вступал практический
ум, подсчитывал, учитывал, подводил баланс: актив. Стоп. Вступала воля,
крепости молибденовой стали, страшная воля Роллинга, и он, как буйвол с
налитыми глазами, ломился к цели и достигал ее, чего бы это ему и другим
ни стоило.
Приблизительно такой же процесс произошел и сегодня. Роллинг окинул
взглядом дебри неизведанного, здравый смысл сказал: "Зоя права". Практи-
ческий ум подвел баланс: самое выгодное - чертежи и аппарат похитить,
Гарина ликвидировать. Точка. Судьба Гарина оказалась решенной, кредит
открыт, в дело вступила воля. Роллинг поднялся с кресла, стал задом к
огню камина и сказал, выпячивая челюсть:
- Завтра я жду Семенова на бульваре Мальзерб.
После этого вечера прошло семь недель. Двойник Гарина был убит на
Крестовском острове. Семенов явился на бульвар Мальзерб без чертежей и
аппарата. Роллинг едва не проломил ему голову чернильницей. Гарина, или
его двойника, видели вчера в Париже.
На следующий день, как обычно, к часу дня Зоя заехала на бульвар
Мальзерб. Роллинг сел рядом с ней в закрытый лимузин, оперся подбородком
о трость и сказал сквозь зубы:
- Гарин в Париже.
Зоя откинулась на подушки. Роллинг невесело посмотрел на нее.
- Семенову давно нужно было отрубить голову на гильотине, он неряха,
дешевый убийца, наглец и дурак, - сказал Роллинг. - Я доверился ему и
оказался в смешном положении. Нужно предполагать, что здесь он втянет
меня в скверную историю...
Роллинг передал Зое весь разговор с Семеновым. Похитить чертежи и ап-
парат не удалось, потому что бездельники, нанятые Семеновым, убили не
Гарина, а его двойника. Появление двойника в особенности смущало Роллин-
га. Он понял, что противник ловок. Гарин либо знал о готовящемся покуше-
нии, либо предвидел, что покушения все равно не избежать, и запутал сле-
ды, подсунув похожего на себя человека. Все это было очень неясно. Но
самое непонятное было - за каким чертом ему понадобилось оказаться в Па-
риже?
Лимузин двигался среди множества автомобилей по Елисейским полям.
День был теплый, парной, в легкой нежно-голубой мгле вырисовывались кры-
латые кони и стеклянный купол Большого Салона, полукруглые крыши высоких
домов, маркизы над окнами, пышные кущи каштанов.
В автомобилях сидели - кто развалился, кто задрал ногу на колено, кто
сосал набалдашник - по преимуществу скоробогатые коротенькие молодчики в
весенних шляпах, в веселеньких галстучках. Они везли завтракать в Бу-
лонский лес премиленьких девушек, которых для развлечения иностранцев
радушно предоставлял им Париж.
На площади Этуаль лимузин Зои Монроз нагнал наемную машину, в ней си-
дели Семенов и человек с желтым, жирным лицом и пыльными усами. Оба они,
подавшись вперед, с каким-то даже исступлением следили за маленьким зе-
леным автомобилем, загибавшим по площади к остановке подземной дороги.
Семенов указывал на него своему шоферу, но пробраться было трудно
сквозь поток машин. Наконец пробрались, и полным ходом они двинули напе-
ререз зелененькому автомобильчику. Но он уже остановился у метрополите-
на. Из него выскочил человек среднего роста, в широком коверкотовом
пальто и скрылся под землей.
Все это произошло в две-три минуты на глазах у Роллинга и Зои. Она
крикнула шоферу, чтобы он свернул к метро. Они остановились почти однов-
ременно с машиной Семенова. Жестикулируя тростью, он подбежал к лимузи-
ну, открыл хрустальную дверцу и сказал в ужасном возбуждении:
- Это был Гарин. Ушел. Все равно. Сегодня пойду к нему на Батиньоль,
предложу мировую. Роллинг, нужно сговориться: сколько вы ассигнуете за
приобретение аппарата? Можете быть покойны - я стану действовать в рам-
ках закона. Кстати, позвольте вам представить Стася Тыклинского. Это
вполне приличный человек.
Не дожидаясь разрешения, он кликнул Тыклинского
Тот подскочил к богатому лимузину, сорвал шляпу, кланялся и целовал
ручку пани Монроз.
Роллинг, не подавая руки ни тому, ни другому, блестел глазами из глу-
бины лимузина, как пума из клетки. Оставаться на виду у всех на площади
было неразумно. Зоя предложила ехать завтракать на левый берег в мало
посещаемый в это время года ресторан "Лаперуза".
Тыклинский поминутно раскланивался, расправлял висячие усы, влажно
поглядывал на Зою Монроз и ел со сдержанной жадностью. Роллинг угрюмо
сидел спиной к окну. Семенов развязно болтал. Зоя казалась спокойной,
очаровательно улыбалась, глазами показывала метрдотелю, чтобы он почаще
подливал гостям в рюмки Когда подали шампанское, она попросила Тыклинс-
кого приступить к рассказу.
Он сорвал с шеи салфетку:
- Для пана Роллинга мы не щадили своих жизней. Мы перешли советскую
границу под Сестрорецком.
- Кто это - мы? - спросил Роллинг.
- Я и, если угодно пану, мой подручный, один русский из Варшавы, офи-
цер армии Балаховича... Человек весьма жестокий... Будь он проклят, как
и все русские, пся крев, он больше мне навредил, чем помог. Моя задача
была проследить, где Гарин производит опыты. Я побывал в разрушенном до-
ме, - пани и пан знают, конечно, что в этом доме проклятый байстрюк чуть
было не разрезал меня пополам своим аппаратом. Там, в подвале, я нашел
стальную полосу, - пани Зоя получила ее от меня и могла убедиться в моем
усердии. Гарин переменил место опытов. Я не спал дни и ночи, желая оп-
равдать доверие пани Зои и пана Роллинга. Я застудил себе легкие в боло-
тах на Крестовском острове, и я достиг цели. Я проследил Гарина. Двад-
цать седьмого апреля ночью мы с помощником проникли на его дачу, привя-
зали Гарина к железной кровати и произвели самый тщательный обыск... Ни-
чего... Надо сойти с ума, - никаких признаков аппарата... Но я-то знал,
что он прячет его на даче... Тогда мой помощник немножко резко обошелся
с Гариным... Пани и пан поймут наше волнение... Я не говорю, чтобы мы
поступили по указанию пана Роллинга... Нет, мой помощник слишком погоря-
чился...
Роллинг глядел в тарелку. Длинная рука Зои Монроз, лежавшая на ска-
терти, быстро перебирала пальцами, сверкала отполированными ногтями,
бриллиантами, изумрудами, сапфирами перстней. Тыклинский вдохновился,
глядя на эту бесценную руку.
- Пани и пан уже знают, как я спустя сутки встретил Гарина на почтам-
те. Матерь божья, кто же не испугается, столкнувшись нос к носу с живым
покойником. А тут еще проклятая милиция кинулась за мною в погоню. Мы
стали жертвой обмана, проклятый Гарин подсунул вместо себя кого-то дру-
гого. Я решил снова обыскать дачу: там должно было быть подземелье. В ту
же ночь я пошел туда один, усыпил сторожа. Влез в окно... Пусть пан Рол-
линг не поймет меня как-нибудь криво... Когда Тыклинский жертвует
жизнью, он жертвует ею для идеи... Мне ничего не стоило выскочить обрат-
но в окошко, когда я услыхал на даче такой стук и треск, что у любого
волосы стали бы дыбом... Да, пан Роллинг, в эту минуту я понял, что гос-
подь руководил вами, когда вы послали меня вырвать у русских страшное
оружие, которое они могут обратить против всего цивилизованного мира.
Это была историческая минута, пани Зоя, клянусь вам шляхетской честью. Я
бросился, как зверь, на кухню, откуда раздавался шум. Я увидел Гарина, -
он наваливал в одну кучу у стены столы, мешки и ящики. Увидев меня, он
схватил кожаный чемодан, давно мне знакомый, где он обычно держал модель
аппарата, и выскочил в соседнюю комнату. Я выхватил револьвер и кинулся
за ним. Он уже открывал окно, намереваясь выпрыгнуть на улицу. Я выстре-
лил, он с чемоданом в одной руке, с револьвером в другой отбежал в конец
комнаты, загородился кроватью и стал стрелять. Это была настоящая дуэль,
пани Зоя. Пуля пробила мне фуражку. Вдруг он закрыл рот и нос какой-то
тряпкой, протянул ко мне металлическую трубку, - раздался выстрел, не
громче звука шампанской пробки, и в ту же секунду тысячи маленьких ког-
