что и звучит на земле первый и последний раз.
Летчик забрался куда-то на самые высокие ноты и пошел тосковать.
Танька прислонилась щекой к березе и слушала. В какую-то минуту глазам
стало горячо, и все предметы сделались расплывчатыми. Летчик доиграл до
конца и поднялся.
Вечерело, солнце закатывалось за горизонт, и, когда летчик выпрямился
во весь рост, шар его головы оказался на одном уровне с шаром солнца,
заслонив его. Подсвеченная сзади, голова летчика была черная, от макушки
и из-за ушей, как нимб, дрожали багряные лучи.
Летчик постоял, потом залез в вертолет и улетел в бесовском грохоте.
Грохот рассеялся. Стало тихо. Если бы не номерной знак "МК 44-92", можно
было бы подумать, что вертолета и не было.
А Танька все стояла, оглушенная мелодией. Потом грохотом. Потом тиши-
ной.
- О бой, о бой, о литл бой! - вопил Козлов из девятого "Б", солист
вокально-инструментального ансамбля "Романтики". Пел он, возможно, и ху-
же западных певцов, но трясся сильнее. Козлов не умел вибрировать только
голосом, как профессионалы, поэтому сотрясал все тело, и вместе с телом
вибрировал голос.
- О бой, о бой, о литл бой... - вторил солисту ансамбль "Романтики".
Ансамбль состоял из трех человек: гитара, баян и ударные. На гитаре
сидел женатый комбайнер Федосеев. А на баяне и ударных - близнецы-хули-
ганы Сорокины. В детстве Сорокины были беспризорниками и на всю жизнь
сохранили влияние улицы. Они всегда были хулиганы, только вначале ма-
ленькие хулиганы, потом юные, а теперь старые. Сорокиным было по
шестьдесят четыре года.
В колхозном клубе шли танцы. По стенам расположились старики и дети.
Зрители. Молодежь с безразличными лицами топталась друг перед другом.
Это был шейк.
Танька с Мишкой тоже плясали друг перед другом: Танька - бросив руки
вдоль тела, а Мишка - развесив локти. Старался. Танька смотрела на Миш-
ку, будто видела в первый раз. Он был такой обычный, как лопух при доро-
ге. И ничего не было в нем особенного.
- Пойдем отсюда, - рассердилась вдруг Танька. - Воют, как баптисты...
Они неслись на мотоцикле. Мишка сидел впереди, а Танька сзади, обхва-
тив Мишку поперек живота.
- Стой! - крикнула Танька.
Мишка остановился.
- Дай я поучусь, - попросила Танька.
Поменялись местами. Танька села за руль.
- Вот здесь газ, - объяснил Мишка. - А это тормоз. Так быстрее, так
медленнее. Давай!
Танька поехала, выписывая колесами кренделя.
- Руль держи! - орал Мишка.
Впереди показалась машина. Танька свернула на поле. Мотоцикл заскакал
на кочках и колдобинах. Мишку трясло так, будто он сидел на бешеном мус-
танге.
- Ты куда? - заорал он.
- Чтоб не наскочила! - заорала Танька и в ту же секунду ощутила, что
летит куда-то сначала резко вперед, потом резко вниз.
Мишка и Танька разлетелись в разные стороны и шлепнулись в свежевспа-
ханную землю.
Танька не ушиблась, но осталась лежать и, приоткрыв один глаз, наблю-
дала за Мишкой. Ей хотелось, чтобы он испугался за ее жизнь. Но Мишка
первым делом подбежал не к Таньке, а к своему мотоциклу и начал исследо-
вать машину.
- Все крыло помяла, - искренне огорчился он.
Лежать было бессмысленно. Танька поднялась.
- Из-за своей поганой мотоциклетки готов человека насмерть убить.
Земля зависла в небе, тихо плывет в галактике, покачиваясь. И вместе
с ней плывут, покачиваясь, Танька и Мишка, привалившись друг к другу
спинами, чтобы удобнее было сидеть.
Пролетели дикие утки, сильно прорезая воздух крыльями.
- Мишка! - позвала Танька и замолчала надолго, как забыла.
- Чего? - отозвался Мишка.
- Ты как собираешься жить?
Мишка никогда не думал об этом прежде и честно сосредоточился.
- Вернусь из армии, гитару куплю электрическую. Марки "Эврика".
- А потом?
- Потом женюсь на тебе.
- Интересно... А ты у меня спросил?
- Чего зря трепаться? Я ж в армию иду. Отслужу - женюсь.
- А если я за тебя не пойду?
- Тогда на Вале женюсь. На Малашкиной.
- А потом?
- Потом "Ниву" куплю.
Танька представила себе, как Валя с Мишкой едут на "Ниве" по улице
Коккинаки и из-под колес в панике выскакивают куры и бегут прочь, сильно
вытянув шеи.
- Я не про это, - с неудовольствием сказала Танька. - Я про смысл
жизни.
- Какое еще смысл? - Мишка чуть обернул голову и почувствовал щекой
Танькины волосы.
- Каждый человек должен искать смысл жизни. Знать, для чего живет, -
разъяснила Танька.
- Это пусть надстройка ищет, для чего живет. А мы базис. Мы людей
хлебом кормим.
- Неромантичный ты человек...
Мишка не обиделся.
- Ну, а ты б чего хотела? - спросил он.
Танька долго молчала, потом сказала:
- Сесть на облако и поплыть.
- Глупости это, - с пренебрежением отозвался Мишка.
- Почему?
- Так облако - это ж пар. Аш два О. Весь зад намочишь.
- Неромантичный ты человек, - вздохнула Танька.
В реке плеснулась большая рыба. Танька вздрогнула и обернулась на
всплеск.
Плакучая ива тянула ветки к самой воде. В лунном свете был различим
каждый листочек.
- Красиво... - заметил вдруг Мишка.
- Ничего особенного, - отозвалась Танька.
Эта луна, река и плакучая ива были всегда в Танькиной жизни, и никог-
да не было так, чтобы их не было.
"О бой, о бой, о литл бой!" - вопил Козлов из девятого "Б". "О бой, о
бой, о литл бой..." - вторил ансамбль солисту.
И вдруг все замолчали, будто подавились. Молодежь перестала танце-
вать. И старухи бросили сплетничать. Все обернулись и смотрели в одну
сторону.
В клуб вошла Танька об руку с летчиком.
- Кто это? - громким шепотом спросила Малашкина Валя.
- Танька с летчиком, - отозвались в толпе.
Танька поднесла к губам микрофон и запела. Летчик заиграл на трубе.
Мишка послушал, что они исполняют, и стал аккомпанировать на гитаре -
точно и тактично. Мишка тоже был очень музыкальный.
Получалось потрясающе. Все так и обмерли и слушали, разинув рты. Это
тебе не вокально-инструментальный ансамбль "Романтики".
Так представляла себе Танька, глядя в потолок.
Стояла ночь. Муравьи спали в своем муравейнике. Дед Егор посапывал на
печи. Отец в соседней комнате готовился к экзаменам в заочном техникуме.
Танька поднялась, босиком прошла к столу. Достала тетрадь в линеечку,
выдрала чистый листок.
Взяла ручку, задумалась. Потом вздохнула и вывела на листке: "Уважае-
мый летчик МК 44-92. Приходите на танцы в клуб колхоза "Краснополец". В
среду". Подумала и подписалась: "Татьяна Канарейкина".
Над Татьяниным ухом шумно засопело. Танька обернулась. За ее спиной
стояла сестра Вероника. Вероника была младше Таньки на шесть лет. Она
унаследовала от родителей их самые некрасивые черты лица, однако получи-
лась очень обаятельная.
- Наивная ты, Танька... - скептически заметила Вероника. - Так он и
пришел на наши танцы. Прямо разбежался... У них в городе знаешь какие
танцы? Там к ним студентки из стройотряда ходят.
- Да при чем здесь студентки? Я хочу вовлечь его в коллектив... Как
культмассовый сектор.
- А ты ему спой. Он в тебя влюбится, а потом куда захочешь, туда и
вовлечется. Я вон на елке спела, так в меня и Прохоров влюбился, и даже
Козлов из девятого "Б".
- Где это я ему спою? На аэродроме?
- Зачем на аэродроме? Мы его сюда вызовем.
- Он не придет... - усомнилась Танька.
- А мы ему повестку из милиции пришлем. Там написано, что если сам не
придет, то под конвоем приведут. Я видела.
- Где это ты видела?
- А у Вадима. Его папаше четыре раза присылали.
Начальник аэропорта Громов сидел у себя в кабинете в майке и в фор-
менной фуражке. Объявлял по рации:
- Коменданта аэропорта прошу зайти к начальнику аэропорта.
"Бу-бу-бу, та-та-та, ва-ва-ва..." - разносилось над летным полем.
Динамик над зданием аэропорта был испорчен, и все приказания Громова
доносились в такой вот невнятной интерпретации.
Маленький аэродром жил своей привычной жизнью. Три самолетика отдыха-
ли, присев на хвосты, как стрекозы. Цвели крупные ромашки.
На краю летного поля стояла изба. Комендант аэропорта, толстая Фрося,
баюкала в коляске ребенка.
- Фрося! - Громов высунулся в окно. - Оглохла, что ли?
- Чего?
- Где у нас скрепки лежат?
- На шкафу погляди! - крикнула Фрося.
В небе заурчало. Над лесом летел вертолет "МК 44-92". Он шел так низ-
ко, что, казалось, цеплял колесами верхушки деревьев.
- Опять лихачит! - крикнула Фрося мужу-начальнику. - Грохнется ког-
да-нибудь, а тебя под суд.
Громов надел китель, фуражку, посмотрел в зеркало и нахмурился. Про-
верил в зеркале свой грозный вид и вышел из диспетчерской на поле, ста-
раясь в дороге не растерять найденное выражение.
К Фросе подъехала на велосипеде почтальонша Зинаида.
- Фрось, кто у вас на "МК 44-92" летает? - спросила Зинаида.
- А вон... этот, новенький.
Летчик тем временем посадил вертолет и шел по полю.
- Журавлев! - строго окликнул его Громов.
Летчик подошел. Вытянулся перед начальством.
- Вы почему опять летаете на критической высоте?
- Я больше не буду, - сразу же сдался летчик.
- Буду, не буду... Вот что, Журавлев! Здесь у нас не детский сад. В
следующий раз лишитесь первого талона. Ясно?
- Ясно. Разрешите идти?
- Идите.
Летчик четко, по-военному зашагал по полю.
- Постойте... - остановил Громов.
Летчик повернулся на сто восемьдесят градусов и четко, по-военному
зашагал в обратном направлении, к Громову.
- Все хочу спросить, да забываю. Что это на вас столько железа наве-
шано?
- Где железо? - не понял летчик.
- Вот это, например, для чего? - Громов указал на цепочку, ведущую в
карман.
- Компас. - Он достал компас.
- Так в самолете же есть.
- На всякий случай, - неопределенно объяснил Журавлев.
- А на шее чего? Пропеллер?
- Камешек. Куриный бог.
Летчик достал и показал камешек. Камешек был маленький и с дыркой.
- А камень для чего?
- Это... - Летчик покраснел. - Это талисман... На счастье...
Не таких орлов хотел бы иметь Громов у себя на службе. Но служба - не
жена. Выбирать не приходится. Кого пришлют, тем и командуешь.
- Ладно, идите, - разрешил Громов.
Летчик зашагал по полю.
- Молодой человек! - позвала почтальонша Зинаида.
Летчик не обернулся.
- Мужчина! - поправила себя Зинаида.
- Вы мне?
- Вам, а кому же еще... - сказала Фрося. - Тебе тут письмо заказное
пришло. Распишись...
На городской площади летчик сел в рейсовый автобус.
- Простите, - спросил он у кондукторши. - До Бересневки далеко?
- Да не... До Лещевки - сто... А там пешком километров семь...
Летчик достал из кармана повестку из милиции и стал ее изучать. По-
вестка была странноватая. Рядом со словом "товарищ" была зачеркнута
чья-то фамилия, а сверху написано "Летчик МК 44-92". В разделе "явиться"
адрес был зачеркнут, а сверху написано: "Деревня Бересневка, Сукино бо-
лото".
Летчик пожал плечами, спрятал повестку и достал из планшетки карту.
В мире творились самые невероятные события: дефицит торгового баланса
Мексики в первом полугодии 1978 года составил 693 миллиона долларов; из-
раильские агрессоры угнали и уничтожили японский пассажирский самолет
"Боинг-707"; Министерство связи СССР выпустило в обращение почтовый
блок, посвященный 500-летию со дня рождения выдающегося итальянского ху-
дожника Джорджоне. А Танька Канарейкина собиралась на свидание.
Она вышла из дому в галошах на босу ногу, в байковом халате и в плат-
ке, повязанном по самые брови, как у бабки Маланьи. Позади шла Вероника
и несла узелок.
Прошли по деревне, как две странницы.
Вышли к оврагу, и тут случился легкий маскарад: Танька сбросила ха-
лат, галоши, платок и оказалась в полном боевом снаряжении: юбка-миди и
кофточка-лапша. Развязала узелок, достала босоножки-платформы. Переобу-
