птичьем рынке стоят сто рублей. Он пересек площадь и пошел к пригородным
электричкам. Ходил вдоль поездов, толкаясь в толпе, и громко звал: "Рад-
да!
Радда!" - и все на него оборачивались.
Потом он снова пересек площадь, вернулся к автомату и стоял на меньше
двух часов. Несколько раз он порывался уйти и уже уходил, но снова возв-
ращался и стоял, как столб. Часы на вокзале показывали уже одиннадцать
вечера.
Адам вошел в будку, набрал номер Инны и сказал:
- У меня пропала собака.
- Тогда приезжай, - сказала Инна.
- Не могу.
- Почему?
- У меня пропала собака.
Они замолчали, и это молчание было исполнено взаимного непонимания.
Адам подумал вдруг, что его колокольня, наверное, самая неудобная и про-
шита сквозняками, потому что никто не хочет лезть на нее вместе с ним.
Вадим проснулся среди ночи, будто кто-то тронул его за плечо. Он вы-
был из сна и явственно понял: собаку украли. Кто-то поманил ее, она пош-
ла, потому что еще ни разу за все свои шестнадцать лет не встречалась со
злом и даже не представляла, что оно есть на свете. Вадим купил ее не-
дельным щенком, они со Светланой любили ее как дочку. Радда питалась их
добротой, любовью и не представляла, что есть другая пища. Они никогда
не бросали Радду, никому не доверяли, и если кто-то один уезжал в отпуск
или в командировку, то другой оставался с собакой. А сейчас она на нес-
колько минут осталась на улице одна, и ее украли. Ее позвали, она пошла.
Вадим представил себе, что будет, когда вор увидит, что она старая и
почти слепая. Что он сделает с ней? Выгонит? Или убьет? Хорошо, если
убьет. А если выгонит? Вадим представил себе свою собаку - слепую и
больную, с хроническим заболеванием почек. Он делал ей уколы антибиоти-
ков, и она сама подходила к нему и подставляла ногу под иглу. Вадим
представил себе растерянность и недоумение Радды, если ее будут бить.
Именно недоумение, потому что она не знала, что это такое.
Вадим резко сел на постели. Он увидел, что Светлана тоже сидит.
- Как это могло случиться? - Она протянула к нему руки, плача, будто
желая получить ответ прямо в ладошки.
- Как?
"Я вас предал - вот как, - подумал Вадим. - И ее. И тебя".
- Может быть, завтра вернется, - сказал он. - Просто заблудилась.
Ребенок орал, надрывался, а семнадцатилетняя Пескарева преспокойно
отправилась в туалет.
- О! Мамаша называется, - осудила Инна. - Ребенок орет, а ей хоть бы
что...
- Не привыкла еще, - сказала Ираида. - Сама еще ребенок. Ей в куклы
играть.
На посту зазвонил телефон. Ираида сняла трубку, послушала и сказала:
- Тебя.
Инна взяла трубку и побледнела. Кровь отлила от головы, сердце заба-
рахталось, не справляясь. Это был тот человек, которого она любила.
- Когда и где? - спросила Инна. Все остальные вопросы были лишними,
тем более что ее ждали грудные дети, которые имели право не ждать.
- Семь, - сказал он. - Телевизионная башня.
"Почему телевизионная башня?" - подумала Инна, отходя к орущему ре-
бенку. А потом вспомнила, что он живет возле ВДНХа, и значит, до телеви-
зионной башни ему удобно добираться. А то что ей пилить через всю Моск-
ву, так это ни при чем. К тому же он передвигается на собственной маши-
не, а она на общественном транспорте.
Инна взяла ребенка на руки. Он был запеленат под грудку, а ручки сво-
бодны, и он поджал их, как зайчик. У него была послеродовая желтушка и
черные волосики, и он походил на япончика. Подошла семнадцатилетняя Пес-
карева, взяла своего япончика, достала полудетскую грудь. Ребенок забес-
покоился, дернул личиком вправо - промахнулся мимо соска, потом влево -
опять промахнулся, и в третий раз попал точно, вцепился. Инна подумала:
недолет, перелет, цель. Так же обстреливают с воздуха, и этот военный
маневр называется "вилка".
Япончик мощно тянул материнское молоко, постанывая от жадности. Инне
вдруг стало пронзительно жаль этого ребеночка и его маленькую маму. Ста-
ло жаль всех на свете, и себя среди всех. Она поняла, что из встречи ни-
чего путного не получится. Нечего и ходить.
- Ну, - спросил он с насмешкой. - Отдохнула?
- Отдохнула, - осторожно ответила Инна, пытаясь определить дальнейший
ход беседы.
Пока она ехала к нему на трех видах транспорта, все думала, что он ей
скажет, и проговаривала про себя варианты. Первый: он скажет: "Я так ус-
тал бороться с собой и с тобой. Вся душа испеклась и скукожилась, как
обгорелая спичка. Давай больше не будем расставаться ни на секунду. По-
ложим души в любовь. Пусть отмокнут".
Второе: "Привык я к тебе, как собака к палке. Давай поженимся, черт с
тобой". Она спросит: "А твои причины?" Он скажет: "Нет причины главнее,
чем любовь".
Третий, самый неблагополучный вариант: он скажет:
"Инна, подожди еще четыре месяца". Тогда она с достоинством подожмет
губы и ответит: "Но не больше ни на минуту". И они отсчитают ровно четы-
ре месяца от сегодняшнего дня, назначат день, час и место. Назначат,
когда и где им предстоит встретиться, чтобы больше не расставаться.
- Ну и что? - спросил он. - Нашла себе?
Инна внимательно смотрела в его лицо, пытаясь разгадать по его глазам
хотя бы один из вариантов, но беседа шла по какому-то иному логическому
ходу. Ни одного из вариантов не предусматривалось. Видимо, его причины
были все-таки главнее, чем любовь. И это по-прежнему были его причины, а
не ее. Инне захотелось сказать: "Нашла". Тогда он бы спросил: "А зачем
же ты пришла?"
Она: "А зачем ты звал?"
Он: "Посмотреть".
Она: "Посмотрел?"
Он: "Посмотрел".
Она: "Ну, пока".
Он: "Пока".
И она уйдет. И чужие старые собаки, размахивая пузом, будут скакать
вокруг ее жизни.
- А я и не искала, - ответила Инна.
- А почему так долго думала? - не поверил он.
- Вспоминала.
- Врешь?
- А зачем мне искать? Ты есть у меня.
Дальше он должен был сказать: "Я так устал от разлуки" и т.д. Но он
самодовольно сморгнул, как человек, который боялся, что его обворовали,
но вот он зажег свет и убедился, что все на месте. Он успокоился, само-
довольно сморгнул и предложил:
- Давай посмотрим "Пустыню".
Фильм только что вышел и там были заняты замечательные артисты. Он
включил зажигание и, глядя через плечо, попятил машину. Инна поняла:
программа была прежней. Сейчас они пойдут в кино, потом поедут к ней, а
потом он пойдет домой. Все, как раньше. С той разницей, что раньше она
ждала, а сейчас вопрос ожидания был снят с повестки. Новая схема была
такая: устраивает - пожалуйста, не устраивает - пожалуйста. Можно было
не предполагать и не догадываться, а просто спросить об этом. Но тогда
на прямой вопрос она получит прямой ответ, и после этого оставаться в
машине будет невозможно. Надо будет уйти. А она так давно его не видела.
Подъехали к кинотеатру.
- Поди посмотри, что там, - велел он.
Инна вышла из машины и стала подниматься по широкой лестнице к касса-
ми. Захотелось вернуться и спросить: а почему я? Кто из нас двоих мужчи-
на? Вспомнила, как они с Адамом выходили из магазина. Он открыл перед
ней дверь. За дверью стоял нетрезвый плюгавый мужичонка, и Адам чуть не
снес этого мужичонку с поверхности земли.
- Осторожно... - сказала Инна.
- Пусть он сам "осторожно", - возразил Адам. - Идет королева.
А тут королева пилит через всю Москву на трех видах транспорта, те-
перь бежит к кассам, потом повезет его к себе домой, будет утешать, шеп-
тать на ухо, сколько он достоинств в себе совмещает. И это вместо того,
чтобы держать возле груди своего собственного япончика...
Сеанс был неподходящий, и фильм шел плохой, хоть и итальянский.
- Вы не скажете, где идет "Пустыня"? - спросила Инна у кассирши.
- Позвоните ноль пять, - предложила кассирша.
Инна нарыла в кармане монету, подошла к автомату и набрала 05. Разум-
ный женский голос тут же отозвался:
- Тринадцатый слушает.
- Скажите, пожалуйста, где идет фильм "Пустыня"? - спросила Инна, ди-
вясь, что женщина под номером "тринадцать" спрашивает и слушает так вни-
мательно и индивидуально, будто находится не на работе, а дома.
- Позвоните, пожалуйста, через десять минут, - интеллигентно попроси-
ла женщина, будто действительно была не на работе, а дома, и варила ко-
фе, и боялась, что он убежит.
- Я не могу через десять минут! - крикнула Инна.
Но трубку уже положили.
Инна снова вернулась к кассирше.
- Скажите, пожалуйста, а у вас есть... - она зашевелила пальцами, -
ну как это... киношное меню?
- Что? - не поняла кассирша.
- Ну... такой листок, где написано, где что идет.
- Обойдите кинотеатр с другой стороны. Там должно быть.
Инна вышла и стала спускаться по лестнице, чтобы обойти кинотеатр.
Следом за ней шли два здоровенных парня, или молодых мужика.
- Я за три дня побывал в Ереване, Тбилиси и Баку, - сказал один дру-
гому.
- Значит, ты не был нигде, - ответил другой. - Ни в Ереване, ни в
Тбилиси, ни в Баку. Правда, девушка?
- Он был в самолете, - сказала Инна и оглянулась на машину. Ей хоте-
лось, чтобы Он увидел ее, и увидел, что она нравится и годится на
большее, чем на то, чтобы ею забивали недостающие участки в жизни. Как
чучело паклей. Но Он не увидел. Он смотрел перед собой. Его лицо было
мрачным и сосредоточенным, и Он походил на собственную жертву.
Инна обошла кинотеатр, но меню не увидела. Она решила, что была нев-
нимательна, и пошла во второй раз, ощупывая глазами стены. И вдруг она
поймала себя на том, что кружит, как лошадь в шахте. Мать рассказывала,
что в прежние времена в шахтах работали лошади и двигались по кругу де-
сять и двадцать лет. Потом они слепли, но не знали об этом, потому что в
шахте все равно темно. А потом их поднимали на землю, но они уже не мог-
ли видеть ни неба, ни травы. И, очутившись на земле, начинали ходить по
кругу, хотя это было уже не надо. Но иначе они не умели.
Инна сошла с круга, пересекла дорогу и направилась к автобусной оста-
новке. Подошел автобус. Она вошла в него и села на сиденье, которое было
выше остальных. Автобус тронулся. Инну стало сильно трясти, и она дога-
далась, что сиденье располагается на колесе. Она пересела поближе к во-
дителю, но тогда по ногам пахнуло жаром, видимо, в этом месте была ото-
пительная система.
Инна встала и поехала стоя в полупустом автобусе, держась за ручку.
Думала о том человеке, которого она любила. Он, наверное, решит, что Ин-
на стоит в длинной очереди за билетом. Потом ему надоест ждать, он вый-
дет из машины и поднимется по лестнице к кассам. Там он спросит у кас-
сирши: "Вы здесь не видели... такую высокую блондинку?" Потом он обойдет
вокруг кинотеатра, вернется в машину, подождет еще немного и поедет до-
мой. А во втором случае, то есть в том случае, если бы Инна не ушла, они
вдвоем бы пошли в кино, потом он проторчал бы у Инны, а потом поехал до-
мой. Во всех случаях он возвращался домой, как самолет на аэродром. По-
летает и приземлится. Но у самолета - расписание и график, а у этого -
свободный полет. У него никто не спрашивает отчета. Он пользуется полной
свободой внутри жестоких обязательств. Как орел в зоопарке. Инна вспом-
нила его мрачное лицо, подумала, что никакой он не орел и не самолет.
Несчастный человек. И его причины - действительно очень уважительные
причины, и он горит с четырех сторон, как подожженная газета. И он любит
ее, Инну, как сейчас говорят: по-своему. Наверное, ту лошадь в шахте то-
же любили по-своему, и по-своему сочувствовали, и давали ей с ладони са-
хар и пряники.
Инна доехала до станции метро, сошла с автобуса и разыскала телефон-
ную будку. Набрала номер Адама. Номер состоял только из четных чисел,
легко запоминался, был прост и ясен, как Адам. Запели гудки. У Инны было
сейчас состояние, как тогда, в лесу, после суда. Хотелось сказать: "Мне
