своем месте и ел из своей тарелки. Но раньше они были врозь, а теперь -
вместе. Когда подали второе, Адам снял со своей тарелки круглый парнико-
вый помидор и перенес его в тарелку Инны - так, будто она - его дочь и
ей положены лучшие куски. Инна не отказалась и не сказала "спасибо".
Восприняла как должное. На этом кругленьком, почти не настоящем помидор-
чике как бы определилась дальнейшая расстановка сил: он все отдает, она
все принимает без благодарности. И неизвестно - кому лучше? Дающему или
берущему? Отдавая, человек лишается чего-то конкретного, скажем, помидо-
ра. А черпает из чаши добра.
Инна тоже черпала, было дело. Отдала все, чем была богата, - моло-
дость, надежды. И с чем она осталась?
После обеда поехали по местным торговым точкам. Инна знала - в заго-
родных магазинах можно купить то, чего не достанешь в Москве. В Москве у
каждого продавца своя клиентура и клиентов больше, чем товаров. А здесь,
в ста километрах, клиентов может не хватить, и стоящие товары попадают
на прилавок.
Инна вошла в дощатый магазин, сразу же направилась в отдел "мужская
одежда" и сразу же увидела то, что было нужно: финский светло-серый кос-
тюм из шерстяной рогожки. Инна сняла с кронштейна костюм, пятидесятый
размер, третий рост, и протянула Адаму.
- Идите примерьте! - распорядилась она.
Адам не знал, нужен ему костюм или нет. Но Инна вела себя таким обра-
зом, будто она знала за него лучше, чем он сам.
Адам пошел в примерочную, задернул плюшевую занавеску. Стал переоде-
ваться, испытывая все время внутреннее недоумение. Он не привык, чтобы о
нем заботились, принимали участие. Жена никогда его не одевала и не оде-
валась сама. Она считала - не имеет значения, во что одет человек. Имеют
значения нравственные ценности. Она была человеком завышенной нравствен-
ности.
Инна отвела шторку, оглядела Адама. Пиджак сидел как влитой, а брюки
были велики.
Инна принесла костюм сорок восьмого размера, высвободила с вешалки
брюки и протянула Адаму.
- Оденьте эти брюки, - велела она. - А эти снимите.
- Почему? - не понял Адам.
- Велики.
- Разве?
- А вы не видите? Сюда же можно засунуть еще один зад.
- Зато не жмут, - неуверенно возразил Адам.
- Самое главное в мужской фигуре - это зад!
Она действительно была убеждена, что мужчина во все времена должен
гоняться с копьем за мамонтом и у него должны торчать ребра, а зад обя-
зан быть тощий, как у кролика, в брюках иметь полудетский овальный рису-
нок.
У Адама в прежних портках зад выглядел как чемодан, и любая мечта
споткнется о такое зрелище.
- Тесно, - пожаловался Адам, отодвигая шторку. - Я не смогу сесть.
Инна посмотрела и не поверила своим глазам. Перед ней стоял элегант-
ный господин шведского типа - сильный мира сего, скрывающий свою власть
над людьми.
- Останьтесь так, - распорядилась Инна. Она уже не смирилась бы с об-
ратным возвращением в дедовские штаны и неприталенную рубаху, которая
пузырилась под поясом.
Она взяла вешалку, повесила на нее брюки пятьдесят второго размера,
пиджак сорок восьмого. Отнесла на кронштейн.
- Идите платить, - сказала она.
- Наверное, надо предупредить продавщицу, - предположил Адам.
- О чем?
- О том, что мы разрознили костюм. Что он не парный...
- И как вы думаете, что она вам ответит? - поинтересовалась Инна.
- Кто?
- Продавщица. Что она вам скажет?
- Не знаю.
- А я знаю. Она скажет, чтобы вы повесили все, как было.
- И что?
- Ничего. Останетесь без костюма.
Адам промолчал.
- У вас нестандартная фигура: плечи - пятьдесят два, а бедра - сорок
восемь. Мы так и купили. Я не понимаю, что вас не устраивает? Вы хотите
иметь широкие штаны или узкий пиджак?
- Да, но придет следующий покупатель, со стандартной фигурой, и оста-
нется без костюма. Нельзя же думать только о себе.
- А чем вы хуже следующего покупателя? Почему у него должен быть кос-
тюм, а у вас нет?
Адам был поставлен в тупик такой постановкой вопроса. Честно сказать,
в самой-самой глубине души он считал себя хуже следующего покупателя.
Все люди казались ему лучше, чем он сам. И еще одно обстоятельство: Адам
не умел быть счастлив за чей-то счет, и в том числе за счет следующего
покупателя.
- Ну, я не знаю... - растерянно сказал Адам.
- А я знаю. Вы любите создавать себе трудности, - определила Инна. -
Вас хлебом не корми - дай пострадать.
Она взяла Адама за руку и подвела к кассе.
- Сто шестьдесят рублей, - сказала кассирша.
Адам достал деньги, отдал кассирше. Та пересчитала их и бросила в
свой ящичек, разгороженный для разных купюр. И все это время у Адама бы-
ло чувство, будто идет через контрольный пост с фальшивыми документами.
Инна отошла к продавцу и протянула старую одежду Адама.
- Заверните.
Продавец ловко запаковал, перевязал шпагатиком и вручил сверток.
Вышли на улицу.
Возле магазина был небольшой базар. Старухи в черном продавали яблоки
в корзинах и астры в ведрах.
Увидев Адама и Инну, они притихли, как бы наполнились уважением. Инна
посмотрела на своего спутника - со стороны, глазами старух - и тоже на-
полнилась уважением. А уважение - самый необходимый компонент для пирога
любви.
- Потрясающе... - обрадовалась Инна, услышав в себе этот необходимый
компонент.
- Да? - Адам осветился радостью и тут же забыл свои недавние сомнения
относительно следующего покупателя.
"А в самом деле, - подумал он. - Почему не я?" Он давно хотел иметь
хороший костюм, но все время почемуто откладывал на потом. Хотя почему
"потом" лучше, чем "сейчас"? Наверняка хуже. "Потом" человек бывает
старше и равнодушнее ко всему. В жизни надо все получать своевременно.
- Maintenant, - проговорил Адам.
- Что? - не поняла Инна.
- Maintenant по-французски - это сейчас.
Инна остановилась и внимательно посмотрела на Адама. Она тоже ничего
не хотела ждать. Она хотела быть счастливой сегодня. Сейчас. Сию минуту.
Адам подошел к старухе и купил у нее цветы. Астры были с блохами, а с
повядших стеблей капала вода.
Инна оглядела цветы, вернула их бабке, востребовала деньги обратно и
купила на них яблоки у соседней старухи. Когда они отошли, Адам сказал,
смущаясь замечания:
- По-моему, это неприлично.
- А продавать такие цветы прилично? - Инна посмотрела на него наивны-
ми зелеными глазами.
"И в самом деле", - усомнился Адам.
По вечерам в санатории показывали кино. Фильмы были преимущественно о
любви и преимущественно плохие. Похоже, их создатели не догадывались,
зачем мир расколот на два пола - мужчин и женщин. И не помнили наверня-
ка, как люди размножаются, - может быть, отводками и черенками, как де-
ревья.
Однако все отдыхающие шли в просмотровый зал, садились и пережидали
кино от начала до конца, как пережидают беседу с занудливым собеседни-
ком. С той разницей, что от собеседника уйти неудобно, а с фильма - мож-
но.
Инна и Адам садились рядом и смотрели до конца, не потому что их ин-
тересовала вялая лента, а чтобы посидеть вместе. Инна все время ждала,
что Адам проявит какие-то знаки заинтересованности: коснется локтем лок-
тя или мизинца мизинцем. Но Адам сидел как истукан, глядел перед собой с
обалделым видом и не смел коснуться даже мизинцем. Инна догадывалась,
что все так и будет продолжаться и придется брать инициативу в свои ру-
ки. Такого в ее небогатой практике не встречалось. Адам был исключением
из правила. Как правило, Инна находилась в состоянии активной обороны,
потому что не хотела быть случайной ни в чьей жизни. Пусть даже самой
достойной.
В понедельник киномеханик был выходной. Отдыхающие уселись перед те-
левизором, а Инна и Адам отправились пешком в соседнюю деревню. В клуб.
В клубе кино отменили. В этот день проходил показательный процесс вы-
ездного суда. Инна выяснила: истопник пионерского лагеря "Ромашка" убил
истопника санатория "Березка". Оба истопника из этой деревни, поэтому
именно здесь, в клубе, решено было провести показательный суд, в целях
педагогических и профилактических.
Деревня состояла из одной улицы, и вся улица собралась в клуб. Народу
набралось довольно много, но свободные места просматривались. Инна и
Адам забрались в уголочек, приобщились к зрелищу. Скорбному театру.
За длинным столом лицом к залу сидел судья - черноволосый, с низким
лбом, плотный и идейно добротный. По бокам от него - народные заседате-
ли, женщины со сложными, немодными прическами и в кримпленовых костюмах.
На первом ряду, спиной к залу, среди двух милиционеров сидел подсуди-
мый, истопник "Ромашки".
- А милиционеры зачем? - тихо спросила Инна.
- Мало ли... - неопределенно отозвался Адам.
- Что?
- Мало ли что ему в голову взбредет.
Инна внимательно посмотрела на "Ромашку" и поняла: ему ничего в голо-
ву не взбредет. "Ромашка" был мелок, худ, как подросток, невзрачен, с
каким-то стертым лицом, на котором читались явные признаки вырождения.
Чувствовалось, что его род пришел к окончательному биологическому упад-
ку, и следовало бы запретить ему дальше размножаться, в интересах охраны
природы. Однако выяснилось, что у обвиняемого двое детей, которые его
любят. А он любит их.
Судья попросил рассказать "Ромашку", как депо было. Как это все прои-
зошло.
"Ромашка" начал рассказывать о том, что утром он подошел к шестерке
за бутылкой и встретил там "Березку".
- Какая шестерка? - не понял судья.
Ромашка объяснил, что шестерка - это сельмаг N 6, который стоит на их
улице и сокращенно называется "шестерка".
Судья кивнул головой, показывая кивком, что он понял и удовлетворен
ответом.
..."Березка" подошел к "Ромашке" и положил ему на лицо ладонь с рас-
топыренными пальцами. ("Ромашка" показал, как это выглядело, положив
свою ладонь на свое лицо.)
Он положил ладонь на лицо и толкнул "Ромашку" - так, что тот полетел
в грязь.
По показаниям свидетелей, потерпевший "Березка" имел двухметровый
почти рост и весил сто шестнадцать килограмм. Так, что "Ромашка" был ве-
личиной с одну "Березкину" ногу. И наверняка от незначительного толчка
летел далеко и долго.
- Дальше, - потребовал судья.
- Дальше я купил бутылку и пошел домой, - продолжал "Ромашка".
Он нервничал до озноба, однако, чувствуя внимание к себе зала, испы-
тывал, как показалось Инне, что-то похожее на вдохновение. Он иногда
криво и немножко высокомерно усмехался. И зал внимал.
- А потом днем я опять пришел к шестерке. Сел на лавку.
- Зачем? - спросил судья.
- Что "зачем"? Сел или пришел?
- Зачем пришел? - уточнил судья.
- За бутылкой.
- Так вы же уже взяли утром, - напомнил судья.
"Ромашка" посмотрел на судью, не понимая замечания.
- Ну да, взял... - согласился он.
- Куда же вы ее дели?
- Так выпил... - удивился "Ромашка".
- С утра? - в свою очередь удивился судья.
- Ну да! - еще больше удивился "Ромашка", не понимая, чего тут можно
не понять.
- Дальше, - попросил судья.
- Я, значит, сижу, а он подошел, сел рядом со мной и спихнул. Вот
так, - "Ромашка" дернул бедром. - Я упал в грязь.
"Ромашка" замолчал обиженно, углубляясь в прошлое унижение.
- Ну а дальше?
- Я пошел домой. Взял нож. Высунулся в окно и позвал: "Коль..." Он
пошел ко мне. Я встал за дверями. Он постучал. Я открыл и сунул в него
нож. Он ухватился за живот и пошел обратно. И сел на лавку. А потом лег
на лавку.
"Ромашка" замолчал.
- А потом? - спросил судья.
- А потом помер, - ответил "Ромашка", подняв брови.
Медицинская экспертиза показала, что нож попал в крупную артерию, и
потерпевший умер в течение десяти минут от внутреннего кровотечения.
- Вы хотели его убить или это получилось случайно? - спросил судья.
- Конечно, хотел, - "Ромашка" нервно дернул лицом.
- Может быть, вы хотели его только напугать? - мягко, но настойчиво
