- Зачем?
- Ей нечем стало бы дышать, и она разжала бы зубы.
- Я не догадалась, - клоунеса подняла брови.
- Между прочим, я тоже ужасно боюсь кошек, - сказала жена алкоголика.
- Вот я иду мимо них и никогда не знаю, что у них на уме.
Вернулся Адам. Он сел за стол и начал есть.
- Это очень хороший сон, - сказала Инна. Она сказала то, что клоунеса
хотела от нее услышать.
Людям совершенно не обязательно заранее знать плохую правду. Плохая
правда придет сама и о себе заявит. Людям надо подкармливать надежду.
Клоунеса радостно закивала, поверила, что кусающая кошка - вестник
прекрасных перемен.
- Жена? - тихо спросила Инна.
Он кивнул.
- Ты уезжаешь?
Он кивнул.
- Навсегда?
- На полдня. Туда и обратно.
Адам поднял глаза на Инну, и она увидела в них, что цепная реакция
его души уже совершилась и никакие звонки не в состоянии ее расщепить.
Инна хотела улыбнуться, но сморщилась. Она устала.
- Жена уезжает в командировку. Некуда девать собаку. Она попросила,
чтобы я ее забрал.
- А как ее зовут? - спросила Инна.
- Кого? Жену?
- Собаку.
- Радда... Она вез время радовалась. Мы ее так назвали.
- Глупая, что ли?
- Почему глупая?
- А почему все время радовалась?
- Оттого что умная. Для радости найти причины гораздо сложнее, чем
для печали. Люди любят себя, поэтому им все время что-то для себя не
хватает. И они страдают. А собаки любят хозяев и постоянно радуются сво-
ей любви.
- Я тебя провожу, - сказала Инна.
- Проводишь и встретишь.
Адам вернулся к вечеру и повел Инну в деревню Манино - ту самую, где
шел суд.
Держать собаку в санатории категорически запретили. Адам договорился
со старушкой из крайнего дома, и она за пустяковую цену сдала Радде пус-
тую конуру. Радда без хозяина остаться не пожелала, она так взвыла, что
пришлось Адаму поселиться у той же старушки. Он решил, что будет кор-
миться в санатории, а жить в деревне.
- А какой она породы? - спросила Инна.
- Шотландский сеттер.
Инна в породах не разбиралась и не представляла себе, как выглядит
шотландский сеттер, однако оба этих слова ей понравились. За словом
"шотландский" стояло нечто еще более иностранное, чем "английский". За
этим словом брезжили молчаливые блондины в коротких клетчатых юбках.
Дорога шла через овраг. На дне оврага стучал по камешкам ручей. Через
него лежали деревянные мостки с деревянными перилами. " Как в Шотлан-
дии", - подумала Инна, хотя овраг с ручейком и мостиком мог быть в любой
части света. Кроме Африки. А может, и в Африке.
- А она красивая? - спросила Инна.
- Она очень красивая, - с убеждением сказал Адам. - Она тебе понра-
вится. Она не может не понравиться.
Он открыл калитку, сбросив с нее веревочную петлю, и вошел во двор.
Большая тяжелая собака, улыбаясь всей пастью и размахивая хвостом, уст-
ремилась навстречу. Она подняла к Инне морду с выражением: "Ну, что бу-
дем делать? Я согласна на все", и Инна увидела, что ее правый глаз затя-
нут плотным сплошным бельмом и напоминает крутое яйцо. Вокруг смеющейся
пасти - седая щетина, а розовый живот болтается как тряпка...
- Она старая? - догадалась Инна.
- Ага, - беспечно сказал Адам. - Ей шестнадцать лет.
- А сколько живут собаки?
- Пятнадцать.
- Значит, ей сто десять лет? - спросила Инна. - Она у тебя долгожи-
тель?
Адам тихо, счастливо улыбался, поскольку присутствовал при встрече
самых родных и необходимых ему существ.
Из дома вышла старуха и высыпала в траву собачий ужин: остатки каши и
размолоченный хлеб. Радда обнюхала и с недоумением поглядела на хозяина.
- Ешь, - приказал Адам. - Ты не дома.
Радда стала послушно есть, и такая покорность была почему-то неприят-
на Инне. Она поняла, что старая собака будет жрать все, абсолютно все,
без исключения, если хозяин прикажет: ешь.
Радда покончила с ужином и угодливо обнюхала каждую травинку, прове-
ряя, не осталось ли чего, и посмотрела на Адама, ожидая похвалы.
- Пошли погуляем, - предложил Адам.
Вышли на дорогу. Собака побежала впереди. Инна обратила внимание, что
она не останавливается для малой нужды, как все собаки, а продолжает ид-
ти на чуть согнутых и чуть раскоряченных ногах, не прерывая своего заня-
тия. Видимо, ей было жалко тратить на это время. Собака знакомилась со
всем, что встречалось ей на дороге: обрывки газет, деревенские собаки,
редкие прохожие. Подбегая к людям, она прежде всего обнюхивала конец жи-
вота, отчего люди конфузились, смущенно взглядывали на Адама и Инну, и у
Инны было такое чувство, будто она участвует в чем-то малопристойном.
- Радда! Фу! - прикрикивал Адам низковатым скрипучим голосом. В разд-
ражении его голос как бы терял соки и становился необаятельным. И можно
было себе представить, каков он в раздражении.
- Пойдем на речку, - попросила Инна.
Адам открыл дверцы машины. Радда тут же привычным движением вскочила
на переднее сиденье.
- А ну убирайся! - приказал Адам, но Радда и ухом не повела. Ей хоте-
лось быть как можно ближе к хозяину, и она умела не слышать то, что ей
не хотелось слышать.
- Ее надо вымыть, - заметила 14нна тускло.
- Разве? - удивился Адам, отмечая тусклость ее голоса и теряясь.
- А ты не чувствуешь?
Дорога к реке и река были прежними, но Инна не могла пробиться к
прежней радости. Ей что-то мешало, но что именно - она не могла опреде-
лить.
Радде не мешало ничего. Выскочив из машины на берег, она пришла в не-
описуемый восторг. Она разогналась и влетела в воду, поплавала там
по-собачьи, приподняв нос над водой, потом выскочила на берег, сильно
стряхнулась, и брызги веером полетели на Инну, и в каждой капле отража-
лись все семь цветов светового спектра.
- Убери ее, - тихо и определенно попросила Инна.
Убрать собаку, а самому остаться возле Инны было практически невоз-
можно. Собаку можно было убрать только вместе с собой.
Адам разделся, взял собаку за ошейник и пошел вместе с ней в воду.
Инна сидела на берегу, насупившись, и наблюдала, как он выдавил на ла-
донь полтюбика шампуня и стал мыть собаку. Инна подумала, что этими же
руками он обнимет ее вечером, и насупилась еще больше. Освободившись от
хозяина, собака выскочила на берег, опрокинулась на спину и стала ка-
таться по земле, как бы назло: дескать, ты меня мыл, а я сейчас запачка-
юсь.
- Фу! - сказал Адам, выходя.
Инна не поняла - почему "фу", посмотрела внимательнее и увидела, что
собака катается по засохшим коровьим лепешкам.
- Убери ее - снова потребовала Инна.
- Она что, тебе мешает? - заподозрил Адам.
Инна внимательно посмотрела на Адама и вдруг увидела, что они похожи
со своей собакой: та же седая желтизна, то же выражение естественности
на длинном лице. И то же упрямство. Чем бы их желания ни были продикто-
ваны, пусть даже самыми благородными намерениями, но они всегда делали
так, как хотели, - и Радда, и Адам. Эта собачья преданность была прежде
всего преданностью себе.
- Да, - сказала Инна. - Мешает.
- Тогда как же мы будем жить?
- Где? - не поняла Инна.
- В Москве. У тебя. Я же не смогу ее бросить. Я должен буду взять ее
с собой.
- Кого? - растерялась Инна.
- Собаку, кого же еще...
Это было официальное предложение. И все остальное теперь зависело
только от нее. Значит, не зря она приехала в санаторий и так дорого зап-
латила за путевку и за подарок той тете, которая эту путевку доставала.
- Ты еще сам не переехал, - растерянно сказала Инна. - А уже собаку
свою тащишь...
Решено было, что стены прихожей они обошьют деревом, а спальню обтя-
нут ситцем, и тогда спальня будет походить на шкатулку. А гостиную они
оклеят нормальными обоями, но изнаночной стороной. И гостиная будет бе-
лая. Она видела такую гостиную в доме у иностранцев. Книжных полок реши-
ли не покупать, а сделать стеллажи из настоящих кирпичей и настоящих до-
сок. На кирпичи положить доски и укрепить, чтобы не рассыпались. Такое
она видела в иностранном журнале. Было решено - никаких гарнитуров, ни-
какого мещанства. Основной принцип - рукоделье, то есть дело рук, а зна-
чит, и творчества.
Еще было решено, что вить гнездо они начнут после того, как Адам раз-
ведется с женой и официально распишется с Инной. Можно было бы принять
другой план: сначала съехаться и обивать спальню ситцем, а потом уже
разводиться и расписываться. Но Инна боялась, что, если согласится на
этот план, Адам начнет тянуть с разводом и, в конце концов, захочет сох-
ранить обеих женщин, как это сделал тот человек, которого она любила.
Потому что в каждой женщине есть то, чего нет в другой.
Срок пребывания в санатории подходил к концу. Они каждый день гуляли
втроем: Адам, Инна и Радда, и каждый раз выбирали новые маршруты, чтобы
разнообразить впечатления. Адам в угоду Инне орал на собаку, но собака
не обижалась. Для нее было главное, чтобы хозяин находился рядом. Когда
он уходил и оставлял собаку одну, в ней образовывалось чувство, похожее
на голод, стой разницей, что голод она могла терпеть, а этот, душевный,
голод - нет. Каждая секунда протягивалась в бесконечность, и в этой бес-
конечности сердце набухало болью и работало как бы вхолостую, без крови,
и клапана перетирались друг о друга. И собаке казалось: если это состоя-
ние не кончится, она взбесится. И тогда она начинала рыдать в конуре.
Выходила старуха и что-то говорила, но Радда не слышала ее сквозь отча-
янье. Потом возвращался хозяин, и сердце сразу наполнялось горячей
кровью и все успокаивалось внутри.
Адам любил свою собаку, но в присутствии Инны он стеснялся и даже бо-
ялся это обнаружить. Он испытывал к Инне то же самое, что Радда к нему.
В отсутствие Инны он слышал в себе тот же самый душевный голод и так же
трудно его переносил. Инна понимала это и догадывалась, что если она
скажет: "Адам!" - и бросит палку в кусты, он тут же помчится со всех
ног, путаясь в ногах, и принесет ей эту палку в зубах, и, приподняв ли-
цо, будет ждать, что ему дадут кусочек сахару или погладят по щеке.
Инна наслаждалась своей властью и временами была почти счастлива, но
все же что-то ей мешало. Если бы понять - что именно. И однажды поняла.
Это было в полдень.
Они вышли в поле, похожее на степь, покрытое шелковым ковылем. Радде
что-то показалось подозрительным, и она осторожно вошла в ковыль.
- Мышь, - предположил Адам. - Или крот.
Он крикнул какой-то охотничий термин. Радда вся напряглась и забеспо-
коилась.
- Челноком идет, - сказал Адам, будто Инна что-то в этом понимала.
Собака красиво стелилась по полю. Отсюда было не видно ее бельмастого
глаза, высокая трава скрывала дряблый живот. Была видна только узкая по-
родистая морда, темно-коричневая спина и вдохновенный ход гончей собаки.
Адам с любовью и родительской гордостью смотрел на Радду и приглашал
глазами Инну разделить его любовь и гордость. И сам в это время был по-
хож на студента, и очки поблескивали на солнце.
- Как молодая, - сказал Адам. И в этот момент Инна отчетливо поняла,
что ей мешало. КАК. Собака, шла КАК молодая, но она была старая. И то,
что случилось у нее с Адамом, - КАК любовь. И даже с официальным предло-
жением и ситцевыми стенами. Но это - не любовь. Это желание любви, выда-
ваемое за любовь. И тот человек, которого она любила, всплыл перед гла-
зами так явственно, будто стоял возле крайней березы. Их отношения пос-
леднее время были похожи на боксерский матч - кто кому сильнее врежет. С
той разницей, что в боксе сохраняются правила игры, а они без правил, в
запрещенные места. И сейчас, уехав в санаторий и присмотрев себе Адама,
врезала она. Так, чтоб не встал. Но он встал и стоял возле крайней бере-
зы, усмехаясь, вытирая кровь с зубов.
А собака все шла над шелковым ковылем.
А Адам весь светился, щурясь.