спросили молодые люди.
-Он у ног герцогини!
-То есть, иначе говоря, он смеется над нею?
-Нисколько! Он обожает ее...
-Ну уж пожалуйста! - вспыхнул Рауль.- Я много видел на
свете необычного, но чтобы наваррский король мог полюбить
герцогиню Монпансье, своего злейшего врага, этого...
-Э, полно, друг мой, вы еще увидите, что сама герцогиня
окажется очень восприимчивой к нежным чувствам нашего короля!
Рауль взглянул на Лагира и сказал:
-Знаете что? По-моему, опасно оставлять долее команду в
руках мсье Ноэ! Он бредит!
-Мсье Рауль,- возразил Ноэ,- я не из тех, которые
обижаются на шутку, потому что всегда могу отплатить той же
монетой. Но я с удовольствием придержу вам сотенку пистолей на
пари, что не пройдет и двух дней, как герцогиня полюбит нашего
короля!
-Гм...- ответил Рауль,- в конце концов она всегда
отличалась капризами и причудами!
-А я готов биться с вами на сто пистолей! - подхватил
Лагир, не находя в себе силы допустить, чтобы герцогиня Анна
была способна любить кого- нибудь другого, кроме него.
-А я готов придержать пятьдесят за то, что наш король
никогда не полюбит герцогиню! - сказал Рауль.
-Господа, ваши пари приняты! - с комической
торжественностью объявил Ноэ.
Тем временем Генрих Наваррский все еще был на коленях
перед Анной Лотарингской.
Хотя герцогиня не без основания считалась самым
выдающимся политиком в Европе, но все же была женщиной, а
потому не могла остаться нечувствительной к ухаживанию
красивого, ловкого человека, хотя бы то и был ее враг. А Генрих
в этот день показался Анне особенно очаровательным. Прежде ей
как-то не приходилось присматриваться к нему, но теперь она с
удивлением видела, что Генрих был далек по виду от грубого
мужика, одетого в сермягу, пахнущего чесноком и кожей, каким
обыкновенно его изображали. И Анна рассыпала перед ним все чары
своего кокетства.
-Да, прекрасная кузина,- продолжал между тем Генрих,- вот
уже во второй раз мне приходится жалеть, зачем я родился
принцем! В первый раз это было в пятнадцать лет, когда я
влюбился в цветочницу Флеретту и хотел жениться на ней, чему,
разумеется, воспротивилась моя матушка, а во второй раз...
-А во второй раз, кузен?
-Теперь!
Герцогиня улыбаясь взглянула на Генриха и сказала:
-Разве ваше происхождение отдаляет вас от меня?
-Конечно! Нас разделяют политические интересы.
-Ну вот еще! - с очаровательной гримасой возразила Анна.-
Похоже, что вы мало заботитесь о политике, раз вы похитили
меня!
-Но это потому, что я люблю вас, кузина! Герцогиня
принялась отчаянно хохотать.
-Хотите доказательство? - спросил Генрих.
-А ну-ка!
-Вот видите, шаланда остановилась. Видите ли вы на правом
берегу селение?
-Вижу.
-Ну, так, мы сойдем на берег и остановимся в единственной
гостинице, имеющейся там. Вы ведь считаете себя пленницей, не
правда ли? Ну, так вы ошибаетесь! Вы спросите себе экипаж и
лошадей в деревушке и вернетесь в Блуа.
-Но разве вы забыли, что вы - наваррский король? - с
удивлением спросила Анна.
-В данный момент я помню лишь об одном: что я люблю вас!
- ответил Генрих.
Анна задумалась, затем сказала:
-Пока еще я не желаю свободы, поэтому будем продолжать
наш путь!
ХХII
Рассчитывал ли Генрих на такой ответ? Был ли он уверен в
своем обаянии? Это неизвестно, только он не выказал ни
малейшего удивления и удовольствовался кратким ответом:
-Пусть будет так, как вам угодно, кузина!
-Значит, вы меня любите? - спросила Анна.
-Да, я люблю вас!
-Вы, наваррский король, счастливый супруг Маргариты
Валуа?
-Полно! Королева первая разлюбила меня! По отношению к
ней у меня нет никаких угрызений совести!
-Но подумали ли вы, дорогой кузен, что наши семьи
находятся в беспрестанном соперничестве и что мои братья...
-Лучше не будем говорить о них! - Генрих снова поцеловал
руку герцогини и продолжал: - Я хочу сделать вам два
предложения - одно сердечное, а другое - политического
характера!
-Начнем с последнего!
-О, нет, тут положение несравненно более запутанно, тогда
как сердечное соглашение, по- моему, крайне просто.
-Ну, так говорите, кузен, я слушаю вас!
-В то время как ваш брат остановился в королевском замке,
вы предпочли поселиться в маленькой гостинице. Значит, вы не
рассчитывали официально появиться на собрании штатов?
-У меня были для этого свои основания!
-Хорошо! Так вот вам пришел в голову каприз, и вы
покинули Блуа...
-Немного против собственного желания, право!
-Ах, кузина, нехорошо, что вы так говорите! Вспомните, я
только что предлагал вам свободу, а вы...
-Вы правы. Продолжайте, кузен!
-Скоро мы прибудем в Бретань. Там у меня много друзей, и
мне уже мало дела до французского короля и до герцогов
лотарингских. Кроме того, там живет в собственном замке некий
сир д'Энтраг, старый друг моего отца. Там, если хотите, мы
остановимся с вами на несколько дней, тогда как мои друзья
поведут барку далее.
-Но куда же идет ваша шаланда?
-В Гасконию, кузина. Она спустится до Пенбефа и
отправится далее морем.
-А мы с вами остановимся у сира д'Энтрага?
-Да. Замок расположен за Ансени, и туда мы прибудем
завтра на восходе солнца.
-Ну а дальше?
-Дальше? Господи! Когда мы будем любить друг друга, мы
посмотрим, не найдется ли средство примирить политику наших
родов!
В этот момент с палубы послышался голос Ноэ, окликнувший
Генриха.
-Что тебе? - спросил король.
-Шаланда остановилась, я жду приказаний! - произнес Ноэ.
-Хорошо, я сейчас поднимусь на палубу! - ответил ему
Генрих и, обращаясь к герцогине, сказал: - Значит, вы
предпочитаете провести ночь на шаланде?
-Ну разумеется,- ответила Анна.- Разве таким образом мы
не доберемся скорее до сира д'Энтрага?
-Вы правы. В таком случае, быть может, моя прелестная
кузина соблаговолит пригласить меня к ужину?
-Вы очаровательны! Ступайте же распорядитесь и
возвращайтесь поскорее!
Генрих встал с колен с любезным вздохом.
-Кстати,- остановила его Анна,- в вашей свите имеется
некий гасконский дворянин, по имени Лагир? Да? Так будьте
любезны не посылать его ко мне.
Генрих прикусил губу, чтобы не улыбнуться, и сказал:
-Вероятно, вы предпочтете пользоваться услугами вашего
шталмейстера Рауля?
-А, так он тоже здесь? Этот предатель, допустивший чтобы
меня похитили?
-Господи! - добродушно ответил Генрих.- Конечно, Рауль
немножко любил вас, но меня-то он любил еще больше.
-Ну, так избавьте меня от счастья видеть его! - с гневной
вспышкой во взоре сказала Анна.
-В таком случае я прикомандирую к вам кого- нибудь
другого из моих гасконцев, а через четверть часа вернусь сам! -
и с этими словами Генрих Наваррский вышел из каюты, оставив
Анну в глубокой задумчивости.
Через некоторое время легкое сотрясение шаланды
оповестило, что она снова двинулась в путь. Почти вслед за этим
в дверь каюты раздался резкий стук, и вошли два гасконца,
которые принесли накрытый на два прибора столик. Один из
гасконцев сейчас же удалился, а другой с почтительным поклоном
подошел к герцогине, ожидая ее приказаний. Это был
голубоглазый, темноволосый юноша высокого роста. Он был очень
красив меланхолической, мечтательной красотой, и выражение
его лица говорило о нежности и сентиментальности его характера.
Но в то же время сразу чувствовалось, что этот юноша способен
на самую пламенную, огневую страсть, на самое беззаветное
самопожертвование любви!
Анна захотела испытать на этой девственной натуре
победное обаяние своей красоты. Она вышла из своего темного
уголка и стала так, что лучи заходящего солнца осветили ее
лицо- Гасконец взглянул и... замер в восхищении! Никогда еще,
даже в самой страстной грезе, ему не приходилось видеть такое
дивное создание!
"О, как она прекрасна!" - подумал он.
Заметив произведенное ею впечатление, Анна Лотарингская
заговорила, придавая своему голосу особо обольстительные нотки.
Недаром же еще в Нанси говорили, что вовсе не нужно видеть
герцогиню Монпансье, чтобы потерять от нее голову: достаточно
услыхать звук ее голоса.
-Не вас ли, мсье, наваррский король прикомандировал к
моей особе? - спросила она.
Гасконец поклонился, смущенный и взволнованный.
-Как вас зовут?
-Гастон, ваше высочество.
-У вас прелестное имя, мсье, и оно мне очень нравится!
При этих словах гасконец покраснел, при виде чего
герцогиня подумала:
"Не пройдет и суток, как этот юноша будет безгранично
влюблен в меня!"
Однако вслух она сказала:
-Вы, конечно, состоите в свите наваррского короля?
-Да, ваше высочество.
Анна отпустила его знаком и милостивой улыбкой, прибавив:
-Попросите же наваррского короля ко мне, если он хочет
ужинать со мною!
Гастон вышел, окончательно завороженный, герцогиня же
подумала:
"Ну, а теперь поборемся, мой прелестный кузен!"
XXIII
Была глубокая ночь. Поужинав с герцогиней, наваррский
король ушел к себе. Шаланда продолжала спускаться. Анна
Лотарингская лежала на кушетке в своей каюте и, кутаясь в
медвежью шкуру - охотничий трофей Генриха Наваррского,- думала
свои думы. Однако последние касались не столько Генриха,
сколько его бочек с золотом.
"Красавец-кузен, думала она,- - говорит, как бы писаному,
о своей любви ко мне, но я-то отлично понимаю, что ему нужно
только одно: доставить в надежное место свое золото. Я же, со
своей стороны, страстно хотела бы, чтобы это сокровище не
попало в руки гугенотов, которых да поможет нам Бог истребить
всех до единого! Но как сделать это? Как предупредить это
несчастье? Для нас ведь будет настоящим несчастьем, если
гугеноты получат в свое распоряжение такие громадные суммы! Он
уверен, что в Бретании и он сам, и его сокровища будут в
безопасности. Это правда. Бретань кишит гугенотами, но зато там
найдется также достаточно католиков, не говоря уже о том, что
гарнизоном в Ансени командует офицер, всецело преданный королю.
Достаточно предупредить этого офицера, чтобы шаланда была
арестована. Но как это сделать?"
Герцогиня не могла более лежать; она вскочила и подошла к
окну. Ночь была очень светла и ясна; по характеру берегов Анна
поняла, что шаланда находится в данный момент где-нибудь около
границы Анжу и Бретани.
"Замок сира д'Энтрага расположен за Ансени, а там, как и
в Сомюре, имеется мостовая застава. Если бы удалось
предупредить офицера, командующего заставной стражей, то
шаланду можно было бы задержать. Но как сделать это?"
Анна, думая это, высунулась из окна и кинула взор на
палубу. У руля стояла одинокая высокая фигура. Герцогиня
пригляделась и узнала в ней Гастона.
"Вот мое орудие!" - с торжеством подумала она и, накинув
на плечи плащ, осторожно вышла из каюты.
Действительно, у руля стоял Гастон. Весь вечер его
неотступно преследовал образ прекрасной герцогини, и юноше все
более и более хотелось стяжать ее любовь, тогда как воображение
подсказывало, что тут нет ничего невозможного. Он ведь молод,
красив, пылок, и хотя происходит из незнатного дворянства, но и
герцогиня Анна тоже до сих пор выказывала не особенно
щепетильную разборчивость. И чем больше думал и мечтал юноша,
тем больше опьянялся мечтой.
