Паком, не обращая внимания на злобное ворчание хозяина, все же
крикнувшего ему вдогонку:
-Но смотри, если это гугеноты, не впускай их!
XXVIII
Через час герцогиня Монпансье и предатель Гастон грелись
в лучшем уголке у камина видама де Панестер. Как ни был скуп
старик, но первая же фраза, произнесенная Анной при входе в
комнату, сразу заставила видама проявить самое широкое
гостеприимство. Эта фраза была:
-Мессир, ваше счастье обеспечено теперь, если только вы
поведете себя умно - даю вам в этом слово Анны Лотарингской,
герцогини Монпансье!
Услыхав это имя, видам поклонился как можно ниже и
выразил полную готовность служить телом и душой своей гостье.
Тогда Анна спросила:
-Найдется у вас крепкая лошадь?
-Да, ваше высочество!
-В каком расстоянии находимся мы от Анжера?
-В пятнадцати лье.
-Имеется ли у вас надежный человек среди ваших слуг?
Видам смущенно замялся. Паком был стар, искалечен
ревматизмом и не способен выдержать длительный переезд верхом;
но в тот момент, когда в его голове проскользнула эта мысль,
дверь приоткрылась и видам увидел нищенку Пуаврада.
-Вот за этого мальчишку я могу поручиться, как за самого
себя! - сказал сир де Панестер.
-Умеешь ли ты ездить верхом? - спросила герцогиня.
-Да, если она не оседлана,- ответил Пуаврад, положив
перед хозяином пару пойманных им кроликов.
Герцогиня потребовала перо, чернил и пергамент и написала
следующее письмо:
"Ваше Высочество и кузен! В силу ряда обстоятельств,
слишком сложных для изложения их в настоящем письме, я
очутилась в пятнадцати лье от Анжера в замке видама де
Панестер. Если Вы добрый католик и ненавидите гугенотов, то
пошлите мне сейчас же и спешно человек тридцать вооруженных с
ног до головы людей с приказом беспрекословно повиноваться мне.
Покорная слуга и кузина Вашего Высочества Анна".
Запечатав это письмо, герцогиня надписала на нем "Его
Высочеству Франсуа де Валуа, герцогу Анжуйскому и губернатору
Анжера", а затем, вручая послание Пуавраду, сказала:
-Отвези это письмо в Анжер. Если ты привезешь мне ответ
до десяти часов завтрашнего дня, я дам тебе десять пистолей.
Нищенка в восторге скрылся, и вскоре стук копыт
оповестил, что он уже пустился во всю прыть к Анжеру.
Необходимо заметить, что все эти переговоры Анна вела в
отдельной комнате, так как из предосторожности не хотела, чтобы
Гастон знал что- нибудь об этом.
"Этот юноша предал своего короля,- думала она,- но это
случилось в момент опьянения страстью, и неизвестно, долго ли
продлится это опьянение. Как знать, может быть, он начнет
раскаиваться? Нет, я не могу, не должна полагаться на него!"
В то же время в мозгу герцогини уже намечался адский
план.
-Ваш замок очень старинной постройки, не правда ли? -
спросила она видама.
-О, да! - ответил тот.
-Значит, у вас найдется надежная темница?
-В замке имеются даже ублиетты!
-Тем лучше! Теперь слушайте меня внимательно. Известно ли
вам, что на шаланде, с которой я спаслась, были еще люди?
-О, да! Паком, у которого отличное зрение, видел их и с
удовольствием заметил, что все они спаслись на мельницу.
Значит, вам нечего беспокоиться, они вне опасности.
-Об этом я вовсе не беспокоюсь. Слушайте меня далее:
шаланда везла очень ценную поклажу, а ее команду составлял сам
наваррский король со своими людьми.
-Наваррский король? Гугенот? Еретик? - воскликнул видам,
испуганно отступая на шаг и ограждая себя крестным знамением.
-Да! Его нужно во что бы то ни стало доставить сюда в
замок. Я наполню золотом вашу шапку, ваши седельные кобуры и
вот эту фаянсовую чашку для святой воды, если вы сделаете все
так, как я вам скажу. Вы возьмете лодку, отправитесь на
мельницу, скажете потерпевшим крушение, что видели их
катастрофу и поспешили предложить им гостеприимство. Вы ничем
не выкажете, что вам известно, кто такие ваши гости; точно так
же вы воздержитесь от каких-либо проявлений религиозной
ненависти. А затем... - но тут голос герцогини перешел в шепот.
-Слушаю-с! Я исполню все, что вы желаете, ваше
высочество! - сказал видам и направился к дверям.
-Стойте! - окликнула его герцогиня.- Сначала вы должны
исполнить для меня еще маленькое дельце!
Она опять наклонилась к уху видама, и опять, предвкушая
богатую поживу, старик с готовностью выразил желание во всем
повиноваться гостье и последовал за нею в зал, где Гастон сидел
у огня и с наслаждением пил вино.
При виде входящей герцогини он поспешно вскочил и
уставился на нее пламенным, горящим страстью взором.
-Дорогой мой! - сказала ему Анна.- Любите ли вы меня
по-прежнему или холодная вода остудила вашу пылкость?
-Люблю ли я вас? - с негодованием воскликнул юноша, не
понимая, как мог бы он разлюбить такое чудное созданье.- О, я
готов сделать для вас что угодно! Возьмите мою жизнь, и я буду
счастлив умереть за вас!
-О, нет! - засмеялась герцогиня.- Дело идет вовсе не о
таких страшных вещах! В данный момент я прошу у вас самой
пустяшной услуги. Господин видам только что сообщил мне, что
для меня имеются достаточно удобные апартаменты в дальнем
флигеле замка, но я боюсь идти туда, пока вы лично не
осмотрите, безопасно ли и удобно ли будет мне там!
Гастон обнажил шпагу, крикнул "вперед" и встал,
покачиваясь от усталости, страсти и вина.
Видам взял масляную лампу и повел гасконца по длинному,
извилистому коридору, где все говорило о безжалостных следах
времени. Видам, шедший впереди, ступал очень осторожно,
опасаясь натолкнуться на что-нибудь, а Гастон беззаботно
шествовал тяжелой, развалистой поступью. Вдруг на одном из
поворотов коридора видам резко остановился и прижался к стене.
-Что с вами? - спросил Гастон.
-Да мне... показалось... я...
-Да что вам показалось?
-Привидение!
-Да ну вас! - небрежно кивнул Гастон.- Придумает тоже!
Давайте мне лампу, я пойду вперед!
Он взял у видама лампу и беззаботно пошел дальше, не
глядя под ноги. Вдруг он почувствовал, что пол под ним дрогнул,
нога скользнула.
Видам услыхал отчаянный крик. Лампа потухла, и скоро из
каких-то неведомых глубин послышался шум падающего в воду тела.
XXIX
Генрих Наваррский благополучно доставил впавшую в
беспамятство Берту на берег, сдал ее на руки вдове мельника и
сейчас же отправился обратно на шаланду, корма которой все еще
держалась над водой.
На шаланде был один только Ноэ. Лагир, Рауль и прочие
бросились в воду вслед за королем. Ноэ, как капитан судна,
хотел оставить шаланду последним.
-Ну что, все спаслись? - спросил его Генрих.
-Государь,- ответил Ноэ,- старый сир де Мальвен утонул и
герцогиня тоже. Я бросился вниз, в каюту, где спала герцогиня,
но дверь оказалась запертой, а тут вода стала прибывать с такой
силой, что я рисковал сам захлебнуться, не принеся никакой
помощи герцогине. Поэтому я вынужден был вернуться на палубу.
-Но как же все это случилось?
-Наверное, Гастон, стоявший у руля, заснул.
-Где он сам?
-Не знаю... В суматохе я не заметил его... Может быть, он
сам стал первой жертвой своей сонливости!
Тем временем шаланда медленно погружалась в воду.
-Бедная герцогиня! - пробормотал король.- А я- то начинал
ее любить!..
-Какая невознаградимая потеря для католической партии! -
насмешливо отозвался Ноэ.
-Черт тебя возьми с твоей политикой! - гневно крикнул
Генрих.- В данный момент меня более всего тревожит судьба наших
бочек с золотом.
-А что о них думать? Течением их не снесет, они мирно
будут пребывать под водой, пока мы не найдем возможности
достать их оттуда. А теперь нам пока нечего делать здесь!
Действительно, корма шаланды все более погружалась, и
вскоре вода начала доходить Генриху и Ноэ до пояса. Тогда они
мужественно пустились вплавь и через десять минут благополучно
прибыли на мельницу, где уже собрались все пострадавшие, за
исключением Мальвена, герцогини и Гастона. Старый Гардуино
спасся благодаря Раулю, который помог ему добраться до берега.
Мельничиха с сыновьями принялась хлопотать, развели
большой огонь, и, усевшись около последнего, потерпевшие
принялись сушиться.
-Где мы находимся? - спросил король одного из сыновей
вдовы.
-В пятнадцати лье от Анжера и в десяти лье от Ансени.
На дальнейшие вопросы короля ему пояснили, что до Ансени
пешков будет часа три пути, но у мельничихи имеется лодка, в
которой два человека могут поместиться, и в ней можно добраться
до города гораздо скорее.
Тогда Генрих сказал:
-Милый Ноэ, ты отправишься на лодке в Ансени.
-Но пропустят ли меня через мостовую заставу?
-О,- подхватил старший сын мельничихи,- меня там отлично
знают!
-Ты возьмешь мое кольцо, покажешь его сиру д'Энтрагу,-
продолжал король,- и попросишь у него шаланду и десять человек.
Если ты не будешь зевать, то еще до утра можешь быть здесь на
месте.
Ноэ сейчас же пустился в путь: голод, жажда и усталость
должны были отступить перед высшими государственными
интересами. А в пище и особенно в стакане вина все они очень
нуждались после перенесенных трудов и волнений.
Бросив на стол кошелек, Генрих сказал мельничихе:
-Добрая женщина, мы хотим есть и пить!
-Увы! - ответила вдова.- Мы так бедны, что не держим
вина. Кусок хлеба у нас найдется, но больше ничего!
Король грустно переглянулся со своими спутниками, но
вдруг шум, послышавшийся с реки, отвлек их внимание. Король
встал и вышел на порог. При свете луны видно было, как по Луаре
к мельнице быстро двигалась лодка. На носу сидел какой-то
толстяк, который оживленно махал платком. Это был видам де
Панестер. Выйдя на берег, он поклонился Генриху и сказал:
-Простите, сударь, что я обращаюсь к вам, не зная, кто
вы. Но мой слуга видел, как вас постигло несчастье, и я явился,
чтобы предложить вам кров у себя. На этой мельнице вы ничего не
найдете! Я - видам де Панестер и живу на том берегу.
Генрих сердечно поблагодарил видама, но в первый момент
задумался, принимать ли приглашение: ему не хотелось оставлять
бочки с золотом на произвол судьбы. Однако, вспомнив о Берте,
он сейчас же решил принять приглашение и только предложил
остальным спутникам кинуть жребий, чтобы двое из них остались
ожидать возвращения Ноэ. Жребий пал на долю старого Гардуино и
Лагира, а остальные сейчас же воспользовались вместительной
лодкой видама и вскоре сидели в зале замка за гостеприимно
накрытым ужином.
XXX
В нашем повествовании большую роль играет еще один
персонаж, которого до сих пор мы не представили читателям.
Спешим исправить эту небрежность и просим читателя последовать
за нами в Анжерский замок.
Этот замок был очень печальным зданием, несмотря на
окружавшие его сады с фонтанами и мраморными статуями, несмотря
на богато разукрашенные залы, в которых по вечерам вспыхивало
полное освещение, тогда как плавные звуки оркестра приглашали к
танцам.
Беспросветная скука царила там, несмотря ни на что. Дамы
строили капризные гримаски, кавалеры ходили с вытянутыми
лицами, пажи не пели веселых песенок и не занимались любовными
проказами. Недаром говорят "по барину и слуга"! А хозяин этих
мест, Франсуа, герцог Анжуйский, дофин Франции, был очень
мрачным, нелюдимым принцем. По внешности его легко можно было
бы принять не за носителя громкого имени, а за одного из тех
