и картинных галерей. Не забыл он и лично себя и своих генералов: они
вернулись из похода богатыми людьми. Однако, подвергая Италию такой бес-
пощадной эксплуатации, он понимал, что как ни трусливы (по его мнению)
итальянцы, но что очень любить французов (армию которых они же и содер-
жали из своих средств) им не за что и что даже их долготерпению может
наступить внезапный конец. Значит, угроза военным террором - главное,
что может на них действовать в желательном для завоевателя духе.
Ему еще не хотелось покидать завоеванную страну, но Директория ласко-
во, однако очень настойчиво звала его после Кампо-Формио в Париж. Дирек-
тория назначила его теперь главнокомандующим армии, которая должна была
действовать против Англии. Бонапарт уже давно почуял, что Директория на-
чала его побаиваться. "Они завидуют мне, я это знаю, хоть они и курят
фимиамом под моим носом; но они меня не одурачат. Они поспешили назна-
чить меня генералом армии против Англии, чтобы убрать меня из Италии,
где я больше государь, чем генерал",- так оценивал он свое назначение в
доверительных беседах.
7 декабря 1797 г. он прибыл в Париж, а 10 декабря был триумфально
встречен Директорией в полном составе в Люксембургском дворце. Несметная
толпа народа собралась у дворца, самые бурные крики и рукоплескания при-
ветствовали Наполеона, когда он прибыл к дворцу. Речи, которыми встрети-
ли его Баррас, первенствующий член Директории, и другие члены Директо-
рии, и лукавый, дальше всех проникающий мыслью в будущее, умный и про-
дажный министр иностранных дел Талейран, и остальные сановники, востор-
женные славословия толпы на площади - все это принималось 28-летним ге-
нералом с полным наружным спокойствием, как нечто должное и нисколько
его не удивляющее. В душе он никогда особой цены восторгам народных толп
не придавал: "Народ с такой же поспешностью бежал бы вокруг меня, если
бы меня вели на эшафот",сказал он после этих оваций (конечно, не во все-
услышание).
Едва приехав в Париж, Бонапарт принялся проводить через Директорию
проект новой большой войны: в качестве генерала, назначенного действо-
вать против Англии, он решил, что есть место, откуда можно грозить анг-
личанам более успешно, чем на Ла-Манше, где их флот сильнее французско-
го. Он предложил завоевать Египет и создать на Востоке подступы и плац-
дармы для дальнейшей угрозы английскому владычеству в Индии.
Не сошел ли он с ума? - спрашивали себя в Европе многие, когда уже
летом 1798 г. узнали о совершившемся, потому что строжайшая тайна окру-
жала до той поры новый план Бонапарта и обсуждение этого плана весной
1798 г. в заседаниях Директории.
Но то, что казалось издали обывательскому уму фантастической авантю-
рой, на самом деле тесно связывалось с определенными и стародавними уст-
ремлениями не только революционной, но и дореволюционной французской
буржуазии. План Бонапарта оказался приемлемым.
Глава III ЗАВОЕВАНИЕ ЕГИПТА И ПОХОД В СИРИЮ 1798-1799 гг.
В исторической карьере Наполеона египетский поход - вторая большая
война, которую он вел,играет особую роль, и в истории французских коло-
ниальных завоеваний эта попытка тоже занимает совсем исключительное мес-
то.
Буржуазия Марселя и всего юга Франции с давних пор вела обширнейшие и
крайне выгодные для французской торговли и промышленности сношения со
странами Леванта, другими словами, с берегами Балканского полуострова, с
Сирией, с Египтом, с островами восточной части Средиземного моря, с Ар-
хипелагом. И тоже с давних пор постоянным стремлением этих слоев фран-
цузской буржуазии было упрочение политического положения Франции в этих
прибыльных, но довольно беспорядочно управляемых местах, где торговля
постоянно нуждается в охране и престиже силы, которую купец может в слу-
чае нужды призвать к себе на помощь. К концу XVIII в. умножились соблаз-
нительные описания природных богатств Сирии и Египта, где хорошо бы за-
вести колонии и фактории. Французская дипломатия с давних пор пригляды-
валась к этим так, казалось, слабо оберегаемым Турцией левантийским
странам, которые числились владениями константинопольского султана, зем-
лями Оттоманской Порты, как называлось тогда турецкое правительство. С
давних пор также французские правящие сферы смотрели на Египет, омывае-
мый и Средиземным и Красным морями, как на такой пункт, откуда можно уг-
рожать торговым и политическим конкурентам в Индии и Индонезии. Еще зна-
менитый философ Лейбниц подавал в свое время Людовику XIV доклад, в ко-
тором советовал французскому королю завоевать Египет, чтобы этим подор-
вать положение голландцев на всем Востоке. Теперь, в конце XVIII в., не
голландцы, а англичане были главным врагом, и после всего сказанного яс-
но, что руководители французской политики вовсе не смотрели на Бонапар-
та, как на сумасшедшего, когда он предложил им нападение на Египет, и
вовсе не удивились, когда холодный, осторожный, скептический министр
иностранных дел Талейран стал самым решительным образом этот план под-
держивать.
Еще едва только овладев Венецией, Бонапарт приказал одному из подчи-
ненных генералов захватить Ионические острова и тогда уже говорил об
этом захвате как об одной из деталей в деле овладения Египтом. У нас
есть и еще неопровержимые данные, показывающие, что в течение всей своей
первой итальянской кампании он не переставал возвращаться мыслью к Егип-
ту. Еще в августе 1797 г. он писал из своего лагеря в Париж: "Недалеко
уже то время, когда мы почувствуем, что для того, чтобы в самом деле
разгромить Англию, нам нужно овладеть Египтом". В течение всей итальянс-
кой войны в свободные минуты он, как всегда, много и с жадностью читал,
и мы знаем, что он выписал и прочел книгу Вольнэя о Египте и еще нес-
колько работ на ту же тему. Захватив Ионические острова, он так ими до-
рожил, что, как он писал Директории, если бы пришлось выбирать, то лучше
отказаться от только что завоеванной Италии, чем от Ионических островов.
И одновременно, еще не заключив окончательно мира с австрийцами, он нас-
тойчиво советовал овладеть островом Мальтой. Все эти островные базы на
Средиземном море были ему нужны для организации будущего нападения на
Египет.
Теперь, после Кампо-Формио, когда с Австрией - временно, по крайней
мере - было покончено и Англия оставалась главным врагом, Бонапарт все
свои усилия направил на то, чтобы убедить Директорию дать ему флот и ар-
мию для завоевания Египта. Его всегда манил Восток, и в эту пору его
жизни его воображение было больше занято Александром Македонским, чем
Цезарем или Карлом Великим или кем-либо из других исторических героев.
Несколько позже, уже странствуя по египетским пустыням, он полушутя, по-
лусерьезно высказывал спутникам сожаление, что слишком поздно родился и
уже никак не может, подобно Александру Македонскому, тоже завоевавшему
Египет, провозгласить себя тут же богом или божьим сыном. И совсем уже
серьезно он говорил потом, что Европа мала и что настоящие великие дела
совершать можно лучше всего на Востоке.
Эти его внутренние влечения как нельзя больше соответствовали тому,
что требовалось в тот момент с точки зрения его дальнейшей политической
карьеры. В самом деле: с той самой бессонной ночи в Италии, когда он ре-
шил, что не всегда же ему побеждать только для Директории, им был взят
курс на овладение верховной властью. "Я уже не умею повиноваться",- отк-
рыто заявлял он в своем штабе, когда им велись переговоры о мире с
австрийцами, а из Парижа приходили раздражавшие его директивы. Но сверг-
нуть Директорию сейчас, т. е. в зиму с 1797 на 1798 г. или весной 1798
г., еще было нельзя. Плод еще не созрел, а Наполеон в эту пору если уже
потерял способность повиноваться, то еще пока не утратил способности
терпеливо ждать момента. Директория еще недостаточно себя скомпрометиро-
вала, а он, Бонапарт, еще недостаточно стал любимцем и кумиром всей ар-
мии, хотя на те дивизии, которыми он командовал в Италии, он уже вполне
мог положиться. Как же лучше можно использовать то время, которое еще
нужно переждать, если не употребив его на новое завоевание, на новые
блестящие подвиги в стране фараонов, стране пирамид, идя по следам Алек-
сандра Македонского, создавая угрозу индийским владениям ненавистной
Англии?
В высшей степени ценной была для него в этом деле поддержка Талейра-
на. Вряд ли вообще можно говорить об "убеждениях" Талейрана. Но возмож-
ность создать богатую, процветающую, полезную в экономическом отношении
французскую колонию в Египте для Талейрана была бесспорна. Он прочел об
этом доклад в Академии еще до того, как узнал о замыслах Бонапарта.
Аристократ, пошедший из соображений карьеризма на службу республике, Та-
лейран в данном случае являлся выразителем стремлений класса, особенно
заинтересованного в левантийской торговле,- французского купечества. Те-
перь к этому прибавилось со стороны Талейрана еще и желание расположить
к себе Бонапарта, в котором лукавый ум этого дипломата раньше всех пре-
дугадал будущего властелина Франции и наиболее верного душителя якобин-
цев.
Но Бонапарту и Талейрану не очень много пришлось и трудиться, чтобы
убедить Директорию дать деньги, солдат и флот для этого далекого и опас-
ного предприятия. Во-первых (и это самое важное), Директория по указан-
ным уже общим экономическим и особенно военно-политическим причинам тоже
видела пользу и смысл в этом завоевании, а во-вторых (это было несрав-
ненно менее существенно), кое-кто из директоров (например, Баррас) мог и
в самом деле усмотреть в затеваемой далекой и опасной экспедиции некото-
рую пользу именно от того, что она такая далекая и такая опасная... Вне-
запная колоссальная и шумная популярность Бонапарта уже давно их трево-
жила; что он "разучился повиноваться", это Директория знала лучше, чем
кто-либо другой: ведь Бонапарт заключил Кампо-Формийский мир в таком ви-
де, как он захотел, и вопреки некоторым прямым желаниям Директории. На
чествовании его 10 декабря 1797 г. он вел себя не как молодой воин, с
волнением благодарности принимающий похвалу от отечества, а как древне-
римский император, которому подобострастный сенат устраивает триумф пос-
ле удачной войны: он был холоден, почти угрюм, неразговорчив, принимал
все происходившее как нечто должное и обыденное. Словом, все его ухватки
тоже наталкивали на беспокойные размышления. Пусть едет в Египет: вер-
нется - хорошо, не вернется - что же, Баррас и его товарищи уже наперед
были готовы безропотно перенести эту утрату. Экспедиция была решена.
Главнокомандующим был назначен генерал Бонапарт. Это случилось 5 марта
1798 г.
Немедленно началась самая кипучая деятельность главнокомандующего по
подготовке экспедиции, по осмотру кораблей, по отбору солдат для экспе-
диционного корпуса. Тут еще больше, чем в начале итальянской кампании,
обнаружилась способность Наполеона, затевая самые грандиозные и трудней-
шие предприятия, зорко следить за всеми мелочами и при этом нисколько в
них не путаться и не теряться - одновременно видеть и деревья, и лес, и
чуть ли не каждый сук на каждом дереве. Инспектируя берега и флот, фор-
мируя свой экспедиционный корпус, внимательно следя за всеми колебаниями
мировой политики и за всеми слухами о передвижении эскадры Нельсона, ко-
торая могла потопить его во время переезда, а пока крейсировала у фран-
цузских берегов,- Бонапарт в то же время чуть не поодиночке отбирал для
Египта солдат, с которыми воевал в Италии. Он знал громадное количество
солдат индивидуально; его исключительная память всегда и впоследствии
поражала окружающих. Он знал, что этот солдат храбр и стоек, но пьяница,
а вот этот очень умен и сообразителен, но быстро утомляется, потому что
