лись в памяти современников, переживавших этот момент в старой богатой
столице Габсбургской монархии. Гибель нескольких лучших австрийских ар-
мий, страшные поражения самых талантливых и способных генералов, потеря
всей северной Италии, прямая угроза столице Австрии - таковы были тогда
итоги этой годовой кампании, начавшейся в конце марта 1796 г., когда Бо-
напарт впервые вступил в главное командование французами. В Европе гре-
мело его имя.
После новых поражений и общего отступления армии эрцгерцога Карла
австрийский двор понял опасность продолжения борьбы. В начале апреля
1797 г. генерал Бонапарт получил официальное уведомление, что австрийс-
кий император Франц просит начать мирные переговоры. Бонапарт, следует
заметить, сделал от себя все зависящее, чтобы окончить войну с австрий-
цами в такой благоприятный для себя момент, и, наседая со всей своей ар-
мией на поспешно от него отступающего эрцгерцога Карла, он в то же время
извещал Карла о своей готовности к миру. Известно любопытное письмо, в
котором, щадя самолюбие побежденных, Бонапарт писал, что если ему удаст-
ся заключить мир, то этим он будет гордиться более, "чем печальной сла-
вой, которая может быть добыта военными успехами". "Разве не достаточно
убили мы народа и причинили зла бедному человечеству?" - писал он Карлу.
Директория согласилась на мир и только раздумывала, кого послать для
ведения переговоров. Но пока она размышляла об этом и пока ее избранник
(Карл) ехал в лагерь Бонапарта, победоносный генерал уже успел заключить
перемирие в Леобене.
Но еще до начала леобенских переговоров Бонапарт покончил с Римом.
Папа Пий VI, враг и непримиримый ненавистник Французской революции,
смотрел на "генерала Вандемьера", ставшего главнокомандующим именно в
награду за истребление 13 вандемьера благочестивых роялистов, как на ис-
чадие ада и всячески помогал Австрии в ее трудной борьбе. Как только
Вурмзер сдал французам Мантую с 13 тысячами гарнизона и с несколькими
сотнями орудий и у Бонапарта освободились войска, прежде занятые оса-
дой,французский полководец отправился в экспедицию против папских владе-
ний.
Папские войска были разгромлены Бонапартом в первой же битве. Они бе-
жали от французов с такой быстротой, что посланный Бонапартом в погоню
за ними Жюно не мог их догнать в продолжение двух часов, но, догнав,
часть изрубил, часть же взял в плен. Затем город за городом стали сда-
ваться Бонапарту без сопротивления. Он брал все ценности, какие только
находил в этих городах: деньги, бриллианты, картины, драгоценную утварь.
И города, и монастыри, и сокровищницы старых церквей предоставили побе-
дителю громадную добычу и здесь, как и на севере Италии. Рим был охвачен
паникой, началось повальное бегство состоятельных людей и высшего духо-
венства в Неаполь.
Папа Пий VI, охваченный ужасом, написал Бонапарту умоляющее письмо и
отправил с этим письмом кардинала Маттеи, своего племянника, и с ним де-
легацию просить мира. Генерал Бонапарт отнесся к просьбе снисходительно,
хотя сразу же дал понять, что речь идет о полной капитуляции. 19 февраля
1797 г. уже был подписан мир с папой в Толентино. Папа уступал очень
значительную и самую богатую часть своих владений, уплачивал 30 миллио-
нов франков золотом, отдавая лучшие картины и статуи своих музеев. Эти
картины и статуи из Рима, так же как еще раньше из Милана, Болоньи, Мо-
дены, Пармы, Пьяченцы, а позже из Венеции, были отправлены Бонапартом в
Париж. Перепуганный до последней степени папа Пий VI моментально согла-
сился на все условия. Сделать это ему было тем легче, что Бонапарт в его
согласии нисколько и не нуждался.
Почему Наполеон уже тогда не сделал того, что он совершил несколько
лет спустя? Почему он не занял Рим, не арестовал папу? Это объясняется,
во-первых, тем, что еще предстояли мирные переговоры с Австрией, а слиш-
ком крутой поступок с папой мог взволновать католическое население цент-
ральной и южной Италии и создать этим для Бонапарта необеспеченный тыл.
А, во-вторых, мы знаем, что за время этой блестящей первой итальянской
войны с ее непрерывными победами над большими, могущественными армиями
грозной тогда Австрийской империи у молодого генерала была одна такая
бессонная ночь, которую он всю прошагал перед своей палаткой, впервые
задавая себе вопрос, который раньше не приходил ему в голову: неужели
всегда ему и впредь придется побеждать и завоевывать новые страны для
Директории, "для этих адвокатов"?
Много лет должно было пройти и много воды и крови должно было утечь,
пока Бонапарт рассказал об этом своем уединенном ночном размышлении. Но
ответ на этот заданный себе тогда вопрос он, конечно, дал вполне отрица-
тельный. И в 1797 г. 28-летний завоеватель Италии уже видел в Пие VI не
запуганного, трепещущего хилого старика, с которым можно было сделать,
что угодно: Пий VI был для Наполеона духовным повелителем многих миллио-
нов людей в самой Франции, и всякий, кто думает об утверждении своей
власти над этими миллионами, должен считаться с их суевериями. Наполеон
на церковь в точном смысле этого слова смотрел как на удобное полицейс-
ко-духовное орудие, помогающее управлять народными массами; в частности
католическая церковь, с его точки зрения, была бы особенно удобна в этом
отношении, но, к сожалению, она всегда претендовала и продолжает претен-
довать на самостоятельное политическое значение, и все это в значи-
тельной степени оттого, что она обладает законченной и совершенной,
стройной организацией и повинуется как верховному владыке папе.
Что касается именно папства, то к нему Наполеон относился как к выра-
ботавшемуся исторически и укрепившемуся почти двумя тысячелетиями чис-
тейшему шарлатанству, которое выдумали в свое время римские епископы,
ловко воспользовавшись благоприятными для них местными и историческими
условиями средневековой жизни. Но, что и такое шарлатанство может быть
серьезнейшей политической силой, это он понимал очень хорошо.
Смирившийся, потерявший лучшие свои земли, трепещущий папа уцелел по-
ка в Ватиканском дворце. Наполеон не вошел в Рим; он поспешил, покончив
дело с Пием VI. обратно в северную Италию, где нужно было заключить мир
с побежденной Австрией.
Прежде всего нужно сказать, что и леобенское перемирие, и последовав-
ший затем Кампо-Формийский мир, и все вообще дипломатические переговоры
Бонапарт вел всегда по собственному своему произволению и вырабатывал
условия тоже ни с чем, кроме своих соображений, не считаясь. Как это
стало возможным? Почему это сходило ему с рук? Здесь прежде всего
действовало старинное правило: "победителей не судят". Республиканских
генералов (самых лучших, вроде Моро) австрийцы как раз в этом же 1796
году и в начале 1797 г. били на Рейне, а рейнская армия требовала и тре-
бовала денег на свое содержание, хотя с самого начала была хорошо экипи-
рована. Бонапарт же с ордой недисциплинированных оборванцев, которую он
превратил в грозное и преданное войско, ничего не требовал, а, напротив,
посылал в Париж миллионы золотой монетой, произведения искусства, завое-
вал Италию, в бесчисленных боях уничтожая одну австрийскую армию за дру-
гой, принудил Австрию просить мира. Битва при Риволи и взятие Мантуи,
завоевание папских владений - последние подвиги Бонапарта окончательно
сделали непререкаемым его авторитет.
Леобен - это город в Штирии, австрийской провинции, которая в этой
своей части находится в каких-нибудь 250 километрах от подступов к Вене.
Но чтобы окончательно и формально утвердить за собой все желаемое в Ита-
лии, т. е. все уже завоеванное и все, что еще захочется подчинить своей
власти на юге, и вместе с тем чтобы заставить австрийцев пойти на
серьезные жертвы на далеком от Бонапарта западногерманском театре воен-
ных действий, где французам очень не везло,- необходимо было все-таки
дать Австрии хоть какую-нибудь компенсацию. Бонапарт знал, что хотя его
авангард и стоит уже в Леобене, но что доведенная до крайности Австрия
будет яростно защищаться и что пора кончать. Где же взять эту компенса-
цию? В Венеции. Правда, Венецианская республика была вполне нейтральна и
делала все, чтобы не дать никакого повода к нашествию, но Бонапарт реши-
тельно никогда не затруднялся в таких случаях. Придравшись к первому же
попавшемуся поводу, он послал туда дивизию. Еще раньше этой посылки он в
Леобене заключил с Австрией перемирие именно на таких основаниях:
австрийцы отдавали французам берега Рейна и все свои итальянские владе-
ния, занятые Бонапартом, а взамен им была обещана Венеция.
Собственно, Бонапарт решил разделить Венецию: город на лагунах отхо-
дил к Австрии, а материковые владения Венеции - к той "Цизальпийской
республике", которую завоеватель решил создать из главной массы занятых
им итальянских земель. Конечно, эта новая "республика" являлась отныне
фактически владением Франции. Оставалась небольшая формальность:
объявить венецианскому дожу и сенату, что их государство, бывшее самос-
тоятельным с момента своего основания, т. е. с середины V в., перестало
существовать, так как это понадобилось генералу Бонапарту для успешного
завершения его дипломатических комбинаций. Он даже и свое собственное
правительство, Директорию, уведомил о том, что собирается сделать с Ве-
нецией, лишь когда уже начал приводить в исполнение свое намерение. "Я
не могу вас принять, с вас каплет французская кровь",- написал он вене-
цианскому дожу, умолявшему о пощаде. Тут имелось в виду, что на рейде в
Лидо был кем-то убит один французский капитан. Но даже и предлога не
требовалось, все было ясно. Бонапарт приказал генералу Барагэ д'Илье за-
нять Венецию. В июне 1797 г. все было кончено: после 13 столетий бога-
тейшая событиями самостоятельной исторической жизни купеческая республи-
ка прекратила свое существование.
Итак, в руках Бонапарта оказался тот богатый объект для дележа, кото-
рого только и недоставало для окончательного и выгоднейшего замирения с
австрийцами. Но случилось так, что завоевание Венеции сослужило Бонапар-
ту и еще одну, совсем уже неожиданную, службу.
В один майский вечер 1797 г. к главнокомандующему французской армией,
генералу Бонапарту, находившемуся тогда в Милане, прибыла экстренная эс-
тафета от подчиненного ему генерала Бернадотта из Триеста, уже занятого,
по приказу Бонапарта, французами. Примчавшийся курьер передал Бонапарту
портфель, а донесение Бернадотта объясняло происхождение этого портфеля.
Оказывалось, что портфель взят у некоего графа д'Антрэга, роялиста и
агента Бурбонов, который, спасаясь от французов, бежал из Венеции в Три-
ест, но тут и попал в руки уже вошедшего в город Бернадотта. В этом-то
портфеле и оказались поразительные документы. Чтобы понять все значение
этой неожиданной находки, нужно хоть в нескольких словах напомнить о
том, что в тот момент творилось в Париже.
Те слои крупнейшей финансовой, торговой буржуазии и землевладельчес-
кой аристократии, которые были как бы "питательной средой" вандемьерско-
го восстания в 1795 г., вовсе не были и не могли быть разгромлены пушка-
ми Бонапарта. Разгромлена была лишь их боевая верхушка, руководящие эле-
менты секций, выступавшие в этот день рука об руку с активными роялиста-
ми. Но эта часть буржуазии не переставала и после вандемьера находиться
в глухой оппозиции к Директории.
Когда весной 1796 г. был раскрыт заговор Бабефа, когда призрак нового
пролетарского выступления, нового прериаля, начал вновь жестоко трево-
жить собственнические массы в городе и в деревне, то побежденные в ван-
демьере роялисты снова приободрились и подняли голову. Но они снова
ошиблись, как ошиблись в 1795 г., летом на Кибероне и в вандемьере в Па-
риже; они снова не учли, что хотя массы новых землевладельцев желают в
