(и продолжают приводить) в восторг буржуазных идеологов во Франции и вне
Франции, но их восхищает также и создание условий, обеспечивающих спо-
койное заживание денег в торговле, в промышленности, словом, системати-
зация, приведение в ясность и в действие всего того, во имя чего крупная
буржуазия так деятельно ломала и душила великие завоевания 1789 и следу-
ющих годов.
Конструктивная роль Наполеона как "создателя" внешних форм госу-
дарственной надстройки буржуазного экономического владычества больше
всего была выявлена именно в годы Консульства, и это дало ему колос-
сальную популярность не только в первые годы его правления, но в глазах
и позднейших буржуазных историков, отражавших взгляды восторжествовавше-
го класса.
Итак, 30-летний генерал, до сих пор никогда ничем не занимавшийся,
кроме войны, завоеватель Италии, завоеватель Египта, одним ударом унич-
тоживший законное правительство республики, оказался вечером 19 брюмера
властителем одной из величайших европейских держав, которую, в сущности,
он вовсе не знал в тот момент, да и не имел еще времени узнать. Эта
страна жила исторической жизнью полторы тысячи лет, если даже считать
только от Хлодвига; затем полуторатысячелетнее царство было разрушено
революцией, ниспровергшей разом и феодальный строй и монархию, с ним
связанную; воцарилась республика, и вот теперь он, корсиканский дворя-
нин, генерал этой самой республики, в свою очередь ниспроверг республи-
канское правление и стал единоличным повелителем. Перед ним были годы
старорежимных обломков и масса новых, выявленных революцией материалов,
очень много начатого и неоконченного, начатого и брошенного, начатого и
взятого назад; все было как бы в хаосе и брожении.
Что касается внешних дел, то здесь первый консул тоже столкнулся с
высшей степени сложным и опасным положением. Пока он завоевывал Египет,
вторая европейская коалиция отвоевала у французов Италию. Поход Суворова
уничтожил плоды одержанных Бонапартом в 1796-1797 гг. побед. Правда, у
Суворова уже не хватило сил и возможностей после перехода через Альпы
вторгнуться во Францию, как он раньше рассчитывал, но коалиция вовсе не
складывала оружия, и уже весной можно было ждать врагов у французских
границ. Денег в казначействе не было; были целые армейские части, кото-
рые месяцами не получали ассигнованных на их содержание сумм. С любо-
пытством и не без иронии испытанные в делах политические деятели ждали,
как выйдет из этих сложнейших, запутаннейших, опаснейших обстоятельств
молодой корсиканец, никакого другого дела, кроме своего солдатского, до
сих пор не делавший и не знавший.
Бонапарт начал с организации новой власти, т. е. с оформления своего
самодержавия. Не без чувства комизма можно наблюдать первые встречи его
со старыми политиками вроде Сийеса, который думал играть первую роль и
быть как бы наставником и ментором при неопытном молодом человеке. Напо-
леон уже тогда считал профессиональных политиков тогдашней Франции уста-
ревшими болтунами, не желающими понять, что их время прошло. Якобинцев
он ненавидел и боялся, о Робеспьере (и старшем и младшем, с которым был,
как мы видели, лично в хороших отношениях) никогда не вспоминал, но было
ясно, что он уже и подавно хорошо знает цену тем, кто погубил Робеспьера
и кто занял его место. Термидорианские спекулянты, казнокрады и взяточ-
ники, прикрывающие пустозвонным краснобайством свои темные делишки, воз-
буждали в нем гадливое чувство.
Сийес, которому Бонапарт поручил составить проект новой конституции,
усердно сидел над искусно задуманными и очень хитро сплетенными консти-
туционными программами, забывая о том, что теперь буржуазия в своей мас-
се и в городе и в деревне требовала прочного полицейского порядка, зак-
репления своих прав, которые непосредственно касались свободы в торговле
и промышленности; крестьяне-собственники хотели полной уверенности в
прочности обладания новоприобретенными землями. Но проекты Сийеса Бона-
парт совсем неожиданно для автора назвал нелепыми, дал руководящие ука-
зания и внес "поправки".
Новая конституция была готова уже через месяц после переворота. Во
главе республики стоят три консула, из которых первый облечен всей пол-
нотой власти, а два других - правом совещательного голоса. Сенат назна-
чается консулами, а он в свою очередь назначает членов Законодательного
корпуса и Трибуната из числа нескольких тысяч кандидатов, избираемых на-
селением.
Новая конституция - так было сначала обещано - должна была подверг-
нуться всенародному голосованию. Но Бонапарт вдруг объявил, что консти-
туция вводится в действие уже сейчас, до плебисцита. Первым консулом был
"назначен", конечно, Бонапарт.
4 нивоза (25 декабря 1799 г.) произошел плебисцит, утвердивший и но-
вую конституцию и трех консулов во главе с Бонапартом. 3011 007 голосов
ответили положительно. 1562 - отрицательно. Голосовала и армия, причем
это голосование происходило кое-где по полкам, и солдаты отвечали на
вопрос командиров хором. Голосование в деревнях и городах происходило
под бдительным надзором властей. Впрочем, собственническая масса среди
крестьянства, большинство буржуазии в городах и даже, по свидетельству
современников, немало рабочих в городах были в тот момент настроены
вполне благоприятно относительно первого консула, в котором видели чело-
века, спасшего республику от роялистов 13 вандемьера и способного отра-
зить все еще грозящую интервенцию со стороны Англии, Австрии и России.
Вся полнота власти сосредоточилась в его руках. Все остальные учреж-
дения существовали в виде каких-то бледных теней, никогда не имевших и
не пытавшихся иметь ни малейшего влияния. Сийес был в недоумении и оби-
де. Но Бонапарт его богато наградил и навсегда отстранил от какой бы то
ни было активной роли. Ему нужны были слуги и исполнители, а не советчи-
ки и законодатели.
Тотчас же обнаружилось, что ему не нужны и критики. Постановлением,
проведенным вскоре после введения в действие консульской конституции,
Бонапарт (27 нивоза) приказал из 73 существовавших до тех пор газет зак-
рыть 60, а остальные 13, до поры до времени уцелевшие (спустя некоторое
время из них было закрыто еще девять и осталось четыре) были отданы под
суровый надзор министра полиции. Наполеон органически не выносил че-
го-либо даже отдаленно похожего на свободу печати. Эти первые шаги очень
ярко обрисовывали воззрение Наполеона на свою власть. Ему казалось, что
его беспредельную власть дали ему только гренадеры в дни брюмера 1799 г.
Быть во всем обязанным только своим гренадерам, т. е. самому себе, осно-
вывать все на праве завоевания - вот что стало не только мыслью, а, так
сказать, политическим мироощущением Наполеона. "Большие батальоны всегда
правы" (Les gros bataiUons ont toujours raison) - это было одной из лю-
бимых поговорок Бонапарта. Большие батальоны завоевали ему 18 и 19 брю-
мера Францию, точно так же как они завоевали под его начальством до того
Италию и Египет, а после того почти всю Европу, и никто, по его убежде-
нию, не мог спрашивать у него отчета или требовать дележа власти. Сийес
понял это, к своему разочарованию, очень скоро. Постепенно это поняли и
остальные участники заговора 18 брюмера, а за ними и все другие.
Но правильно сказал о Наполеоне поэт Гете: для Наполеона власть была
то же самое, что музыкальный инструмент для великого артиста. Он немед-
ленно пустил в ход этот инструмент, едва только успел завладеть им. Он
прежде всего своей задачей поставил прекращение гражданской войны на за-
паде Франции и тесно связанное с этим истребление сильно развивавшегося
бандитизма на юге и на севере. Он очень торопился: нужно было наиболее
неотложные дела вроде указанных двух задач - выполнить до весны, потому
что весной предстояло возобновление войны.
Разбойничьи шайки, сделавшие непроезжими к концу Директории все доро-
ги южной и центральной Франции, приобрели характер огромного социального
бедствия. Они среди бела дня останавливали дилижансы и кареты на больших
дорогах, иногда довольствовались ограблением, чаще убивали пассажиров,
нападали открыто на деревни, долгими часами пытали на медленном огне
захваченных людей, требуя указать, где спрятаны деньги (их так и называ-
ли тогда "поджаривателями"), иногда совершали налеты и на города. Эти
шайки прикрывались знаменем Бурбонов; люди эти якобы мстили за ниспро-
вергнутый королевский трон и католический алтарь. В эти банды и в самом
деле в изобилии шли люди, непосредственно и лично пострадавшие от рево-
люции. Ходили слухи (так и оставшиеся непроверенными, но очень правдопо-
добные), будто некоторые из главарей этих банд отдают часть награбленно-
го агентам роялизма. Во всяком случае развал и беспорядок в полицейском
аппарате к концу правления Директории делали эти шайки почти неуязвимыми
и подвиги их безнаказанными. Первый консул прежде всего решил покончить
с ними. Расправился он с разбоем в какие-нибудь полгода, но главные шай-
ки были сломлены уже в первые месяцы его правления.
Меры были жестокими. Не брать в плен, убивать на месте захваченных
разбойников, казнить и тех, кто дает пристанище шайкам или перекупает у
них награбленные вещи, или вообще находится с ними в сношениях,- таковы
были основные директивы. Были посланы отряды, беспощадно расправлявшиеся
не только с непосредственными виновниками и их помощниками, но и с теми
полицейскими чинами, которые оказывались виновными в попустительстве или
в слабости и бездействии власти.
Тут проявилась еще одна черта Наполеона: полнейшая беспощадность к
преступникам. У него всегда всякая вина была виновата, смягчающих обсто-
ятельств он не знал и знать не хотел. Если можно так выразиться, он
принципиально отвергал доброту, считал ее качеством, которое для прави-
теля прямо вредно, недопустимо. Когда его младший брат Людовик, назна-
ченный им в 1806 г. в Голландию королем, вздумал как-то похвалиться пе-
ред Наполеоном, что его, Людовика, в Голландии очень любят, то старший
брат сурово оборвал младшего словами: "Брат мой, когда о каком-нибудь
короле говорят, что он добр, значит царствование не удалось" (quand on
dit d'un roi qu'il est bon, le regne est manque).
Когда в апреле 1811 г. одна газета ("Gazette de France") вздумала в
избытке усердия самым елейным и восторженным тоном сообщить о "доброте"
императора, который на радостях по случаю рождения наследника удовлетво-
рил какого-то просителя, то Наполеона это так взорвало, что он сейчас же
написал министру полиции: "Господин герцог Ровиго, кто позволил "Gazette
de France" поместить очень глупую статью, которая там сегодня напечатана
обо мне?" - и приказал немедленно убрать редактора, так как "человек
этот делает слишком много пошлостей" (trop de niaiseries). "Отнимите у
него редактирование газеты!" Кажется, Наполеон скорее простил бы, если
бы о нем распространился слух, что он зверь, чем возводили бы на него
напраслину, будто он добр. Все это выявилось с течением времени, но уже
свирепая массовая расправа с разбойниками показала, что новый правитель,
в прямое опровержение известного афоризма, решительно предпочитает ско-
рее покарать десять невиновных, чем пощадить или упустить из рук одного
виновного.
Одновременно с очищением Франции от разбойничьих шаек Бонапарт обра-
тил самое пристальное внимание на Вандею.
Здесь по-прежнему дворянству и духовенству удалось (по целому ряду
специфических экономических причин, свойственных этой провинции и сопре-
дельной с нею южной части Нормандии) увлечь за собой часть крестьян, ор-
ганизовать их, вооружить превосходным оружием, которое доставляли им с
моря англичане, и, пользуясь лесами и болотами, вести долгую партизанс-
кую борьбу против всех правительств революции. С вандейцами и шуанами
