размерны с численной силой нашего населения. Следовало призвать все на-
селение целиком к оружию, но я признаю, что прогресс общественного быта,
смягчение нравов не позволяют обратить всю нацию в солдат". Сенаторы,
если бы они не разучились за время царствования Наполеона пользоваться
даром слова, могли бы возразить императору, что он скромничает, что он
именно и обратил уже всю нацию, кроме женщин, детей и стариков, в сол-
дат. "Я ошибся, я и должен страдать,- продолжал император.- Франция ни-
чем не погрешила, она мне щедро дала свою кровь, она не отказала мне ни
в одной жертве". Свое же личное самопожертвование он усматривал в том,
что заключает мир и отказывается от "самого большого честолюбия, какое
когда-либо было". "Во имя счастья моего народа я пожертвую величием, ко-
торое могло бы осуществиться лишь такими усилиями, каких я не хочу более
требовать".
Редко когда Наполеон говорил так откровенно, как в этот раз. Но сена-
торам он верил очень мало. Сегодняшние рабы, завтрашние изменники - вот
к чему, по-видимому, сводилось его суждение о них. В измене Талейрана он
уже не сомневался. Еще после Лейпцига, в ноябре 1813 г., едва вернувшись
в Париж, он на одном из общих приемов остановился возле Талейрана: "За-
чем вы тут? - закричал он ему.- Берегитесь, ничего нельзя выиграть, бо-
рясь против моего могущества. Я объявляю вам, что если бы я опасно забо-
лел, то вы умерли бы до меня".
Но он не расстрелял Талейрана, как того некоторое время опасался ста-
рый дипломат, а в январе 1814 г. Наполеон даже предложил ему вместе с
Коленкуром ехать для переговоров и грозно поднял кулак, когда тот отка-
зался.
Не верил он и Фуше. Но в этот момент он и маршалам перестал верить.
Он верил только солдатам, не тем совсем юным мальчикам, которых он отор-
вал от их семейств последние два года, а старослуживым. Но мало их уже
оставалось, их кости разбросаны были и около Рима, и около Мадрида, и
недалеко от Иерусалима, и между Москвой и Березиной, и возле Лейпцига.
Ему пришлось спешно созвать уцелевших старых солдат из Испании, из Гол-
ландии, из Италии. И все-таки он хотел битв, а не мирных переговоров.
Впрочем, теперь, после двух месяцев проволочек и после уже состоявше-
гося вторжения во Францию, убедившись в страшной усталости страны, в ши-
роких размерах дезертирства вновь призванных во Франции возрастов, союз-
ники уже утвердились на том, что они предложат Наполеону границы Фран-
ции, какие страна имела в 1790 г., т. е. без Бельгии, без Голландии, без
Савойи, без той части левого берега Рейна, которая была присоединена в
эпоху революционных войн. Это было меньше того, что они предлагали в но-
ябре 1813 г. На этот новый мир они все были согласны, даже лорд
Кэстльри, лично прибывший в главную квартиру союзников.
Мирный конгресс собрался в Шатильоне. Конечно, из этих переговоров
ровно ничего не вышло.
"Я так взволнован гнусным проектом (мирного договора), который вы мне
прислали, что я считаю себя уже обесчещенным тем, что нам его предлага-
ют,- писал Наполеон своему представителю на Шатильонском конгрессе, Ко-
ленкуру, который сообщал ему, что это последняя надежда сохранить импе-
раторский престол и предупредить воцарение Бурбонов при помощи союзных
армий.- Вы все говорите о Бурбонах, но я предпочел бы видеть во Франции
Бурбонов с разумными условиями (мира), чем принять гнусные условия, ко-
торые вы мне посылаете!"
Война, и только война, должна была решить все. Шатильонский конгресс
ровно ни к чему не привел и разошелся. Но это было уже в разгаре отчаян-
ной борьбы, которую вел Наполеон против союзников.
В ночь с 24 на 25 января 1814 г. Наполеон должен был выехать к армии.
Регентшей империи он назначил свою жену, императрицу Марию-Луизу. В слу-
чае смерти Наполеона на императорский престол должен был немедленно
вступить его трехлетний сын, римский король, при продолжающемся ре-
гентстве матери. Наполеон так любил это маленькое существо, как он в
своей жизни никогда никого не любил. Знавшие Наполеона даже и не подоз-
ревали в нем вообще способности до такой степени к кому бы то ни было
привязываться. Барон Меневаль, один из личных секретарей Наполеона, го-
ворит, что был ли занят император у своего стола, писал ли, читал ли у
камина,- ребенок не сходил с его колен, не хотел покидать его кабинета,
требовал, чтобы отец играл с ним в солдатики. Он один во всем дворце
нисколько не боялся императора и чувствовал себя в кабинете отца полным
хозяином. 24 января Наполеон весь день провел у себя в кабинете за сроч-
ными делами, которые нужно было устроить перед отъездом на эту решающую
войну, перед грозной боевой встречей со всей Европой, поднявшейся против
него. Ребенок со своей деревянной лошадкой был, как всегда, около отца,
и так как ему, по-видимому, надоело наблюдать возню Наполеона с бумага-
ми, то он стал дергать отца за фалды сюртука, требуя внимания к себе.
Император взял его на руки и стал подкидывать кверху и ловить. Маленький
римский король был в полнейшем восторге и без счета целовал отца. Но
наступил вечер, и его унесли спать. В три часа утра дежурившая в эту
ночь в детской спальне няня увидела неожиданно вошедшего потихоньку ("a
pas de loup") Наполеона, не знавшего, что за ним наблюдают. Войдя, он
неподвижно постоял около кровати спавшего глубоким сном ребенка, долго
глядел на него, не спуская глаз, и вышел. Через минуту он уже был в эки-
паже и мчался к армии. Больше он уже никогда не видел своего сына.
Подготовка новобранцев не была закончена, наборы продолжались, гото-
вых к бою солдат у Наполеона и его маршалов оказалось всего около 47 ты-
сяч человек, а у вторгшихся союзников - около 230 тысяч да почти столько
же шло разными дорогами им на подмогу. Маршалы почти все - даже Ней -
пали духом. Только Наполеон был бодр, оживлен и старался вдохнуть и в
них бодрость. "Он казался энергичным, помолодевшим",- передавали очевид-
цы.
Уже на другой день по прибытии в Витри, 26 января, Наполеон, стянув к
себе силы маршалов, выбил части Блюхера из Сен-Дизье. Оттуда, выследив
движение корпуса Блюхера, Наполеон двинул свои силы против него и против
русского корпуса Остен-Сакена и 31 января при Бриенне, после упорного
боя, одержал новую победу. Это необыкновенно подняло дух приунывших пе-
ред прибытием Наполеона солдат.
Тотчас после поражения Блюхер поспешил к Бар-сюр-Об, где были сосре-
доточены главные силы Шварценберга. Союзники располагали силами в 122
тысячи человек между Шомоном и Бар-сюр-Об.
У Наполеона в этот момент было несколько больше 30 тысяч, но он решил
не отступать, а принять бой. Битва при Ла Ротъере началась рано утром 1
февраля и длилась до 10 часов. Наполеон после этого боя, никем не прес-
ледуемый, перешел через реку Об и вошел 3 февраля в г. Труа. Сражение
при Ла Ротьере оставило у французов впечатление почти выигранной битвы:
так успешно шла защита Наполеона против сил, в четыре-пять раз превосхо-
дивших его армию. Но положение все-таки оставалось крайне опасным, подк-
реплений подходило мало и поступали они медленно. Ней, Макдональд,
Бертье, Мармон считали, что единственное спасение императорского трона -
в мирных переговорах, а когда конгресс в Шатильоне остался безрезультат-
ным, то маршалы совсем пали духом.
Но Наполеон, по мере возрастания опасностей, становился все энергич-
нее. Еще в 1812 г. маршалы видели некоторое как бы отяжеление, утомление
Наполеона, ослабление его военного гения. Но теперь, в феврале и марте
1814 г., они глазам своим не верили: перед ними опять был генерал Бона-
парт, молодой герой Италии и Египта. Как будто и не бывало 15 лет
царствования, непрерывных кровавых войн, самодержавного управления ко-
лоссальной империей и вассальной Европой. Он поддерживал дух маршалов,
бодрость солдат, успокаивал оставшихся в Париже министров. 10 февраля,
после нескольких быстрых переходов, он напал на стоявший у Шампобера
корпус Олсуфьева и разбил его наголову. Больше 1500 русских было переби-
то, около 3 тысяч (вместе с самим Олсуфьевым) было взято в плен, ос-
тальные бежали.
Наполеон вечером сказал своим маршалам: "Если завтра я буду так
счастлив, как сегодня, то в 15 дней я отброшу неприятеля к Рейну, а от
Рейна до Вислы - всего один шаг".
На другой день он повернул от Шампобера к Монмирайлю, где стояли
русские и пруссаки. Битва при Монмирайле, происшедшая 11 февраля, кончи-
лась новой блестящей победой Наполеона. Неприятель потерял из 20 тыс.,
сражавшихся под союзными знаменами в этот день, около 8 тысяч человек, а
Наполеон меньше 1 тысячи. Союзники поспешно отступали с поля битвы. Не-
медленно после этого Наполеон устремился к Шато-Тьери, где стояло около
18 тысяч пруссаков и около 10 тысяч русских. "Я нашел свои сапоги
итальянской кампании",- воскликнул Наполеон, вспомнив свои молниеносные
победы 1796 г.
Военные критики находят кампанию 1814 г. одной из самых замечательных
частей наполеоновской эпохи с точки зрения стратегического творчества
императора.
Битва при Шато-Тьери 12 февраля кончилась новой большой победой Напо-
леона. Если бы не ошибочное движение и опоздание маршала Макдональда,
дело кончилось бы полным истреблением сражавшихся у Шато-Тьери союзных
сил. 13 февраля Блюхер разбил и отбросил маршала Мармона. Но 14 февраля
подоспевший на помощь Мармону Наполеон разбил снова Блюхера в битве при
Вошане. Блюхер потерял около 9 тысяч человек. К Наполеону подходили
подкрепления, а союзники потерпели ряд поражений, и все-таки положение
императора оставалось критическим; у союзников в наличии сил было гораз-
до больше, чем у него. Но эти неожиданные, ежедневно следующие одна за
другой победы Наполеона так смутили союзников, что числившийся главноко-
мандующим Шварценберг послал в лагерь Наполеона адъютанта с просьбой о
перемирии. Новые две битвы - при Мормане и при Вильневе, тоже окончивши-
еся победой французов,- побудили союзников к этому неожиданному шагу -
просьбе о перемирии. Наполеон отказал посланцу Шварценберга (графу Пар-
ру) в личном свидании, а письмо Шварценберга принял, но отложил свой от-
вет.
"Я взял от 30 до 40 тысяч пленных; я взял 200 пушек и большое коли-
чество генералов",- писал он Коленкуру и заявлял при этом, что может
примириться с коалицией только на основании оставления за Францией ее
"естественных границ" (Рейн, Альпы, Пиренеи). На перемирие он не согла-
сился.
18 февраля произошла новая битва при Монтеро, и опять союзники поте-
ряли убитыми и ранеными 3 тысячи, а пленными - 4 тысячи человек и были
отброшены.
Наполеон, по отзывам даже неприятельских наблюдателей и мемуаристов,
превзошел самого себя в этой, казалось, совсем безнадежной кампании 1814
г. Но солдат было мало, а маршалы (Виктор, Ожеро) были утомлены до пос-
ледней степени и делали ряд ошибок, поэтому Наполеон не мог использовать
полностью свои неожиданные в тот момент и блестящие победы. Наполеон
гневно и нетерпеливо выговаривал маршалам и торопил их. "Какие жалкие
оправдания вы мне приводите, Ожеро! Я уничтожил 80 тысяч врагов с по-
мощью новобранцев, которые были еле одеты... Если ваши 60 лет вас тяго-
тят, сдайте командование!.." "Император никак не желал понять, что не
все его подчиненные - Наполеоны",- говорил потом, вспоминая об этом вре-
мени, один из его генералов.
Шварценберг собрал военный совет, спросил мнения императора Александ-
ра, прусского короля, австрийского императора, и было решено снова пред-
ложить Наполеону перемирие.
К Наполеону был послан один из знатнейших в Австрии владетельных кня-
зей, Лихтенштейн, с новым предложением о перемирии. Было ясно, что союз-
ники серьезно встревожены и что некоторые из них очень хотели бы кончить
поскорее, и кончить компромиссом.
