твой мир!
Ехали мы 4 дня. Потом мне надо было попасть на вокзал и
купить билет до Свердловска. С великими трудами добрались мы и
до Свердловска. Багаж свой я оставила в камере хранения, взяла
только сумку с едой, и мы пошли... на Уралмаш, куда же еще?!
Пришли. Так и так, говорю я на проходной -- где тут у вас
общежитие для рабочих? -- Добры-люди рассказали мне -- куда
идти, как найти. Оказалось далеко, километра 2 будет, а идти
надо будет железнодорожным полотном. Вечер кончался и наступала
темнота такая -- хоть глаз выколи! -- Скорее, сыночек, скорее,
надо успеть! А сыночек мой раскис, спать хочет, капризничает.
Эх!.. схватила я ребенка на руки и зашагала по шпалам. В одной
руке сумка, на другой руке трехлетний спящий мальчик, рук
переменить не могу, выбиваюсь из сил -- скорее бы дойти!
Впервые я от досады и усталости плохо подумала о Володе, плохо
и несправедливо: ведь он же просил меня никуда не выезжать,
оставаться на зиму в поселке. Он-то лучше меня предвидел все
эти трудности!
Но -- вот и общежитие. Вхожу в вестибюль -- меня встречает
женщина -- привратник. -- Кого надо? Вы к кому? -- спрашивает.
Говорю -- к мужу я. В какой он комнате живет? Сходите туда, мы
подождем. -- Привратница проверила по журналу -- да, есть
такой, сейчас вызову. Стоим, ждем. Привратница возвратилась, но
почему-то одна. -- А где же?.. -- Уехал ваш муж, милая! Вчера
взял расчет и уехал! -- То есть... как уехал? Куда уехал? --
плохо соображая спрашивала я привратницу не своим голосом. --
Куда же мне теперь деваться-то? -- чуть не плача говорила я,
чтобы хоть как-то ухватиться, удержаться... -- Можно, я
останусь здесь до утра? -- Нет, этого не положено, у нас не
ночлежный дом.
-- Тогда, возьмите меня к себе, где вы живете. Я --
заплачу, хорошо заплачу вам...
-- Не могу. У меня дома нет никого, откуда я знаю -- кто
ты?
-- Поверьте, я -- честный человек, я заплачу... У меня
сынишка на руках, куда же я денусь!. .
Насилу-насилу я уговорила эту недоверчивую бабу -- пустить
нас переночевать. Она проводила меня к себе, постлала на пол
какую-то ветошь, закрыла дверь на ключ и ушла. Пол был ледяной.
Я прижала ребенка как можно плотнее к себе и только стала
засыпать, как чувствую -- по мне кто-то пробежал. Кошка --
подумала я. Но вот еще и еще... послышался писк, началась
возня... Крысы! О, Боже, только этого не хватало! А я так боюсь
и ненавижу крыс! Всю ночь я сидела и отпугивала от себя этих
отвратительных тварей. Утром пришла хозяйка. Я заплатила ей за
ночь, как за хороший номер в гостинице и скорее -- на вокзал.
Ехали мы туда на трамвае и по пути под наш трамвай попал
ребенок -- мальчик лет 10-ти. Мы долго стояли на пути, ждали и
волновались, и переживали этот несчастный случай. С тех пор
город Свердловск я невзлюбила. Он для меня стал местом всех
самых тяжелых несчастий -- сильного холода, нечеловеческой
усталости, крыс на ледяном полу, перерезанного трамваем ребенка
и потери мужа.
Я -- потеряла Володю. Куда же ехать с ребенком, кто ждет
меня? Мама! И только к ней. Там, у нее в домике можно со всем
смириться из-за ее преданной любви к внуку. На последние деньги
я купила билет до нашего родного места. Всю дорогу голова моя
занята одним: где Володя? Как искать его? С чего начинать?
Приехали мы в Москву, а там -- пересадка. И не хватило мне трех
рублей доплаты за багаж. Я просила, я умоляла -- послать багаж
доплатой на месте назначения. Ничего не помогло! Не разрешается
-- и все. Выходило так, что багаж мой надо было бросать где-то
на перроне. О, железнодорожная, неумолимая, неупросимая, во
истину железная подлость! Я стояла в багажной конторе и горько
плакала. Вдруг ко мне подошел какой-то мужчина и заговорил
по-русски, но с сильным английским акцентом. Он сказал:
"Женщина, не надо убиваться так из-за трех рублей. Нате,
возьмите их и -- поезжайте".
Я чуть сквозь землю не провалилась! Соотечественники меня
буквально уничтожали. а иностранец -- выручил! А ведь это мог
сделать любой конторский служащий -- дать мне такую малость --
3 рубля! -- я бы их непременно выслала бы обратно с чувством
глубокой благодарности за оказанное доверие (только так
воспитываются, по-моему, добрые взаимоотношения между
гражданами). Но, как говорится -- нет пророка в отечестве
своем.
Домой пришли мы с сыном рано утром. Стучимся; открывает
нам мама. Открывает она дверь и тут же падает мне на руки. "Что
случилось, мама?" -- спрашиваю я. -- 0х, не спрашивай лучше!
Такое горе, такое горе..." -- и мама заголосила так, что у меня
мороз побежал по спине. -- "Да в чем дело, рассказывай толком,
мама!" -- "Ох, Верку нашу убили, убили..." -- снова заголосила
мама.
Вера Ивановна -- учительница, жена моего брата Володи.
Брат, я знала, уехал куда-то за Свердловск, на какие-то золотые
прииски. Во время летних каникул Вера взяла с собой старшего
сына Вовку и поехала к брату на прииск. И вот прошло уже три
месяца, а от них -- ни слуху, ни духу. У мамы остался младший
ребенок Веры -- Вадимка. Мать моя стала бить тревогу, посылать
телеграммы, посылать официальные запросы через милицию -- нет
ответа! Тогда моя мама, женщина с хорошим воображением,
сочинила сама версию о том, что Веру убила ее соперница. Какая
соперница и откуда она взялась? На эти вопросы мама только
руками разводила -- не знаю, говорит, какая она есть, но без
соперницы тут не обошлось! Уж это так всегда бывает!.. --
Попробуй разубедить маму, если она что либо вдолбит себе в
голову, -- размышляла я, -- Но, однако, где же Вера? Не такая
она мать, чтобы бросить на чьи-либо руки сына и забыть о нем.
Да, тут что-то есть...
Ехать в Свердловск для розысков Веры у меня явно не было
денег на билет. Тогда на семейном совете мы порешили так: У
сестры Шуры есть один разовый бесплатный билет во все концы
страны. Она его не использовала, поскольку ей ехать просто
некуда. Так вот я должна буду использовать этот проездной
документ, явно оторвав Шурину фотокарточку и наклеив свою
физиономию. Да, но на уголке фотографии -- кусочек круглой
печати, градусов на 35-40. Тогда я, не долго думая, срезала
кусочек картофелины, вырезала на нем какие-то буковки, намазала
лиловым чернилом и -- ляпнула. И ведь получилось! И отнюдь не
хуже государевой печати. Ну что ж, размышляла я при этом,
ничего преступного нет с моей стороны. Ведь если официальные
учреждения ничего не делают по части розысков пропавшего
человека и не отвечают на запросы близких родственников, то я
сама сделаю эти розыски, но -- за счет государства! Вот так.
Медлить было нечего, и я поехала. Денег ни копейки, ехать трое
суток. Выдержу? Залегла я на среднюю полочку и решила проспать
все эти сутки. Но внизу ехали какие-то гражданские летчики,
молодые ребята и всю дорогу пили красное вино и ели свой
летчицкий паек. На второй день они ко мне привязываться стали:
"Зачем так много спать? Вставайте, девушка, в карты
поиграем..." и т. д. Я слезла с полки. Видят они, что я ничего
не ем, не пью, спрашивают -- здорова ли я? -- Здорова, говорю,
только забыла дома сумку с едой. -- Да что вы!.. Так --
пожалуйста, вот что у нас есть -- кушайте! Пожалуйста, не
стесняйтесь! -- Так меня накормили добродушные ребята --
летчики, ехавшие в отпуск к родным.
Моя личная беда -- потеря Володи -- немножко отодвинулась
от меня, а вперед выдвинулась страшная история с убийством
Веры. С этими мрачными мыслями о судьбе Веры я и доехала до
станции Выя. Там нужно было пересесть на узкоколейную дорогу --
на поезд с кукушкой" и проехать что-то около 120 км. до станции
Ляля. а уж откуда -- автомашиной 76 км. по горной дороге до
поселка К. Я знала, что будет пересадка на "кукушку" и
сохранила деньги на этот билет. Но когда я доехала до конечной
станции, то на автомашину у меня не было уже ни копейки. Ну да
Бог милостив! Пошла я к месту стоянки грузовых машин.
Разговорилась с шоферами: -- так и так, мол, мне в К. нужно, не
довезете ли? -- А вы к кому туда едете-то? -- спрашивают. -- К
брату, говорю, и называю имя брата. -- Так вы сестра Владимира
Яковлевича? Нашего Володи? О, садитесь, довезем, конечно, ну
как же! Володя-то наш дружок!..
Поехали. Дорогой-то я боюсь и спрашивать -- как он,
Володя, живет-то. С кем? И шофера -- ничего необыкновенного не
рассказывают. Значит -- все благополучно? Так мучимая этими
предположениями я доехала до поселка, и даже до гостиницы, где
проживал брат Володя. Слезла я с машины и говорю: -- простите
меня, но денег у меня решительно нету. -- А мне в ответ: А вы
думаете, что мы что-нибудь взяли бы с сестры Владимира
Яковлевича?.. -- Поблагодарила я этих великодушных ребят и
зашла в гостиницу -- большой одноэтажный дом. Встретила меня
хозяйка гостиницы, я спрашиваю у нее, какой номер занимает
Владимир Яковлевич? Она назвала, и я пошла по длинному
затемненному коридору, поглядывая то налево, то направо в
поисках нужного номера. Вот он! Стучусь -- кто-то тихо
отозвался -- да-да. Открываю дверь и... Это было так
неожиданно, что чемоданчик выпал из моих руки я пошатнулась:
передо мною стоял мой муж -- Володя! И он тоже был не меньше
ошеломлен моим внезапным появлением. Как? Откуда? Почему? --
посыпались вопросы со всех сторон:
-- Где Вера? -- спрашиваю.
-- Да здесь Вера, работает в школе!
-- И ее никто не убивал?
-- Как -- не убивал? За что?
-- Да вот, мама моя удостоверяет полностью, что у Веры
есть соперница, и что эта соперница убила Веру!
Володя, муж мой, знает свою тещу, он все понял, и мы
начинаем хохотать. "Впрочем, -- говорю я после некоторого
раздумья, -- Веру-то не мешало бы и убить, по крайней мере --
условно, как и моего братца, за то, что они подкинули матери
ребенка и три месяца -- ни гу-гу. Ну, что за бессовестная
публика! Мама с ума сходит, плачет день и ночь, а они... Вот уж
действительно -- эгоисты и подлецы!"
В это время у двери послышался топот ног: это пришли домой
"эгоисты и подлецы" -- брат Володя, Вера и племянник Вовка. --
"Здравствуйте!" Только я хотела наброситься с упреками и
обвинениями на невестку и брата, как Владимир Яковлевич,
предвидя это, начал распускать павлиний хвост своего
неотразимого обаяния -- все свои актерские данные великолепного
комика, и мне ничего не оставалось, как покатываться со смеху.
Мой брат Володя был артист чистейшей воды. Его врожденный
артистизм проходил через всю его жизнь -- где бы он ни был, что
бы он ни делал. Вокруг него всегда был антураж -- окружение
людей, любящих юмор и смех (а кто не любит? разве что --
палачи). Мой брат владел едва ли не высочайшим качеством актера
-- он был великолепный импровизатор и пародист. Поселок, в
котором он теперь жил, обожал Володю. И только поэтому, только
благодаря таланту смешить до упада людей, Владимиру Яковлевичу
прощалась его страсть к спиртному. Во хмелю-то он был буен,
часто лез в драки, ломал бильярдные кии и разбивал буфетные
стойки. И каждый раз на него вот-вот организовывалось "дело" в
нарсуде. И каждый раз, когда его начинали судить за
какое-нибудь очередное буйство, зал суда набивался людьми до
отказа. Суд этот вдруг превращался в настоящее театральное
действо. Это был сущий моноспектакль! Володя, мне кажется,
любил именно вот такие театральные подмостки, где он достигал
самой вершины в своем вдохновенном мастерстве! Он мог
одновременно представлять себя как несчастную жертву
