над соседом, которого лупит жена. И не будет для них лучшего
времяпровождения. В этом смысле дон Кондор прав: Рэба - чушь, мелочь в
сравнении с громадой традиций, правил стадности, освященных веками,
незыблемых, проверенных, доступных любому тупице из тупиц, освобождающих
от необходимости думать и интересоваться. А дон Рэба не попадет, наверное,
даже в школьную программу. "Мелкий авантюрист в эпоху укрепления
абсолютизма".
Дон Рэба, дон Рэба! Не высокий, но и не низенький, не толстый и не
очень тощий, не слишком густоволос, но и далеко не лыс. В движениях не
резок, но и не медлителен, с лицом, которое не запоминается. Которое
похоже сразу на тысячи лиц. Вежливый, галантный с дамами, внимательный
собеседник, не блещущий, впрочем, никакими особенными мыслями...
Три года назад он вынырнул из каких-то заплесневелых подвалов
дворцовой канцелярии, мелкий, незаметный чиновник, угодливый, бледненький,
даже какой-то синеватый. Потом тогдашний первый министр был вдруг
арестован и казнен, погибли под пытками несколько одуревших от ужаса,
ничего не понимающих сановников, и словно на их трупах вырос исполинским
бледным грибом этот цепкий, беспощадный гений посредственности. Он никто.
Он ниоткуда. Это не могучий ум при слабом государе, каких знала история,
не великий и страшный человек, отдающий всю жизнь идее борьбы за
объединение страны во имя автократии. Это не златолюбец-временщик,
думающий лишь о золоте и бабах, убивающий направо и налево ради власти и
властвующий, чтобы убивать. Шепотом поговаривают даже, что он и не дон
Рэба вовсе, что дон Рэба - совсем другой человек, а этот бог знает кто,
оборотень, двойник, подменыш...
Что он ни задумывал, все проваливалось. Он натравил друг на друга два
влиятельных рода в королевстве, чтобы ослабить их и начать широкое
наступление на баронство. Но роды помирились, под звон кубков
провозгласили вечный союз и отхватили у короля изрядный кусок земли,
искони принадлежавший Тоцам Арканарским. Он объявил войну Ирукану, сам
повел армию к границе, потопил ее в болотах и растерял в лесах, бросил все
на произвол судьбы и сбежал обратно в Арканар. Благодаря стараниям дона
Гуга, о котором он, конечно, и не подозревал, ему удалось добиться у
герцога Ируканского мира - ценой двух пограничных городов, а затем королю
пришлось выскрести до дна опустевшую казну, чтобы бороться с крестьянскими
восстаниями, охватившими всю страну. За такие промахи любой министр был бы
повешен за ноги на верхушке Веселой Башни, но дон Рэба каким-то образом
остался в силе. Он упразднил министерства, ведающие образованием и
благосостоянием, учредил министерство охраны короны, снял с
правительственных постов родовую аристократию и немногих ученых,
окончательно развалил экономику, написал трактат "О скотской сущности
земледельца" и, наконец, год назад организовал "охранную гвардию" - "Серые
роты". За Гитлером стояли монополии. За доном Рэбой не стоял никто, и было
очевидно, что штурмовики в конце концов сожрут его, как муху. Но он
продолжал крутить и вертеть, нагромождать нелепость на нелепость,
выкручивался, словно старался обмануть самого себя, словно не знал ничего,
кроме параноической задачи - истребить культуру. Подобно Ваге Колесу он не
имел никакого прошлого. Два года назад любой аристократический ублюдок с
презрением говорил о "ничтожном хаме, обманувшем государя", зато теперь,
какого аристократа ни спроси, всякий называет себя родственником министра
охраны короны по материнской линии.
Теперь вот ему понадобился Будах. Снова нелепость. Снова какой-то
дикий финт. Будах - книгочей. Книгочея - на кол. С шумом, с помпой, чтобы
все знали. Но шума и помпы нет. Значит, нужен живой Будах. Зачем? Не
настолько же Рэба глуп, чтобы надеяться заставить Будаха работать на себя?
А может быть, глуп? А может быть, дон Рэба просто глупый и удачливый
интриган, сам толком не знающий, чего он хочет, и с хитрым видом валяющий
дурака у всех на виду? Смешно, я три года слежу за ним и так до сих пор и
не понял, что он такое. Впрочем, если бы он следил за мной, он бы тоже не
понял. Ведь все может быть, вот что забавно! Базисная теория
конкретизирует лишь основные виды психологической целенаправленности, а на
самом деле этих видов столько же, сколько людей, у власти может оказаться
кто угодно! Например, человечек, всю жизнь занимавшийся уязвлением
соседей. Плевал в чужие кастрюли с супом, подбрасывал толченое стекло в
чужое сено. Его, конечно, сметут, но он успеет вдосталь наплеваться,
нашкодить, натешиться... И ему нет дела, что в истории о нем не останется
следа или что отдаленные потомки будут ломать голову, подгоняя его
поведение под развитую теорию исторических последовательностей.
Мне теперь уже не до теории, подумал Румата. Я знаю только одно:
человек есть объективный носитель разума, все, что мешает человеку
развивать разум, - зло, и зло это надлежит устранять в кратчайшие сроки и
любым путем. Любым? Любым ли?.. Нет, наверное, не любым. Или любым?
Слюнтяй! - подумал он про себя. - Надо решаться. Рано или поздно все равно
придется решаться.
Он вдруг вспомнил про дону Окану. Вот и решайся, подумал он. Начни
именно с этого. Если бог берется чистить нужник, пусть не думает, что у
него будут чистые пальцы... Он ощутил дурноту при мысли о том, что ему
предстоит. Но это лучше, чем убивать. Лучше грязь, чем кровь. Он на
цыпочках, чтобы не разбудить Киру, прошел в кабинет и переоделся. Повертел
в руках обруч с передатчиком, решительно сунул в ящик стола. Затем воткнул
в волосы за правым ухом белое перо - символ любви страстной, прицепил мечи
и накинул лучший плащ. Уже внизу, отодвигая засовы, подумал: а ведь если
узнает дон Рэба - конец доне Окане. Но было уже поздно возвращаться.
4
Гости уже собрались, но дона Окана еще не выходила. У золоченого
столика с закусками картинно выпивали, выгибая спины и отставляя поджарые
зады, королевские гвардейцы, прославленные дуэлями и сексуальными
похождениями. Возле камина хихикали худосочные дамочки на возрасте, ничем
не примечательные и поэтому взятые доной Оканой в конфидентки. Они сидели
рядышком на низких кушетках, а перед ними хлопотали трое старичков на
тонких, непрерывно двигающихся ногах - знаменитые щеголи времен прошлого
регентства, последние знатоки давно забытых анекдотов. Все знали, что без
этих старичков салон не салон. Посередине зала стоял, расставив ноги в
ботфортах, дон Рипат, верный и неглупый агент Руматы, лейтенант серой роты
галантерейщиков, с великолепными усами и без каких бы то ни было
принципов. Засунув большие красные руки за кожаный пояс, он слушал дона
Тамэо, путано излагавшего новый проект ущемления мужиков в пользу
торгового сословия, и время от времени поводил усом в сторону дона Сэра,
который бродил от стены к стене, видимо, в поисках двери. В углу, бросая
по сторонам предупредительные взгляды, доедали тушенного с черемшой
крокодила двое знаменитых художников-портретистов, а рядом с ними сидела в
оконной нише пожилая женщина в черном - нянька, приставленная доном Рэбой
к доне Окане. Она строго смотрела перед собой неподвижным взглядом, иногда
неожиданно ныряя всем телом вперед. В стороне от остальных развлекались
картами особа королевской крови и секретарь соанского посольства. Особа
передергивала, секретарь терпеливо улыбался. В гостиной это был
единственный человек, занятый делом: он собирал материал для очередного
посольского донесения.
Гвардейцы у столика приветствовали Румату бодрыми возгласами. Румата
дружески подмигнул им и произвел обход гостей. Он раскланялся со
старичками-щеголями, отпустил несколько комплиментов конфиденткам, которые
немедленно уставились на белое перо у него за ухом, потрепал особу
королевской крови по жирной спине и направился к дону Рипату и дону Тамэо.
Когда он проходил мимо оконной ниши, нянька снова сделала падающее
движение, и от нее пахнуло густым винным перегаром.
При виде Руматы дон Рипат выпростал руки из-под ремня и щелкнул
каблуками, а дон Тамэо вскричал вполголоса:
- Вы ли это, мой друг? Как хорошо, что вы пришли, я уже потерял
надежду... "Как лебедь с подбитым крылом взывает тоскливо к звезде..." Я
так скучал... Если бы не милейший дон Рипат, я бы умер с тоски!
Чувствовалось, что дон Тамэо протрезвился было к обеду, но
остановиться так и не смог.
- Вот как? - удивился Румата. - Мы цитируем мятежника Цурэна?
Дон Рипат сразу подобрался и хищно посмотрел на дона Тамэо.
- Э-э... - произнес дон Тамэо, потерявшись. - Цурэна? Почему,
собственно?.. Ну да, я в ироническом смысле, уверяю вас, благородные доны!
Ведь что есть Цурэн? Низкий, неблагодарный демагог. И я хотел лишь
подчеркнуть...
- Что доны Оканы здесь нет, - подхватил Румата, - и вы заскучали без
нее.
- Именно это я и хотел подчеркнуть.
- Кстати, где она?
- Ждем с минуты на минуту, - сказал дон Рипат и, поклонившись,
отошел.
Конфидентки, одинаково раскрыв рты, не отрываясь смотрели на белое
перо. Старички щеголи жеманно хихикали. Дон Тамэо, наконец, тоже заметил
перо и затрепетал.
- Мой друг! - зашептал он. - Зачем это вам? Не ровен час, войдет дон
Рэба... Правда, его не ждут сегодня, но все равно...
- Не будем об этом, - сказал Румата, нетерпеливо озираясь. Ему
хотелось, чтобы все скорее кончилось.
Гвардейцы уже приближались с чашами.
- Вы так бледны... - шептал дон Тамэо. - Я понимаю, любовь,
страсть... Но святой Мика! Государство превыше... И это опасно, наконец...
Оскорбление чувств...
В лице его что-то изменилось, и он стал пятиться, отступать,
отходить, непрерывно кланяясь. Румату обступили гвардейцы. Кто-то протянул
ему полную чашу.
- За честь и короля! - заявил один гвардеец.
- И за любовь, - добавил другой.
- Покажите ей, что такое гвардия, благородный Румата, - сказал
третий.
Румата взял чашу и вдруг увидел дону Окану. Она стояла в дверях,
обмахиваясь веером и томно покачивала плечами. Да, она была хороша! На
расстоянии она была даже прекрасна. Она была совсем не во вкусе Руматы, но
она была несомненно хороша, эта глупая, похотливая курица. Огромные синие
глаза без тени мысли и теплоты, нежный многоопытный рот, роскошное, умело
и старательно обнаженное тело... Гвардеец за спиной Руматы, видимо, не
удержавшись, довольно громко чмокнул. Румата, не глядя, сунул ему кубок и
длинными шагами направился к доне Окане. Все в гостиной отвели от них
глаза и деятельно заговорили о пустяках.
- Вы ослепительны, - пробормотал Румата, глубоко кланяясь и лязгая
мечами. - Позвольте мне быть у ваших ног... Подобно псу борзому лечь у ног
красавицы нагой и равнодушной...
Дона Окана прикрылась веером и лукаво прищурилась.
- Вы очень смелы, благородный дон, - проговорила она. - Мы, бедные
провинциалки, неспособны устоять против такого натиска... - У нее был
низкий, с хрипотцой голос. - Увы, мне остается только открыть ворота
крепости и впустить победителя...
Румата, скрипнув зубами от стыда и злости, поклонился еще глубже.
Дона Окана опустила веер и крикнула:
- Благородные доны, развлекайтесь! Мы с доном Руматой сейчас
вернемся! Я обещала ему показать мои новые ируканские ковры...
- Не покидайте нас надолго, очаровательница! - проблеял один из
старичков.
- Прелестница! - сладко произнес другой старичок. - Фея!
