Он потянулся через закуски:
- Выпей, Богдан... Ну, знаю, что не терпишь, но ради меня - должен!
Юрковский отшатнулся. Держа стаканчик в вытянутой руке, Дауге
говорил убеждающе:
- В Дымное море нас все равно не пустят. Эрго - поход окончен. Ради
этого абсолютно нельзя не выпить...
Ермаков вдруг поднялся.. Совершенно спокойно, не отрывая глаз от
циферблата часов, он сказал:
- Извините, я выключу свет. Надо осмотреть окрестности.
- П-пожалуйста, с трудом проговорил Быков, не отрывая глаз от белых
щек Дауге.
- Помогите мне, Алексей Петрович, - проговорил Ермаков. Он словно
ничего не замечал.
- П-пожалуйста, - повторил Быков.
Они поднялись в командирскую башенку. Ермаков погасил свет,
развернул дальномер в сторону юга и прильнул к окулярам. Быков нагнулся
ко второму дальномеру. Он не понимал, что делает. Он слышал только резкий
смех за спиной, непонятные слова (Дауге начал громко говорить
по-латышски), шепот Юрковского:
- Григорий... Гриша... Успокойся... Гриша...
А потом перед его глазами в свинцово-черном круге, расчерченном
фосфоресцирующими штрихами, вдруг вспыхнули одна за другой две яркие
кроваво-красные звездочки - невысоко над черной бездонной полосой
горизонта.
- Отсчет, - неожиданно хриплым голосом проговорил над ухом Ермаков.
- Отсчет, Быков! Не зевайте, черт...
Не думая, машинально и торопливо. Быков засек направление на
странные вспышки. Красные звездочки потускнели и погасли.
- ...Анатолий Борисович! Ну, скажите же вы ему, пусть выпьет! -
негодующе крикнул Дауге.
- Выпейте. Выпейте, Богдан Богданыч, - проговорил Ермаков. Он зажег
свет в башенке и с лихорадочной поспешностью принялся снимать отсчеты с
барабанов своего дальномера.
- Вот так, - с удовлетворением говорил Дауге. - Умница - командира
слушаешься. А теперь еще одну...
- Сколько у вас? - быстро спросил Ермаков.
- Высота - десять градусов ноль восемь минут, азимут тринадцать
градусов двадцать шесть минут... Но что...
- Молчите, Алексей Петрович... - Ермаков записал числа в блокнот. -
Молчите. Об этом после...
Быков взялся пальцами за нижнюю губу.
- Свет! - закричал вдруг Юрковский. - Зажгите свет! Дауге опять
плохо!..
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ГОЛКОНДЫ
"Мальчик" шел не быстро. По экрану скользили очертания частых скал,
каменного хаоса. Ермаков сидел, откинувшись на спинку кресла, положив
руки на пульт управления. Свет в транспорте был погашен. Геологи спали.
Юрковский тихонько посапывал, свернувшись клубочком; блики серебристого
света, падающего с экрана, скользили по его спокойному лицу. Дауге,
закинув голову, глухо стонал во сне, иногда принимался быстро-быстро
неразборчиво бормотать что-то. Потом вдруг открыл глаза, сказал громко,
внятно:
- Знаю, все знаю... Но что делать? За что?.. Ответь - за что?
Ермаков не обернулся. Быков долго смотрел на осунувшееся измученное
лицо друга, потом спросил:
- Анатолий Борисович, что с Дауге? Неужто это навсегда?
Ермаков чуть пожал плечами:
- Я не психиатр, Алексей Петрович. Мне трудно разобраться в этой
болезни. Я не понимаю ее. "Змеиный психоз", галлюцинации, Богдан...
Истощение организма - странное, необъяснимое... Гриппозная температура. И
все это без видимой причины. Смерть Богдана он перенес гораздо спокойнее,
чем Юрковский, переутомлялся не больше остальных... Может, это та самая
горячка, о которой говорили чехи... Только бы, Алексей Петрович,
вернуться: по опыту знаю - Земля, голубое небо лечат все небесные болезни
лучше любого врача.
- Если это какая-то особая местная болезнь, так почему мы здоровы?..
Все должны были... Впрочем... Помните, Анатолий Борисович, Дауге
несколько раз выходил из "Мальчика" без скафандра?..
- Скорей бы всем вернуться, Алексей Петрович. На Земле разобрались
бы во всем.
Помолчали. Дауге снова заговорил. Поднялся, сел, упираясь руками,
спросил удивленно: "Белее, чем алебастр? Ерунда!" и снова упал на спину,
закинув лицо. Быков потер ладонями глаза - казалось, будто тысячи иголок
впиваются в веки.
- Болят? - покосился на него Ермаков.
- Так... Немножко побаливают. А вот, Анатолий Борисович... Почему мы
не вызвали "Хиус" прямо сюда, на ракетодром? Зачем тащиться несколько
суток по плохим дорогам, если Михаил может привести планетолет сюда?..
Ермаков быстро взглянул на Быкова, лицо его потемнело. Ответил не
сразу, оглянулся на спящих, будто желая убедиться, что они не услышат:
- Да, перед началом похода я договорился с Крутиковым именно так.
Это было бы не только удобно для нас с вами, но и послужило бы испытанием
посадочной площадки. Это было бы очень хорошо, Алексей Петрович. Но...
- Но?
- Я должен был отдать приказ на переброску "Хиуса" после установки
последнего маяка. Но еще накануне... вы помните, связь с Михаилом
прервалась. Неожиданно прервалась.
- Да, я помню это.
Ермаков помолчал.
- Это был очень странный перерыв: репродуктор вдруг загудел, и я
почти перестал слышать Крутикова. Но мне показалось, что он окликнул меня
как-то... взволновано, как-то возбужденно... И с тех пор мне не удается
связаться с "Хиусом".
- Что-нибудь случилось с Михаилом?
- Да.
Быков приподнялся.
- Случилось? Что?
Ермаков, не отрывая взгляд от экрана, проговорил:
- Вы заметили две вспышки на горизонте?
- З-заметил, конечно. Но...
- Не волнуйтесь, Алексей Петрович. Оснований для беспокойства пока
нет. Пока. Во всяком случае Михаил Антонович жив и... здоров, разумеется.
Значит, планетолет в порядке. - Ермаков снова оглянулся на геологов,
понизил голос: - Я засек направление на вышки... Одним словом, вот что...
- Он осторожно остановил транспортер, снял руки с пульта и вытащил из
стола сложенный вчетверо лист плотной бумаги. Бережно развернул ее.
- Смотрите...
Это была карта исследованной области. Быков разглядел почти
правильное кольцо огромного болота, грязевого кратера, и крестик внутри
него - место посадки "Хиуса". Путь "Мальчика" через пустыню и гряду скал
к ракетодрому "Голконда-1" был нанесен четким пунктиром. Резко бросалось
в глаза чернильно-черное пятно Голконды, окаймленное бледно-серым поясом
Дымного моря.
Ермаков указал кончиком карандаша на маленький красный кружок
юго-восточнее болота:
- Вот эта точка. Вы видите, это в стороне от болота... Именно отсюда
были выпущены ракеты, если, конечно, это были ракеты. Точность
определения - пять-семь километров.
- Но как и почему мог перескочить туда "Хиус"?
- Я не говорил, что это "Хиус". Но...
- Что?
Ермаков ссутулился и погладил больную ногу.
- Вот что, Быков. Сейчас мы идем к месту посадки "Хиуса". К болоту.
Ракеты могли быть выпущены какой-нибудь экспедицией, знающей, что мы
где-то в этом районе. Возможно, это просто автоуправляемая
ракета-грузовик с продовольствием. Или там вообще ничего нет. Мы могли
видеть атмосферные вспышки... Однако они странно совпадают с нашим
условным сигналом. Во всяком случае, Алексей Петрович, все может
случится.
- Ровно в двадцать ноль-ноль? - спросил Быков.
- В двадцать двенадцать, - холодно уточнил Ермаков.
- А Михаил должен был в случае... должен был сигнализировать ровно в
двадцать?
- Да.
Быков отчетливо ощутил в груди холодок нехорошего предчувствия.
- Очень странно оборвалась связь, - продолжал Ермаков, словно
размышляя вслух. - Репродуктор загудел, и я почти перестал слышать
Крутикова. Но мне показалось, что он окликнул меня как-то...
взволнованно. Слишком взволнованно... Потом наступила тишина. И теперь
третьи сутки молчит.
Он наклонился к уху Быкова. На мгновение его глаза засветились в
сумраке кабины, как у кошки.
- Так или иначе, одну карту я отдаю вам. Спрячьте и держите при
себе. Все время держите при себе. Вторая останется у меня, я кладу ее вот
сюда, в столик. Геологам говорить ничего не надо. Очень может быть - все
это ложная тревога.
- Та-ак. Понятно. А не двинуть ли нам прямо туда? - глядя прямо в
глаза Ермакову, предложил Быков. - Если это люди, зря подавать сигналы
они не станут.
- Да. Верно. Но сначала мы пойдем к "Хиусу". А дальше - посмотрим.
Быков сложил карту, сунул ее во внутренний карман.
- Ясно. От Михаила, значит, ничего?
- Ничего, Алексей Петрович. Сейчас я подремлю немного и попытаюсь
еще раз. Держите курс на проход в скалах, возвращаемся прежним путем.
Идите прямо по карте.
- Слушаюсь. Отдыхайте, Анатолий Борисович. А... А вдруг это все-таки
Михаил?..
Ермаков спокойно пожал плечами, покачал головой:
- Не будем делать поспешных выводов.
Надолго настала тишина. Ермаков заснул, уронив голову на грудь.
Покашливают двигатели, неторопливо тикают счетчики, товарищи дышат ровно.
Даже Дауге успокоился и крепче заснул. Быков начинает подсчитывать. До
"Хиуса" - сутки, ну, скажем, двое суток. Еще через сутки - на
"Циолковском". Ну, там, туда-сюда, короче говоря, через полмесяца будем
дома, на Земле-матушке. Прежде всего - в парикмахерскую, постричься
по-человечески, а то от Гришкиной стрижки весь экипаж стоном стонет: из
Дауге парикмахер, как из Быкова геолог. Потом - Ашхабад. Значит, так.
Стучусь. Она, конечно, тетрадки проверяет, учительница моя... Милый ты
мой человек... А, черт, как глаза болят! Быков замедляет ход "Мальчика",
осторожно трет веки - больно. Ну, ничего... Это верно - Земля быстро
вылечит все небесные болезни...
Сзади шутливо-сердитый голос Дауге:
- Ты что машину качаешь? Драть тебя некому!..
- Ладно, ладно, - улыбается Быков. - Спи себе, знай, не буди людей.
Слышно, как Дауге ворочается на своем жестком ложе.
- Все, теперь не засну... А ты чего бодрствуешь, полуночник?
- Как так - чего? Машину ве...
- Да я не тебе... Богдан, слышишь?
Быков холодеет - вот оно, опять. За спиной звучит негромкий дикий
разговор-монолог:
- Тоже не спится? Ну, ясно - любовник пылкий, глаза сияют подобно
чему-то там и свету звезд... А? Нет, зачем же, я в этом смысле человек
конченый... Ты лучше скажи, в Большой театр достанешь билетик, на
"Фауста"? Ха-ха-ха!.. Да нет, серьезно... "Позвольте предложить,
преле-естная, вам руку..." Что? Не верю... Но это же коллосально! Ты
гений! Честное слово, молодец, Богдан! Ага... У меня другая заветная
мечта: отдохну на Земле, подлечусь немножко... Нет, вот волосы выпадают,
видишь - прядями целыми... Ну, у тебя не так - такую гриву никакая
радиация не возьмет... Погоди, дай досказать...
Быков не выдерживает, оглядывается. В бледном неровном свете экрана
лицо Дауге кажется черным. Он сидит, скрестив ноги, повернувшись к рации,
глаза закрыты мечтательно. В голосе такое спокойствие, такая
убежденность, что Быков вздрагивает: ему кажется, что у рации, слегка
покачиваясь, по обыкновению, на стуле, сидит Богдан - темный силуэт на
фоне поблескивающих металлом приборов.
- Подлечусь немного и отпрошусь снова сюда. Космическая
палеонтология! Новая замечательная наука! Жаль, я не специалист, но это
дело поправимое, тем более что кое-какими знаниями я обладаю... А?
Конечно, можно и так, но это времени много отберет. Я лучше во время
отпуска займусь... Конечно! Притом заметь, специалистов по венерианской
палеонтологии... Да-да-да-да!
